Страница 43 из 82
— Это все? — спросила я недоверчиво. История ее больше была похожа на сельские сплетни.
— И да, и нет, — прошептала соседка, словно рассказывала мне сказку на ночь, — по здешним краям тогда шатался всякий сброд и все расспрашивал, про матушку Вашу, про батюшку. Мы, конечно, ничего, никому. Но было такое, — артистично вздохнув, сказала она, — В ночь, когда, сударыни не стало, царствие ей небесное, вся околица видела здоровенных мужиков. Ей богу, — причитала женщина осуждающе, — пришли посреди ночи в Ваш дом, я только мужа отправить хотела проверить все ли хорошо, смотрю — выходят. А после больше никто не видел ни их, не матушку Вашу.
Я фыркнула. Это звучало так нелепо. Какие-то деревенские мужики, пустой гроб, исчезновение матери. Чего только не придумают эти крестьяне для развлечения?
— Что ж, спасибо за столь увлекательную историю, — вежливо поблагодарила я женщину за информацию, надеясь, что она не расслышит саркастичные ноты в моей интонации. Но она, кажется, услышала:
— Не верите? А так все и было, — сказала она, трижды перекрестила меня и одарив снисходительной улыбкой, направилась к церкви.
Я тоже не собиралась задерживаться.
Спускаясь с холма, я думала о том, какой живой может быть фантазия у людей, если их жизнь скучна и однообразна. Но едва я ступила на дорогу у подножия, ведущую к дому, услышанная история начала несколько переосмысляться.
«А уж не связаны были эти странные люди с теми долгами, которые обременяли нашу семью?» — думала я, не по-девичья шаркая ногами о песок. Вариант с бандитами был куда более логичным, нежели растрата огромного состояния на лекарства от чахотки. И тогда вполне понятно, почему отец предпочел не говорить мне об этом.
Отец ждал на крыльце, и мое появление на горизонте не осталось незамеченным. Ещё издалека я уловила еле различимые запахи жареного мяса, а когда нога моя переступила порог дома, белая кухарка, совмещающая также должности буфетчицы и моей бывшей кормилицы, уже накрывала стол в гостиной.
Мы сели ужинать. Разговоров было немерено. Отец рассказал мне о своем хозяйстве, садах, которыми когда-то занималась мать, и которые пришлось продать соседу. Я же старательно пыталась пересказать отцу, что произошло со мной с того злополучного ноябрьского дня за годы Института и службы во дворце:
— Тебе нужно бежать оттуда, — уверено произнес он, услышав историю подкинутого Еленой письма.
— Если я убегу, откуда у меня будут деньги, чтобы восстановить наше доброе имя и не потерять дом?
— Титул имеет смысл лишь тогда, когда есть перед кем им гордиться. В наше время дворяне так замарали это понятие, что быть дворянином скоро станет позорно. А за деньги ты не должна переживать, это не твоя проблема. Ты и так сделала очень много, — он кивнул в сторону горшка с георгином. Я расценила этот жест, как знак того, что он принял мою помощь.
— Отец, я хотела спросить Вас.
Он отпил вина из хрустального бокала и посмотрел на меня.
— Я встретила жену священника, когда была на кладбище. Она наговорила мне, будто Вы хоронил пустой гроб без матушки, и будто Вы связались с бандитами, которые ее убили. Я не поверила, конечно. Но все же я хотела спросить, почему вы не приглашали никого из родных? Даже я узнала о ее смерти в письме почти через год после!
Реакция на мои вопросы была довольно предсказуема. Отец был недоволен. Не любил он разговоры, в которых кто-то хотя бы на секунду допускал, что он может быть не прав.
— Я говорил тебе не верить слухам! Вот оно, императорское воспитание! Твоя мать была больна. Вопреки мнению, что чахоткой болеют лишь люди страстей, я склонен думать, что она может быть опасна для других. Потому и не звал никого. Да и кого звать было? Родственников нет, а те, что есть, живут за сотни миль.
— А бандиты? — на всякий случай заикнулась я.
— Не знаю, кого эти сыщики приняли за разбойников, но в ту ночь кроме врача, да его лакея с кучером, у нас никого не было.
Я удовлетворенно кивнула, и мы вновь принялись за еду. Но почему меня так пугало воцарившееся молчание? Неужели я все еще в чем-то сомневалась? Или, быть может, меня просто волновала та необъятная гора проблем, что до сих пор нависала над нашей семьей. Едва я подумала об этом, как в дверь трижды постучали.
— Мы кого-то ждем? — спросила я настороженно и на всякий случай отложила в сторону вилку, словно понимала, что к еде уже не придется возвращаться.
Отец озадаченно посмотрел на меня и промолчал.
— Папенька?
Я увидела, как мелькнул в холле силуэт горничной, а через секунду услышала за стеной грубый мужской бас.
Еще ничего не произошло, но почему мне было страшно?
— Георгий Петрович, к вам тут пожаловали, — голос горничной звучал встревожено, и по лицу отца, я поняла, что неспроста.
— Подожди меня здесь, — сказал он строго, — никуда не выходи.
— Отец, что происходит? — тревогу в голосе уже невозможно было скрывать, да и это было не к чему.
— Так, гости из губернии, — мужчина встал из-за стола, и я увидела, что его обуяла дрожь.
— Что за гости, которые приходят к ночи и не предупреждают о своем появлении?
Но отец больше не говорил со мной. Взяв со шкафа небольшой пергаментный сверток, он направился в парадную. Я не собиралась сидеть на месте и просто слушать, что происходит за дверью, потому мгновенно последовала за батюшкой. Я знала, что не услышу от пожаловавших господ ничего хорошего, но сидеть и бездействовать было не в моих правилах.
Я почти добралась до выхода и уже видела очертания гостей столпившихся в прихожей, однако внезапно отец, что уже стоял на пороге гостиной, развернулся ко мне лицом и виновато произнес:
— Прости за это, — а потом он рывком захлопнул дверь перед моим носом, и я услышала, как повернулся ключ в замочной скважине.
— Нет! Отец! Пожалуйста! — бросилась я к дверям, — вы должны открыть дверь, я могу вам помочь! Пожалуйста.
Но было поздно. Я слышала, как отдалялись шаги, и голоса за дверью становились все тише. Мужчина уводил непрошенных гостей в другую комнату, чтобы я не могла слышать их разговор.
Я продолжала настойчиво дергать ручку, надеясь, что это поможет мне освободиться. Но механизм был слишком прочный, чтобы просто сломать его. В данном случае его можно было только вскрыть.
Я провела рукой по волосам, ожидая, что мне удастся отпереть замок с помощью заколки, но, как назло, я оставила все украшения в своей спальне, куда доступ мне был закрыт. Я нервно осмотрела гостиную в поисках предмета, способного помочь мне выбраться. Подсвечник. Перо. Чернильница. Все не то.
Сердце бешено колотилась в груди. Меня заперли в моем же доме. Насколько все было плохо, раз отец предпочел именно такой способ оставить меня в неведении? Я сказала ему, что могу помочь, но это был блеф. Кто бы не был там за дверью, я была бессильна перед ними. Все что у меня было это титул, который для них ничего не значил.
Слезы градом потекли из глаз, я подползла к двери, и принялась истерично колотить по петлям. Я задыхалась от своих всхлипов, хотя понимала, что истерика не поможет мне освободиться.
Спустя пару минут я всеми усилиями воли заставила себя собраться и прислушаться. Как я и предполагала, из дальней части дома доносились тяжелые мужские голоса. Никто не кричал. Тем не менее разобрать, о чем шла речь, не представлялось возможным. Лишь изредка, когда кто-то из господ, очевидно прохаживаясь по комнате напротив, начинал разговор, до меня долетали бессвязные обрывки.
— Взыскать имущество по факту…, — вдруг услышала я, а затем речь вновь стала неразборчивой.
От кончика пальцев до самой макушки, словно смертоносным змеиным ядом, меня сковал страх. Дикий ужас от осознания своей беспомощности. Я даже не могла вновь колотить в дверь, не могла заставить себя кричать, мною просто завладела тьма. Я ухватилась за дверную ручку, но уже не для того, чтобы выйти. Мне нужна была опора — связь с миром, чтобы просто не потерять сознание. Воздуха в комнате становилось все меньше, и каждый следующий вдох стоил мне все больших усилий.