Извек

Мне бы тоже не хотелось, подтвердил Микишка. А они вовсе не забывчивые. Нас двое, мы свежие, тем более у этих троих сил осталось маленько, они сейчас и на три сажени не стрельнут. К тому же боятся, вдруг у нас лук есть, а у них, видать, только эти трое и остались.

Извек двинулся вперед. На ходу оглянулся, сверкнула белозубая улыбка.

С меня гривна. Только скажи, как победителя определил?

А мы с ними с уже встречались. И с теми и другими. Эти рогатые самые настырные, лезут напролом. Наш кудесник рассказывал, что им лучше сдохнуть в бою, чем провиниться перед демоном, который над ними поставлен. Если провинишься, устроят такую вечную муку, что любая смерть благом покажется. Конечно, над этими демонами еще выше власть есть. Диавол какой-то. Его еще Люцифером называют, Астаретом, Велиалом, Асмодеем, Сатаной, Вельзевулом… еще как-то, не помню уж всего. Так того, верховного, вся эта гадость, еще больше боится. Вот и дерутся, как бешеные, правда, когда под надзором.

А эти, которые верхом? — напомнил Сотник, стягивая гривну.

Узкоглазые? Это другого поля ягоды. Мустахи, дивы, аблаи, джинны всякие. Тоже имеют над собой главного, то ли Иблиса, то ли Шайтана, но сильны только скопом, как степняки. Грудь на грудь слабоваты. Так себе: набегут, навоняют, получат отпор и обратно. Им тут тяжко приходится, здесь не степь и не горы. А гривну себе оставь, мы же на базаре и не в корчме.

Тогда возьми это, весело предложил Извек, доставая из кошеля монету. Уговор дороже денег.

Пойдет! согласился Микишка и, ловко подкинув денежку, спрятал в пояс.

Дальше шли молча. Приближалось место побоища. В нос ударил удушливый запах горелой плоти, выжженной травы и разорванных внутренностей. Тела громоздились разновеликими кучами, будто кто-то нес, потряхивая, дырявую котомку с трупами.

Тут только удалось разглядеть верховых животных, издали напоминавших рогатых лошадей.

Остановились возле крайнего. Пока Микишка отдирал от уздечки восьмиугольную звезду, Сотник внимательно разглядывал странного боевого скакуна.

Поджарое лошадиное тело оканчивалось коротким козлиным хвостом. Крепким сухим ногам позавидовали бы лучшие жеребцы, если бы не странные, разделенные на три пальца, копыта.

Но самой странной была голова зверя.

Изящная узкая морда походила на лошадиную, но над ушами из черепа торчали длинные дугообразные рога с удивительно острыми концами. Гладкие, молочного цвета костяные пики росли под таким углом, что при желании легко могли пробить что угодно. Это подтверждали и рыже-бурые кровяные разводы на рогах некоторых животных. Голову покрывала мягкая, белоснежная шерсть. Там, где голова присоединялась к мощной шее, проходила резкая граница между белой и серой шерстью, отчего издалека казалось, что на туловище коня нацепили выбеленный дождями рогатый череп. Это ощущение усиливали непривычно крупные глаза.

Вот это скакуны! пробормотал Извек и двинулся дальше, разглядывая неподвижные тела.

Микишка брел в трех шагах сбоку. Поднимал чужое оружие, вертел в руках, отшвыривал и шел дальше. Несколько раз срывал с убитых странные браслеты в виде охватывающего руку нетопыря. Подобрал и две разрубленные цепочки с подвешенными к ним чёрными камнями.

Перешагнув чьи-то внутренности, услышал слабое поскуливание, оглянулся и попятился. Один из мертвых зверей вдруг поднял голову и посмотрел на ополченца жалобными глазами. Извек тоже оглянулся на звук и теперь удивленно взирал на ожившее создание.

Вот те на! Живой коник объявился?! Ворон, тебе приятеля не надо? Посудачить, новостями обменяться?

Ворон косился настороженно. Тоже впервые видел таких белоголовых.

Рогатый испуганно хлопал ресницами, но понял, что врагов нет и принялся громко скулить, тараща на людей умные красные глаза.

Заднюю ногу крепко пришпилил к земле большой трезубец, голову держала уздечка, запутавшаяся на убитом всаднике. Избегнув гибели от ран, теперь был обречен на смерть от голода и жажды.

Ну что, коняга? Радуешься?!.. беспечно спросил Микишка.

Чему ж тут радоваться? не понял Сотник.

Тому, что жив остался, что люди добрые мимо шли, теперь помогут и отпустят на все четыре стороны.

Он уцепился за дуги трезубца и, набычившись, потянул. Земля заскрипела и вырвалась большим мохнатым комом.

Ну вот, облегченно вздохнул Резан, вытряхивая копыто из прогала между остриями. Теперь башку отцепим, и гуляй себе на здоровье. Впрочем, лучше вертайся к себе.

Животное торопливо вскочило, оказавшись ростом с Ворона, встряхнулось. Ещё раз скульнув, развернулось к растерявшемуся спасителю и быстро облизало разбитую рожу Резана. Кожу защипало, будто в неё воткнули мириады мелких иголок. Микишка отплюнулся и чуть было не стукнул шестопёром между рогов. Утираясь рукавом, проклинал и нечисть, и проплешины, но внезапно почувствовал, что жжение прошло, а вместе с ним исчезла боль в ссадинах и синяках.

— Ладно, двигаем отсюда, — проворчал он и направился к дороге. — Нам ещё шагать и шагать, а тут козлы с поцелуями лезут.

Сотник ухмыльнулся, запрыгнул в седло. Двинулись дальше, через пару сотен шагов услыхали за спиной приглушённый топот. Оглянулись, насторожено взялись за оружие. Топот приближался и скоро из-за поворота вытрусил знакомый зверь. Увидав спасителей, радостно вильнул хвостом и заторопился к ним. Резан в сердцах плюнул скрестил руки на груди.

— Не было у бабки забот! Теперь рогатое порося привязалось…

— Конь это к добру, — утешил Извек. — Даже такой чудноватый.

Микишка покосился, чувствуя подвох, но Сотник, как ни в чём ни бывало, рассудительно продолжал:

— И не беда, что он с рогами, у моего вон тоже уши, как у зайца, и ничё. Конь это всегда конь. Примета есть такая: говорят, что если есть конь, то обязательно повезёт. И если хорошенько покормить, то повезёт быстро и далеко. О, как!

Микишка молчал, но белоголовое создание уже притопало и замерло перед ним, радостно суча коротким хвостом.

Микишка сурово погрозил зверю пальцем.

— Целоваться не лезть! Не то рога обломаю.

Сотник хохотнул, запрыгнул в седло.

— Забирайся верхом! Поехали. Да и имя придумай какое-нибудь. Конь без имени не конь, а так… лошадь.