Страница 135 из 136
Эпилог
Киты и вправду умели петь. Их голоса, протяжные, наполненные какой-то неизбывной тоски, летели над морем. И то успокаивалось, отпускало утреннюю серость, окрашиваясь в сине-зеленые тона. Оно подбиралось к самому берегу, оставляя на камнях клочья пены.
Кружили чайки. И голоса их вплетались в чудесную песню.
— Вон там, видишь? — Кайден повернул ее. — Темное…
Катарина видела.
Обрыв. И стену, возведенную сотни лет тому. Она успела порасти мхом, покрыться тончайшими трещинами, по которым поднимался все тот же вездесущий плющ. Правда, здесь, на этом берегу, листья его то и дело покрывались инеем, но плющ будто бы не замечал.
Катарина видела море где-то внизу, далекое, как прошлая жизнь. И китов, что казались огромными тенями. Изредка они поднимались, и тогда Катарина замирала зачарованная, боясь спугнуть это ставшее вдруг близким чудо.
— Замерзнешь, — проворчал Кайден, поплотнее укутывая ее в плащ из меха невероятной белизны.
Катарина все собиралась спросить, какому зверю принадлежал он, но потом почему-то забывала. И опять собиралась. И снова забывала.
— Не с тобой.
Она стояла бы вечность. Просто глядя, дыша воздухом, одновременно и соленым, и горьким, наслаждаясь каждым мгновением этого утра, которое было ничем не хуже вчерашнего. И позавчерашнего. И того, которое было раньше. И все равно у Катарины не получалось поверить, что она и вправду поселилась здесь.
На краю мира.
На острове, который, как выразилась Джио, крылом накрыть можно. Преувеличила, конечно, островок был вовсе не так уж мал. И от Большой земли его отделял узкий пролив. В хорошую погоду эту Большую землю и увидеть можно было, яркую, зеленую, укрытую перинами тумана, разрисованную скалами и огнями далеких костров.
Здесь жили люди.
Строили дома из белого камня, накрывая крыши камнем же, который раскалывали на тончайшие пластины. Они связывали их глиной и заклятиями, и крыши становились в достаточной мере прочны, чтобы выдержать зимние бури.
Люди делали узкие лодки, столь легкие, что и женщина могла перенести их на плече. И выходили в море охотиться на тюленей.
Женщины ловили рыбу. И крюками собирали со дна водоросли, тонкие и хрупкие, которые сушили, чтобы, высушенные, вымочить в темном растворе, и вычесать, и спрясть. И пряжа выходила крепкой и легкой. Из нее делали ткань, которую раскрашивали алым. И синим.
Здесь помнили прежний мир, и Кайдена приняли частью его. И Катарину, хотя в глазах местных женщин она порой видела удивление. И понимала его.
Она… она была чужой.
Слишком хрупкой. Слишком тонкой. Слишком светлой. И все же…
Она сделала глубокий вдох и прижалась к мужу. В его руках было тепло. А ветер… к ветру Катарина привыкла сразу.
И к солнцу, которое не грело, но все же умудрялось опалить. И вызывало к жизни веснушки… местных они заворожили до того, что некоторые девушки стали рисовать их соком чистотела.
Это казалось забавным.
— Ты в море пойдешь?
Отпускать его не хотелось. И пусть корабль Кайдена, сделанный из зачарованного дерева, был прочным, но все же море непредсказуемо. И ревниво.
— Пойду, — он коснулся губами волос. — Если отпустишь.
Отпустит. Катарина уже научилась и отпускать, и ждать. Вечерами, когда солнце стремительно несется к водам и те вспыхивают всеми оттенками пламени. Научилась слушать ветер. И чувствовать приближение бурь.
Не бояться. Проверять, закрыты ли ставни. Разожжены ли камины. Горит ли пламя в сигнальной башне. Кормить его смесью трав, что рождала светлый, белый почти дым, который так хорошо виден на закате.
— Куда?
— К дальним скалам, — Кайден не удержался и потянул губами прядку волос. — Рыбаки говорили, что в последние годы там неспокойно. Пойду проверю… и змей со мной.
— Сбежал?
Здесь много островов. И гор.
И старых замков, что были поставлены в незапамятные времена, а после заброшены. И так, заброшенные, одинокие, они коротали свой век, постепенно приходя в запустение. И быть может, когда-то у ветров выйдет разрушить скрепленные старой кровью стены, и тогда люди растащат камни, а память… память уйдет и того раньше.
Но пока замки жили. И два из них нашли себе хозяев.
— Кто ж его отпустит, — Кайден набросил на голову Катарины капюшон. — Особенно теперь. Он, конечно, волнуется…
Катарина фыркнула.
Сказано так, будто Кайден ничуть не волнуется.
— Опасается, как бы натура свое не взяла…
— Не возьмет. Рядом с Джио он другой. И на змея не похож. Это потому, что ее огня хватает на двоих. Как и его благоразумия, — Катарина закрыла глаза, наслаждаясь последними минутами покоя. Скоро скрипнет старая дверь, впуская экономку, у которой наверняка найдется дюжина вопросов, не терпящих отлагательства.
В мыловарни заглянуть надо.
А к полудню овец пригнать должны на стрижку. И пусть тут уж экономка станет возражать, мол, негоже хозяйке студеным днем из замка выходить, особенно в нынешнем-то положении.
Или остаться в мастерской?
Вчера в голову пришла удивительная по простоте своей мысль. И если пока работать в полную силу Катарина опасается, то сделать пару набросков ей никто не помешает. Она улыбнулась.
— Ты красивая.
— Я старая.
— Мир тоже старый, но все равно красивый.
— Мир — это другое… вот… лет через пять или десять…
— И через двадцать, и через тридцать, — Кайден обнял ее крепко и осторожно. — Возможно, через сорок или пятьдесят, когда я сам стану старым и хромым, буду ворчать, как Дуглас.
— Он не ворчит, а наставляет.
— Вот пусть сына моего и наставляет, а я уже взрослый, — его ладонь легла на живот Катарины.
— А если дочь?
— Думаешь, дочери в наставлениях не нуждаются? — тепло, исходившее от рук Кайдена, проникло и сквозь мех. — Еще как… а когда ей исполнится пять, я снова спущусь к реке и добуду самые красивые клинки, которые только можно представить.
— Девочке? — не то чтобы Катарина возражала. Просто…
— В рукоять вставим розовые алмазы, — успокоил Кайден. — Змей обещал.
— А он знает, что обещал?
— Он уже ищет подходящие. Чтобы совсем розовые. Будет красиво. Девочки любят, когда красиво.
Катарина кивнула.