Извек

Ну все, робята, шутки кончились. Щас слезу с этого дурака и возьмемся за вас всурьез, причём вдвоем. Кого этот бешеный не загрызет, того сам раскрошу.

Мужики мрачно поглядывали на упавшего приятеля. Умирающий скреб руками траву. Кровь из глубокого проруба залила обездвиженные ноги. В последнем усилии он всё же поднял голову. Пальцы потянулись к лежащему рядом копью, но по руке уже побежали судороги. Неожиданно детина прерывисто вдохнул, дернулся и уткнулся в землю.

Ватага сдвинулась с места и стала медленно надвигаться. Извек, как мог незаметно, выдвинул ноги из стремян. Почувствовав осторожное движение, конь дрогнул боками и еле слышно ржанул. Извек приготовился к очередному прыжку, приметив рябого верзилу с потёртым кистенём. Тот двигался вперёд осторожно, но был ближе других. Сотник прикинул расстояние и тихо шепнул одними губами.

— Давай!

Ворон стрелой сиганул с места. Используя мощь его прыжка, Извек с силой дёрнулся в сторону. Вылетая из седла, развернулся боком и со всего маху обрушился на рябого. Разбойник, оказавшись между землёй и дружинником, смягчил падение всадника, но не выдержал двойного удара. Сотник услышал, как у того хрустнули рёбра. Перекатившись через голову, вскочил и оказался под градом беспорядочных ударов. Отметил их недюженную силу и весьма слабую выучку разбойников, не привыкших к решительному отпору. Сзади доносились предсмертные хрипы, и топот, перемежающийся глухим стуком. В какой то миг Извек замер, не обнаружив перед собой нападавших. Трое оставшихся отступили к деревьям, круглые глаза перебегали с дружинника на гарцующего коня и обратно. Ещё один с трудом встал на ноги. Не поднимая разбитой головы, сделал пару шагов и упал к ногам Ворона. Разбойники попятились.

— Ну что, весельчаки? — зло произнёс Извек. — Догуливать будем?

Вопрос подстегнул оставшихся. Ещё мгновенье и, трое уцелевших скрылись в кустах, с хрустом проламывая себе дорогу.

Вот и повоевали, вздохнул Извек и погладил коня по ушам. Не! Врет бабка! В тебе не человечий дух, а по меньшей мере драконий, и точно бешеный. Ну ладно, поехали дело делать. Нам налево.

Ворон послушно двинулся к левой дорожке и встал перед заострёнными кольями, дожидаясь, когда хозяин уберёт препятствие. Сотник, своротил перегородку и вернулся в седло бормоча:

Может, с тебя и уздечку снять? Сам будешь поворачивать, а мне только говорить куда?!

Ворон, как обычно, ничего не ответил, трусцой продолжил путь. Извек в десятый раз принялся перемалывать в уме беседу с Кощеем. Получалось странно. Вроде бы всё было по уму, но в душе не проходило ощущение чего-то гадкого. Может, стоило дать Бессмертному в морду и, как подобает доброму вою, развернуться и самому броситься искать Лельку? А он, как презренный жид, ввязался в странную историю с услугой за услугу.

В который раз захотелось плюнуть на договор, достать Яйцо, грохнуть его, окаянное, о землю и… к ней — желанной, таинственной, прелестной… Однако уговор дороже денег! Дал слово — держись! И деваться теперь некуда — честь превыше всего. К тому же, может и не врёт Бессмертный, что людскими хлопотами нашу русалку не достать?!

Голова Сотника шла кругом. Грешным делом начинал завидовать исчезнувшему Рагдаю. У того только любовь не земная, а любимая — совсем человеческая…

Извек отвлёкся от раздумий, завертел головой, сверяя местность с рассказом Кощея. Пока всё шло, как по писанному. Путь пролегал по холмам, кое-как одетым в смешанное редколесье. За холмами ожидалась ровная возвышенность. За ней, если верить Бессмертному, начинался настоящий лес, через который тянулась наезженная дорога до Вышеня, небольшого городища на окраине обжитых земель.

Вечерело. Всё блёкло, пока небо приобретало цвет остывающей булатной поковки. Солнце, расплескав за день всю ярость, едва теплилось за горсткой кучевых облаков. Последние связки вялых лучей высветили круглую впадину. На дне различались заросшие травой и осевшие в землю руины. На поверхности остались несколько растрескавшихся гранитных плит. Пока Извек осматривался, Ворон со скрипом выдрал пук травы и, перекладывая удила поудобней, захлопал губами. Замер, дожидась, пока хозяин расстегнет пряжку и стащит с головы уздечку.

— Проглот! — буркнул Сотник и потянул ремень подпруги.

Уложив седло на траву, выложил съестное на плоский камень. В два больших глотка промочил горло и взялся за ужин. Жевал без особого желания, всё обдумывал пути-дорожки, на которых оказался. Невесело заглянул в горлышко фляги. Усмехнулся ромейскому утверждению, что истина в вине и, хлебнув ещё раз, завалился на траву.

Едва закрыл глаза, как появилась Лелька. Стояла по пояс в воде и манила точёным пальчиком. Вокруг плескали мелкие плотвички, гоняемые парой щурят. Сотник делал осторожные шаги к русалке, но та оказывалась всё дальше и дальше от берега. Внезапно нога Извека попала в яму, он окунулся с головой и… проснулся. Небо ещё не начинало светлеть, но сон больше не шёл. Ворон тоже, будто и не спал вовсе, бодро ощипывал кусты. Выехали затемно.

Впереди, сколько хватало глаз, простиралось умытое росой поле. Ни дорог, ни троп. Одна трава с сочными, хрустящими на все лады, стеблями. Как ни странно, Ворон ни разу не потянулся губами к лакомой зелени. Растопырив ноздри шумно вдыхал прохладный воздух с редкими облачками тумана и за три сажени обходил холмики особо густой травы. Сотник молчал, присматривался к чёрным ушам коня. Они то и дело подёргивались, настороженно ловя отсутствующие звуки. Скоро рассвело ещё больше и Извек понял причину этой настороженности: в изумрудной поросли одного из холмиков рыжела рукоять меча. Чуть подальше над такой же зелёной кочкой, как подснежники на почерневших деревянных стеблях, сверкали белизной оперения стрел.

Над виднокраем показалась лысина солнца. Его лучи скользнули по росе и обнаружили в гуще травы останки, питавшие буйную зелень. Настырные стебли с неудержимой силой пробивали истлевшую одежду и, миновав кости, протискивались сквозь любые щелки побуревших от дождей доспехов. Кое где сверкали широкие улыбки черепов, разрубленных вместе со шлемом. Местами, склонившись над землёй, темнели обветренные древки копий. Изредка попадались холмики побольше, в них просматривались дуги лошадиных рёбер. Вся земля была пропитана смертью и Ворон чуял это несмотря на запахи цветущих трав.