Империя предрассудков

— Вы в порядке? — басистый голос вернул меня в сознание.

Я улыбнулась и посмотрела на графа, хотя все еще видела вместо него князя Александра.

— Вы же не откажете мне в танце по возвращению во дворец? — как ни в чем не бывало спросил Евгений.

— Нет, Ваше Сиятельство.

Мне не было дела до того, что происходит там за пределами моего мира. Как я могла влюбиться в сына Императора и не заметить этого?! Я чуть ли не плакала, осознавая во что я вляпалась.

Шипы глубоко впивались в кожу, но это было не больно. Гораздо больнее было любить то, что нельзя.

Меня отвлек внезапный цокот каблуков, что неожиданно раздался за спиной. Повернувшись в сторону источника шума, я увидела Варвару. Вид у нее был встревоженный, если не сказать, испуганный. Я ждала, что она подбежит к нам и начнет вещать о последних сплетнях дворца, втираясь в доверие к графу, но она остановилась за несколько метров и с тоской в глазах, уставилась на меня. Мне стало жутко.

— Что случилось? — спросила я, чувствуя, как натянулась внутри невидимые пружины.

— Императрица умерла.

Глава 28

Во дворце было тихо и пусто. Все старались, как можно меньше выходить из своих комнат, и, по возможности, вообще не совершать выездов в город. На столицу словно опустилась завеса из уныния и печали, и никто не спешил ее снимать, позволяя себе придаться скорби.

Императрица давно была больна, и никто, в общем, не сомневался в том, что день, когда она отойдет в иной мир, когда-нибудь настанет. Австрийские врачи, что считались лучшими в Европе, делали все, дабы женщина смогла самостоятельно вернуться домой. Но не смогли. Так Империя осталась без правительницы.

Спустя буквально несколько дней во дворец стали приходить письма от тех, кто был в то время с ней. Писал Константин Николаевич, писала Мария Павловна, писал сам Император, хоть и весьма ограниченному кругу лиц. Так или иначе, почти каждому приходили вести из Австрийской Империи, хоть и весьма трагичные. И только мне не пришло ни одного письма. Несколько недель я ждала известий от Александра, но так ничего и не получила.

Все мероприятия, что должны были отгреметь в июне из-за кончины Императрицы, были отменены, а поскольку смерть настигла ее вдали от родины, траур мог длиться ни один месяц.

Наступило смутное время.

***

Накинув на голову черный атласный платок, я задумчиво провела рукой по золотой раме зеркала и равнодушно глянула на себя в зеркало. Унылое зрелище. Мрачный платок лишь подчеркивал синяки под глазами, а темной платье придавало худобе нездоровый вид.

Я попыталась приподнять рукава платья, чтобы скрыть излишне тонкие ключицы и контуры розы Александра, что до сих пор, хоть и блекло, но виднелась на коже. Однако фасон платья не позволил мне этого сделать.

«Что ж, — подумала я, — значит придется воспользоваться шалью».

Было начало июля, но солнце, что обычно веселит ребятишек в эту пору году, словно присоединившись к имперскому трауру, вот уж вторую неделю пряталось за тучами.

Я больше не могла находиться во дворце. Вместо музыки по вечерам, я слушала мрачный звон колоколов и пушек, которые бесконеяно напоминали мне о кончине Императрицы. Вместо поездок в центр столицы на шумные премьеры, я закрывалась в своей спальне и придавалась молитве. Мои глаза давно не были быть полны идеалистического жизнелюбия, вместо этого в них отражалась глубокая опустошенность. Я больше не чувствовала жизнь.

Чтобы не сойти с ума в четырех стенах, в один из таких дней, я решила проведать Афанасию. Разумеется, я снова рисковала заявляясь к подруге в бордель. Но, с другой стороны, в то время никому не было дела до моего неожиданного отъезда. Да и не в целом до моей персоны.

Шел дождь, и дорогу у «La douceur» прилично размыло. Теперь, чтобы оказаться у входа и не испачкать новые парчовые туфельки, мне приходилось скакать по выпирающим из грязи, крохотным обрубкам брусчатки. Впрочем, это все равно мне не помогло, и к концу пути, подол платья пришел в абсолютную негодность.

Решив лишний раз не рисковать, я направилась к запасному входу. В прошлый раз мне повезло. Дверь держали открытой на случай, если непредвиденные гости вроде меня пожелают уйти незамеченными. Я сильно не надеялась на успех, ведь среди недели, в утренние часы посетителей было немного. И все же дверь и на этот раз оказалась открытой.

Я мгновенно прошмыгнула внутрь и, стараясь вести себя как можно более естественно, направилась на второй этаж в сторону комнаты Фани. Сегодня здесь было пусто. Еще бы… Десять утра. Должно быть большинство девушек еще не проснулся после бессонной рабочей ночки.

Дверь покоев Афанасии располагалась в самом дальнем конце коридора, и, чтобы добраться до нее, мне пришлось идти мимо десятка других дверей, из-за которых то и дело доносились женские голоса. Едва я дошла до середины кулуара, как внезапно прямо из соседней дверцы вылетела невысокая светловолосая барышня. Я не успела среагировать и отскочить в сторону, а потому она ненароком налетела на меня.

— Ауч, — прошипела она недовольно, резко отстраняясь в сторону, — смотри куда идешь.

Я и забыла, что барышни здесь весьма специфичных нравов и порядков, а потому любезничать с ними было бессмысленно.

— Позвольте заметить, вы пришибли меня дверью, — ответила я, потирая ушибленное место.

Когда я вновь посмотрела на даму легкого поведения, то отметила, с каким интересом та меня разглядывала. Должно быть, мой внешний вид был для нее чем-то удивительным.

— Это ты что ли? — вдруг спросила у меня девушка и ухмыльнулась.

— Сомневаюсь.

— Да точно ты! Та дебютантка, что отличилась в прошлом году. Ты выпила весь мой ром, или что там было? — на этот раз девушка говорила более уверенно, а я мгновенно воссоздала в памяти образы из прошлого. Да, это в самом деле та самая проститутка, что пихнула меня на сцену.

Черт? Неужели кто-то помнит, что я была там? Да еще и так легко может узнать. Не самая приятная новость. Что ж единственной верной стратегией было отрицание всего, что она мне приписывает.

Тем временем девушка демонстративно обошла меня по кругу, пристально осматривая мое платье, украшения и даже испачканную на улице обувь, а затем вновь заговорила:

— Не думала, что ты вновь заявишься. Нужна работа?

— Не понимаю, о чем вы. Я пришла по личному делу к хозяйке борделя.

— Пффф, — ухмыльнулась барышня, — все мы пришли сюда по делу. К слову, я все равно не понимаю, что ты здесь забыла с такими влиятельными дружками, как тебя разыскивают, ты могла бы купаться в золоте.

Я нервно отвела взгляд. Значит Константин сумел добраться не только до Фани. Очень и очень плохие новости.

— Я еще раз повторю. Не знаю, кто вы, и ваши речи не имеют для меня никакого смысла, потому теперь, будьте добры, я спешу, — ответила я, проходя вперед больше не желая продолжать дискуссию. Да и лишние свидетели моего появления у Фани, мне точно были не на руку.

— Ну-ну, — хмыкнула та мне вслед, — а затем, судя по звуку отдаляющихся шагов, направилась к лестнице.

«Просто замечательно», — подумала я с досадой. Теперь еще один человек знает, что я связана с подпольным миром разврата и греха. Да и ладно, если бы это был близкий человек, но проститутка! Было достаточно тревожно, и я принялась утешать себя тем, что эта особа все равно не смогла бы ничего доказать, поскольку не знала ни моего имени, ни адреса, ни цели визита. Однако каждый раз, когда речь заходила о Константине, я невольно начинала паниковать.

Я прошла еще несколько метров, и, наконец, оказалась около кабинета подруги. Недолго думая, я трижды постучала, а затем без стеснения распахнула дверь.

Закинув ноги на подоконник, и закутавшись в шерстяной плед, Афанасия валялась на широком кресле и читала. В одной руке она держала книгу, в другой, стакан с ароматным чаем, от которого на всю комнату пахло бергамотом.

Она неохотно развернулась к источнику шума, явно собираясь дать втык тому, кто нарушил ее покой, однако, увидев меня, ее взгляд тут же стал менее воинствующим.