Вдова его величества

Глава 29

Об этом Катарина думала остаток дня.

Странно, она не испытывала страха, преисполнившись какой-то безумной уверенности, что ее защитят. Нет, разумом Катарина вполне отдавала себе отчет, что положение, в котором она оказалась, опасно. И твари непредсказуемы. Но…

Она верила. Снова. И кляла себя за эту веру. И не находила ничего лучше, как спрятаться среди вещей.

Джио только хмыкнула, увидев разложенные на полу листы альбома. А потом ушла. К себе.

Катарина ощущала ее присутствие, научилась за долгие годы, но то не мешало совершенно. Ей вновь работалось. И нефрит отозвался на первое прикосновение.

Болотники? Пускай себе…

Предательство? Ибо тот, кто отправил ее сюда, не мог не знать, что истинная Катарина Говард мертва? Тоже случается. Одним больше, одним меньше.

Джон… знал ли он? А если бы знал, возразил бы? Или тоже счел бы, что случай весьма удобен? Ведь болотники, если Катарина правильно поняла, рано или поздно наберут достаточно сил, чтобы напасть на людей. Ей вновь отвели роль жертвы, но и это больше не задевало.

Она ласково гладила камень, уговаривая его изменить форму.

Истинные артефакторы работали иначе. Катарина, когда только-только стала королевой, подумала, что уж теперь-то ее не откажутся учить. Они и не отказывались, но как-то выходило так, что все, что ей показывали, было слишком сложно. Непонятно.

Инструменты не давались в руки. А руки оказывались недостаточно ловки. Пальцы лишены должной гибкости, а сама Катарина — знаний, ведь книги по сути своей ничто, а истинные знания передаются от наставника к ученику.

Ее наставники взялись бы за голову.

Просить камень? Следовало изучить его. Вычертить сетку силовых полей, сообразно которой нанести метки и работать, медленно, постоянно сверяясь с этой сеткой, дабы не отсечь лишнего. А она? Сидит, гладит, пока камень не обретает мягкость глины. В какой-то момент он просто потек под руками Катарины, чтобы застыть, приняв новую форму. И для первого раза этого было более чем достаточно.

Она подождала, пока пройдет дрожь в руках. И, выдохнув, отложила заготовку, в которой угадывались очертания флейты, пусть несколько странной, уродливой даже, но это ведь начало.

А Катарина, смахнув пот со лба, поднялась.

Дрожали не только руки. Подгибались колени, и голова кружилась, а в животе будто разверзлась пропасть, которую следовало бы наполнить едой.

Бросив взгляд на часы, Катарина убедилась, что время шло к ужину. Хорошо.

Она заставила себя собрать записи и уложила их в ящик. Туда же отправилась и флейта. Вот так. Осталось привести себя в порядок.

— Ты совсем не боишься? — Джио стояла в дверях.

— Боюсь.

— Но не бежишь?

— Наверное, я устала бегать, — призналась Катарина.

Ей шел этот костюм. Черные штаны, столь узкие, что они не просто облегали ноги, но подчеркивали их невероятную худобу. Белая рубаха с жестким стоячим воротничком, дублет цвета темного золота с более темными рукавами, которые крепились к дублету черным шнуром. Поблескивали драгоценные камни, казавшиеся в полутьме чешуей.

— Сейчас, к слову, было бы самое время.

— Куда? Как ты думаешь, как скоро меня вернут на место?

— Скоро, — губы Джио растянулись в улыбке. — И я рада, что ты это понимаешь, девонька.

— Путь во дворец ведь закрыт?

— Верно.

— А… мой отец… он сохранил над тобой власть?

Легкий наклон головы.

— И если он прикажет, ты убьешь меня?

— Нет. Пожалуй, что нет. Наша кровь смешалась, а это многое дает. Люди изрядно недооценивают силу крови и то, сколь добровольно она отдана, — Джио стянула темные волосы в хвост. — Но и помочь тебе я вряд ли смогу.

— Спасибо, — Катарина тронула камни, что так и висели на кожаном шнурке. Она не слишком жаловала всякого рода браслеты, особенно после тех, железных, которые надевали на суд отнюдь не потому, что в них имелась нужда, но из желания угодить его величеству. Но к этим камням привыкла вот настолько, что вовсе их не замечала.

— Пожалуйста. И да, моя кровь не позволит этим тварям завладеть твоим маленьким, но весьма хорошеньким тельцем, — палец Джио уперся ей в лоб. — Полагаю, они уже пробовали. И разочаровались.

— И решили меня убить?

— С тобой здесь стало слишком людно, полагаю…

— А ты… — вспыхнула надежда. — Ты… не знаешь, кто из них?

Джио покачала головой:

— В моем истинном обличье я бы почуяла. А это… это как будто тебе обрубили руки и ноги и засунули в темный деревянный ящик, в котором есть пара дырок, но этого не хватит, чтобы и вправду что-то разглядеть.

— Я… не знала.

Катарина ощутила острый укол совести. Ведь это отчасти из-за нее отец не отпустил Джио, когда та перестала быть ему нужна.

— Брось, лапонька. Твой отец из той породы людей, что и дохлую лошадь сумеют пристроить с немалой выгодой, — сказала она. — Я же пока еще жива. И постараюсь живой оставаться. — Ее губы растянулись сильнее, и показались острые длинные зубы. — Да и ты постарайся.

— Постараюсь.

Джио протянула руку:

— Ужин скоро.

И Катарина ее приняла.

Кайден метался по зале, которая еще недавно была огромна и пуста. Пустота осталась. Она жадно ловила звук его шагов, возвращая эхом. А вот стены, серые, гладкие, слегка прикрытые лоскутками древних флагов, норовили его остановить.

Пять шагов. Поворот. И снова пять. Призрак сам прыгает в руку, чтобы потечь, теряя свой обычный облик. Тварь, из него вышедшая, уродливая. Ее змеевидное тело толсто, а лапы тонки и кривоваты, ее шея что ветка, на которой держится перезрелый плод головы. Поблескивает ожившей тьмой безглазая морда. И длинный язык, вывалившись из пасти, свисает едва ли не до пола. А по нему, одна за другой, стекают капли.

Призрак урчит. И поворачивается к Дугласу, которого трогать запрещено, но ведь все течет, все меняется…

— Сидеть, — Кайден остановился в центре тренировочного зала и позволил себе выдохнуть. — Сидеть, тварь.

Его рука сжала невидимый поводок, и Призрак заурчал.

— Ты слишком беспокоен, — заметил Дуглас.

Он устроился под скрещенными булавами, принадлежавшими, если верить семейной легенде, вождю племени вандалов, который то ли был побежден, то ли женился на дочери славного рода Гленстон, то ли сначала был побежден, а потом женился…