Страница 8 из 88
— Быстр, всё переменчиво в этой жизни. Нас боги только-только перенесли из других земель, сам видишь. Поэтому мы ещё не готовы. Приходи со старостой завтра и сам посмотришь.
В итоге порасспрашивали ещё всякоразного, но слишком не усердствовали. Вроде похоже что в прошлое попали, а вот в какой век до сих пор непонятно. Мелкий купец показал то, что считается очень дорогим. Залез куда-то внутрь своей одёжи и достал кусок тряпки, которую на столе и развернул. Даже не побоялся, что отберём. У него всё-таки нож на поясе, а наши карабины и пистолеты ничего для него не значат. Или профдеформация такая, когда одиночных торговцев не трогают?
Внутри оказались какие-то стекляшки с дырками.
— Так это же стекольчатые бусы, — профессионально определил немецкий казах, — дорого стоят, между прочим.
— Да, за одну такую можно получить целого людя для работы.
Фигасе, за пустяковину раба дают, получается. Ну-ка сбегаю в дом и свою «бусину» принесу. Снял с люстры одну висюльку из нижних, чтобы определиться что есть что в этом мире.
— Вот, зацени.
— Бойр, это очень дорого, — внимательно рассмотрел хрустальный выкрутас наш посетитель, — за такие висы могут сорок динаров или номисмов дать. Только нет у нас здесь таких богатых купезе.
Ещё бы не дорого. Дядина люстра, вообще-то, коллекционна по происхождению. Изготовлена до 2010 года, когда хрусталь был со свинцом, а не фигня всякая. Спецзаказ, как никак, сделал сам «Сваровски» (в смысле, дизайн и исполнение мастеров этой компании). Хоть и не брюлики, но всё равно козырно. Быстр явно очарован, но не удивлюсь если по-своему расстроен. Веры в нас нет, а значит наши богатства заберут или дружинники словенских бойров, или налётчики скандинавского происхождения. Тем более, что теремнон не спрячешь от посторонних глаз которых на реке полным-полно, просто прячутся пока. Завтра инфа до новгородского тригородья доберётся, а послезавтра и до Алдоги, сколько её Альгейдой не называй.
Встреча на высоком уровне закончилась и афеня отправился готовить своего старшего к завтрему. Их будет ждать сюрприз, но без выпендриона (вроде по-гречески, ежели что).
— Друзья, придётся переодеваться, чтобы слабаками не выглядеть. Шпыни в джинсах и с палками за спиной здесь не котируются. Заодно, определимся с внутреними взаимоотношениями, чтобы каждый знал чего в дальнейшем ожидать. Пока же обдумайте свою дальнейшую жизнь. Никого насильно работать не заставим, вам самим нужно определиться со своей судьбой. Желающим выдам деньги и кое-какое оружие.
— Так дело не пойдёт, Андрей, — сразу возбухнул Виталя, — твоё наследство спорно. Твой дядя, между прочим, моему отцу должен. Так что в лидеры пока тебя никто не определял. У нас все равны.
— Да, кстати, здесь явно никому не нужны бумажные деньги, — подключился конюх, — чем ты платить собираешься? Тем более, что за последний месяц зарплату не выдавали пока.
— Филипп Алексеевич, про бумажные деньги забудьте. Долг по зарплате погашу серебрянными деньгами, но по разумному курсу с учётом местных реалий. И в дальнейшем также буду весомым платить, а не бумажками. Желающим уйти, хоть в Новгород, хоть в Ладогу, выдам хорошие подъёмные.
Люди разумные, поэтому призадумались всерьёз. Кто знает хорошо ли здесь оставаться, коли опасности налётов грозят. Но и самостоятельное существование тоже неопределённо выглядит, как бы не прогадать.
— Ты сначала с долгом мне разберись, — опять обнаглел мажор, решив воспользоваться ситуацией, — при людях, а не исподтишка.
— Ты идиот, Виталий, я не наследник. И взял власть лишь потому что в критических ситуациях нужен хоть какой-нибудь порядок, а не анархия.
— Тогда и я могу себя объявить старшим, хотя правильно было бы устроить выборы с честным голосованием. Или, в конце концов, всё поделить поровну и разбежаться. А усадьбу можем продать желающим боярам, уверен, что такие найдутся.
Красиво чешет языком, сучок, как бы остальные не поверили в возможную халяву. Если бы в поместье находилась сотня-другая претендентов, то народного мятежа не избежать. Увы, ему, увы! Население слишком мало, чтобы массой нас задавить.
— Ты меня достал, мажор. Теперь выбирай сам: или я тебя живьём утоплю, или просто пристрелю, хотя патрон жалко зря потратить, или переедешь в Новгород. Деньгами снабжу, а там сам себе будешь и головой, и диктатором, и президентом. И колымагу свою забирай, может продашь её, как диковину, за хорошие бабосики. Если твои охранники захотят за тобой последовать, то верну им пистолеты и тоже денег выдам. Вдруг они захотят тебя бросить и вступить в дружину какого-нибудь боярина?
Вечером и мы уже переоделись в новорусских рыцарей, и другие привели себя в нарядный нерабочий вид. Оно, конечно, быть закованными в железо не очень комфортно, но вид семерых витязей нормально поддержал мои претензии на лидерство. Хотя, честно говоря, я бы устроился в этих местах простым охотником. Ну и раз в год путинёром. Сейчас в Волхове, в октябре, можно не только сёмгу добывать, но пока ещё и стерлядь. В смысле того, что эти рыбки приходят из Ладожского озера к нам на нерест, разбредаясь по притокам. Останется лишь решить вопрос с солью, но под Новгородом её, как раз-таки, добывают.
— Открою один дядин секрет, чтобы знали что к чему. Он хранил целый бочонок серебряных монет, пять тысяч штук, на чёрный день. Если поделить на двадцать пять, то получается по двести на нос. Однако, в любом хозяйстве следует иметь запас на всякий пожарный, включая текущие расходы.
— В эти времена, — поддержал по предварительной договоренности Серикжан, — один такой рубль равен семи серебряным дирхемам. Корова стоит 36 дирхемов, если для сравнения. Но коровы очень дороги по сути. Всё остальное гораздо дешевле. Если сравнивать с золотом, то три номизмы или динара равны нашим пяти рублям. Нашим, которые имеются в бочонке. Просто дирхемы весят четыре грамма, а наши монеты по тридцать грамм.
Кое-кто из слушающих уже достал записные книжки и чего-то в них калякомалякал.
— В общем, друзья, кто захочет нас покинуть, получит двести рублей серебром. На несколько лет хватит, если просто где-нибудь арендовать место с пропитанием. Ну и из закромов могу чего-нибудь добавить, но не из стратегически важного.
— А как будет с теми, кто останется? — вполне разумный вопрос.