Вдова его величества

Или кость, которая существовала так давно, что стала камнем. Желтоватая. Ноздреватая. И в то же время гладкая. Сломанная только. Кайден коснулся ее осторожно. Вещь эта никак не могла принадлежать человеку, пусть и силы в ней почти не осталось, но и капель ее хватило, чтобы заворожить чудовище.

— Я рад, что не ошибся в тебе, уже не маленький, но все еще почти-брат, — тихо произнес лучший охотник из тех, что еще помнили, как выглядит настоящее солнце. — Я рад. В том числе и тому, что получу свободу от твоей руки.

И улыбка, осветившая его лицо, была искренней.

— Нет, — Кайден покачал головой. И поднял повыше массивную башку драугра. А ведь такая тварь где-то должна была жить до того, как явиться на полузабытый островок. Тихий островок. Наверняка защищенный, ибо даже покинув холмы и отказавшись от силы, дочь Дану сумела бы укрыть и себя, и свою кровь. — Я не стану тебя убивать. Не сейчас.

— А когда?

— Когда-нибудь потом, когда ты вновь ощутишь желание жить. И схватка будет доброй.

Он не стал отказываться, говоря, что сердце его давно остыло. Оба знали: и старый пепел порой рождает пламя.

— Тот человек… ты думал, что он привел тварь на остров?

— Думал.

— Но ты дал слово?

— Он предложил мне лесной мед. И пыльцу, — он прикрыл глаза и не стал говорить, что приходилось ему собирать жемчуг слез второй его дочери.

Прекрасной, как может быть прекрасна луна в первый день своего рождения. У дочери Айора волосы белы, как молоко коровы, а глаза цвета ночи.

Ее кожа смугла и подобна меди.

Ее стан тонок, что игла, которой Дану вышивает звезды на небесах.

Ее голос звенит подобно сотням колокольцев, а смех лишает разума. Он совершенно безумен, ибо дочь Айора давно забыла имя своего мужа. И в полнолуние она поднимается к людям, спеша выбрать нового. Одного за другим она приводит их к погасшему очагу в тщетной надежде зачать дитя. А когда глупцы утрачивают силы, отпускает.

— Он сказал, что знает, как найти дракона…

— Я тоже знаю, — губы Кайдена тронула улыбка. А пальцы сжали остатки флейты, запирая в ней те крупицы жизни, которые еще теплились. — И поверь, твой человек, когда встретит своего дракона, будет вовсе не рад этой встрече. А что до пыльцы… скажи своей дочери, что я вырос и помню свое обещание. Но пусть простит она, я не смогу стать ее мужем. И откупом за слово я дам пыльцу. Столько, сколько понадобится, чтобы она зачала свое дитя.

— Почему?

— Когда-то она пожалела глупого влюбленного мальчишку. И не стала требовать скрепить слово кровью, как и не позволила разгореться страсти. Она не так безумна, как тебе кажется, Айор. Она просто запуталась. А я помню добро.

— Спасибо.

— Но когда-нибудь я вызову тебя в круг.

— И я приду, — Айор низко поклонился. — Я расскажу обо всем твоему отцу. В последнее время он имеет много дел с людьми… с теми людьми, с которыми вовсе не стоит иметь дел.

Кайден кивнул.

— И спасибо… за все.

— Пока не за что, — голова драугра оказалась довольно тяжелой. — Шкуру снимешь?

— Я передам тебе ее… потом.

Говорят, что нет ничего теплее хорошо выделанной шкуры драугра… пожалуй, Катарине она пригодится, вечно она босиком ходит.