Страница 21 из 104
Единственный случай, когда Людовик VI мог действительно выступить как настоящий король Франции, окруженный своими баронами пред угрозой вражеского нашествия, представился очень ненадолго. Но о нем все-таки следует вспомнить. В 1124 г. король Германии Генрих V, раздраженный поддержкой, которую Людовик VI оказал папе, вообразил, что нашел случай отомстить ему за это. Он потребовал от Людовика VI, который вел войну с Тибо, графом Блуа, чтобы он помирился со своим вассалом. По словам одного английского повествователя, Вальтера Мапа, Людовик VI на это ответил: «Ишь ты, немец!». Но немец собрал свое феодальное войско (ost) и объявил, что разрушит Реймс. Тогда король отправился в Сен-Дени, взял лежащее там на алтаре знамя (oriflamme), «которое он имел право носить в качестве графа Вексенского и вассала аббатства», а аббатству Сен-Дени подарил доходы ярмарки Ланди. В Реймсе вокруг него собрались все отряды, которые успели прислать духовные и светские сеньоры; сам граф Блуа подчинился феодальному правилу и доставил отряд. Генрих V учел это и не пошел дальше Меца[179]. Конечно, король Франции имел, как сюзерен, право на выполнение в подобном случае военной повинности всеми своими вассалами, но все-таки интересно констатировать, что он мот действительно рассчитывать на это, когда королевство находилось под угрозой, и что чувство единства не исчезло совершенно. Созыв феодального войска (ost) в 1124 г. был одним из тех событий, которые показывают, что история сложнее и заключает в себе много больше того, что может познать и выразить историк.
Но это был лишь эпизод, не имевший последствий. И закончилось царствование Людовика VI подобием дипломатического триумфа, который в действительности должен был иметь гибельные последствия. После смерти герцога или графа Аквитании, Вильгельма X, его дочь и наследница Алиенора, благодаря содействию аквитанского духовенства, вышла в 1137 г. замуж за наследника престола. В том же году, 1 августа, Людовик VII сделался преемником своего отца[180]; на его большой печати он изображен королем в короне, со скипетром в руках, а на малой печати он — герцог, представленный в виде барона верхом на скачущей лошади. Аквитания осталась отдельным княжеством. Вскоре она потеряет свою независимость, но в пользу короля Англии. Чтобы действительно присоединить Аквитанию, королевской власти придется выполнить трудную задачу. Ей надо будет сокрушить феодалов Пуату, которое отделяет от нее Аквитанию, и изгнать из Франции англичан. Людовику VII было не под силу начинать такое дело.
III
Григорианская реформа. Папы во Франции
Чтобы получить точное понятие о том, что представляла собой капетингская королевская власть в этот — период, надо учесть ее положение по отношению к религиозной проблеме и к появлению на сцене восстановлен вой крупной силы, именно папства.
Сильно пострадавшая в X в. от набегов норманнов, от беспорядка и насилий этой мрачной эпохи, церковь восстановила свои материальные богатства в XI в.; пышный расцвет романской архитектуры является тому доказательством, существующим еще и до сих пор во всем почти своем великолепии. Светские сеньоры, короли, даже такие, как Филипп I, осыпали французскую церковь богатствами и привилегиями из страха перед адом. Но от своего морального крушения она едва стала оправляться в то время, когда Филипп вступал на престол.
Это зло было общим во всем христианском мире и везде происходило от одних и тех же социальных и политических причин. Исчезновение каролингской империи ничуть не вернуло церкви свободы. В Германии, начиная с Оттона Великого, она подвергалась гнету императоров. Во Франции и во всех других странах, в которых монархическая власть измельчала, светские государи — короли, герцоги и графы — навязали аббатам и в особенности епископам свою власть феодальных сюзеренов; право избрания свелось на-нет благодаря представлению официальных кандидатов, и те, кто получал посох аббата или епископа, были фаворитами или родственниками государя или же купили его благосклонность[181]. Во Франции Филипп I, по примеру своего отца Генриха I[182], без всякого стыда занимался симонией, и его жена Бертрада расплачивалась со своими кредиторами, продавая епископства тому, кто больше даст[183]. Ив Шартрский в одном своем письме рассказывает, что Бургейльский аббат прибыл ко двору, чтобы получить Орлеанское епископство: Бертрада ему обещала его. Но когда он явился, она отдала его другому, который надбавил цену: «И когда аббат жаловался королю на то, что его так одурачили, тот ответил: подождите, пока я использую этого человека, а потом потребуйте, чтобы его низложили, и тогда я исполню ваше желание»[184].
Следствием этого было то, что аббатства, епископства и даже архиепископства оказались большей частью в руках прелатов, которые вели себя как беспутные мелкие феодалы. Во времена Филиппа I епископом Бовэ был человек безграмотный и развратный: это был сын сенешала Филиппа I; Анжеран, епископ Ланский, догматы веры обращал в темы для шутовства; Пон, аббат Сен-Медарда в Суассоне, грабил свое аббатство; аббат Сен-Дени Ив подвергал пыткам тех, кто доносил о его оргиях; Маннасей, архиепископ Реймский, был человек неотесанный, больше занимавшийся охотой и разбоем, чем священно служением; Турский архиепископ Рауль II был заведомый гомосексуалист, и молодые клирики сочиняли песенки о его отношениях к архидиакону Иоанну, которого ему удалось сделать епископом[185]. Эти скандальные прелаты в свою очередь продавали церковные должности, которыми они могли располагать, и не помышляли, конечно, требовать от священников и монахов чистоты нравов, которой у них самих не было. Таким образом симония и николаизм[186] распространялись сверху донизу. Самым невинным упреком, который люди благочестивые делали священникам, было то, что они женаты. Петр Дамиани в своей «Книге Гоморры» описал монастырскую содомию с точностью, которая казалась ему необходимой, чтобы искоренить порок, получивший такое всеобщее распространение[187].
Однако стремительное реформаторское течение, исходившее из монастырей, начало уже волновать церковный мир и оздоровлять его[188]. Клюнийский орден, один из виновников, этого перерождения[189], находился в полном процветании в продолжение царствования Филиппа I; основывались и другие, очень строгие ордена: например, орден Сито (в 1074 г.), который впоследствии будет прославлен святым Бернардом. Монастырский порядок, основанный на совместной жизни и на строгом уставе, проникал и в среду белого духовенства: оно группировалось в капитулы (collégiales), подчинялось в соборах коллективному строго регламентированному существованию[190]. Наконец, начиная с понтификатов Льва IX (с 1049 по 1054 г.) и в особенности Григория VII (1073–1085 гг.), папский престол, воспрянувший из состояния упадка, в котором мы его видели во времена Гуго: Капета, берет на себя руководство этой религиозной революцией[191]. Папы решают, и не без основания, что вмешательство) светских людей в назначение епископов является главным корнем зла и что совершенно недопустимо, чтобы избранного, в епископы «инвестировал» какой-нибудь государь; и вот начинается «спор из-за инвеституры».
179
LXXXII, стр. 217, № 391; CDXLIV, № 348, 349, 358; CDLXXI, стр. 273–279; CDLXXX, стр. 238 и сл.
180
CCCLVIII, стр. 1–16.
181
CCCLXIX, стр. 222 и сл., 319 и сл., 360 и сл.; CCXCI, I, стр. 18 и сл.
182
О первых Капетингах, особенно о Генрихе I; DCII, т. XLII, стр. 258 и сл.; CСCLXIX, стр. 366, 439; CCXCI, I, стр. 29–103.
183
ССХСII, стр. 409 и сл.; о выборах аббатов, стр, 490 и сл.; DCII, стр. 271 и сл.
184
LXII, стр. 98–99.
185
ССХСII, стр. 342–343, 417, 436, 441, 491–492.
186
О происхождении этого слова, обозначающего «свободу прелюбодеяния», см. CCXCI, I, стр. 31, № 2.
187
LXXXIX, стр. 162–190; ср. CCXCI, I, стр. 175–264.
188
Это движение было описано во всей его полноте Fliche'eм; CCXCI, стр. 39 и сл.
189
Классическим трудом по истории Клюни в X и XI вв. является DXCI. Участие Клюни в реформе, вызывающее очень много споров, оценено, по-видимому, с полной справедливостью в CCCLXIX, стр. 374–375.
190
ССХСII, стр. 451 и след.
191
CCXCI, I, стр. 129 и сл.