Хронум Книга I

— Село Смородина Ростовской области. Большая семья из шести человек. Бабка, муж с женой, трое детишек. Старшему едва восемь исполнилось. Мужик крепенький был. На меня работал. Ключевое слово «был», — бесстрастно посмотрел герцогу в глаза, но отклика не увидел. Голицын был на броне.

— То же село. Та же область. Мать-одиночка воспитывала двойняшек. Работала дояркой. Тоже на меня. Здесь ключевое слово догадаешься какое?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Их два: «воспитывала», «работала». Теперь ее нет. Дети в приюте. И таких историй у меня много. Все их рассказывать?

— Я не понимаю, Лев, на что ты намекаешь? Хочешь сказать, что я их убил?

— Не намекаю, а говорю прямо. Ты их убил!

— Но…

— Не перебивай! По твоему распоряжению в Ростов прибыла банда наемников. Задача была проста: уничтожить память об Ахматове в регионе. Так?

— Нет!

— Кто заказчик?

— Никто! Я не понимаю о чем ты!

— Денис, пусть заводят остальных.

Одновременно с нашим захватом усадьбы Голицына, скваду был отдан аналогичный приказ по души барона Фон Таубе и виконта Мышкина. Сквад благополучно с этим справился, не потеряв ни единого бойца.

После моей псевдокончины, три аристократических рода объединились против нашей семьи. Цель, казалось бы, очевидна: прибрать к рукам бизнес-империю Ахматовых. Но что-то не сходилось в отчетах Дениса и масштабах развернутой против нас агрессии.

На штаб-квартиру в Питере никто не нападал, вместо этого ударили по самым слабозащищенным местам. Наемники, проплаченные Голицыным, сожгли две деревни под Ростовом и двенадцать тысяч гектаров пшеничных полей. Мышкин лично руководил нападением на усадьбу в Кёнигсберге, а когда ему дали отпор, прошелся по нашим зернохранилищам. В результате пожаров погибли обычные портовые работяги.

Барон Фон Таубе действовал организованней — он сумел ударить больнее всего. В столкновениях с его наемниками мы и потеряли больше двадцати одаренных, когда был взорван один из складов с боеприпасами под Таганрогом.

Все это было мелко. Материальный ущерб не превышал и десяти процентов всех наших активов. Следы вели дальше. Эти ублюдки явно действовали по чьей-то указке. И я хотел выяснить чьей именно.

В гостиную ввели двух напуганных аристократов.

— Беспредел! Средь бела дня босота напала на благочестивых особ! — кричал виконт Мышкин.

Завидев нашу троицу, виконт сразу понизил голос и натянул вежливую улыбку:

— Лев Константинович, не признал вас сразу. Богатым, будете.

— Обязательно буду. Вот сегодняшнего дня и начну богатеть. Рассказывайте, кто стоит над вашими недородами, — видя, как они медлят, запустил ауру хронума.

Аристо вздрогнули, когда из моей головы начали расти рога. Фон Таубе потянул ворот рубахи, будто ему не хватало воздуха. Лицо покрылось испариной.

— Да-да, я все расскажу! Только не убивайте меня, Лев Константинович, — трусливый Мышкин начал первым.

Я отключил ауру, ибо с хвостом было неудобно сидеть в кресле, и слушал, закинув ногу на ногу. Костюм-тройка свисал с меня клочьями после демонической трансформации, что добавляло странности в будущей беседе. Я с наслаждением тянул любимую сигарету марки «Ахмат», молча слушал неожиданно словоохотливого Фон Таубе, и размышлял, что делать дальше.

Заморозка времени или по-научному — «навес времени», помогала мне, когда требовалось, в кратчайший срок проанализировать большой объем информации и выдать верное решение. Суть в следующем…

Со слов барона, три рода действовали независимо друг от друга. Никакого союза не было, как я думал раньше. Каждому из них была назначена аудиенция с членом тайного общества «Арбитр». Диалог шел в формате «пастор-прихожанин» — через ширму, искажающую голос и где собеседники не могли видеть лиц друг друга.

Не обошлось без применения силы. Чтобы вытянуть нужную информацию, пришлось сломать Мышкину нос в назидание остальным. Это побудило троицу поделиться самым сокровенным, по их мнению. Арбитры запретили трогать ближайших моих соратников: Олега, Дениса, Катерину и Нонну Владленовну. Это давало повод задуматься, насколько хорошо арбитры осведомлены о моей жизни. Вдобавок ко всему, Фон Таубе подрядили установить средства наблюдения и контроля в бизнес-центре «Ахмат» в Питере.

Большая часть их «сокровенного» сводилась к описанию нападения: сколько наемников задействовали, какое оружие брали с собой. Бла, бла, бла… Просто «словесный понос», наполняющий гостиную жужжанием. Говорить им приходилось, чтобы не попасть под тяжелую руку Олега. Из всей словесной шелухи я все же смог вытащить крупицы, действительно стоящие моего внимания.

Чем дальше я слушал, тем становился смурней. Внимание арбитров не предвещало нам ничего хорошего — неугодные арбитрам роды вырезались целиком. Не оставалось и намёка на их существование. Все это проходило весьма филигранно, как бы само собой, ни к чему не придерешься, и именно эта филигранность исполнения заставляла думать, что за этим стоят высочайшие лица Российского Императорского Дома.

Можно было бы назвать их «теневым правительством», если бы не одно но: Император самолично вел борьбу против арбитров. И пока безуспешно. Об этом не говорили открыто, приходилось догадываться, хотя некоторые слухи до моей скромной персоны все же доходили.

Когда говорливый виконт закончил рассказ, я все еще находился в лимбе. В кабинете повисла тишина, и только шёпот изредка переговаривающихся между собой аристократов нарушал ее. Вернувшись в реальность, внешне оценил троицу, стоящую на коленях.

— Брат, кончать их?

Я усмехнулся. Отлично, братец, все верно делаешь… Подал условный знак Олегу, чтобы он продолжал в том же духе: отыгрывал роль «злого» полисмена. Я же медлил что-либо отвечать брату. Пусть понервничают. Страх за свою жизнь — безотказный двигатель необдуманных и поспешных решений. А эти ублюдки мне серьезно задолжали.

— Денис, во сколько Вертецкий оценил наши потери от этих ублюдочных родов?

— В районе четырнадцати миллионов без учета компенсаций родственникам погибших.

— Фон Таубе, что скажете? — я закурил сигарету, дабы подпитать кровь никотином, и подошел к окну.