Страница 5 из 125
— Так то, брат! Мокша у нас теперь важный смотритель. Следит, чтобы гости со стола не тащили.
— Уже и со двора волокут? — удивился Извек.
— У нас отовсюду волокут. И со двора, и с подворья. Со двора, правда, шибче: там заезжих поболе. С чего едят, то и волокут — серебро, золото… А князь, в последнее время, строг стал. Гневится. Вот и ставят, у кого глаз половчей. Мокша в этом деле один из первых.
Эрзя отряхнул усы, встал.
— Пойдём, коней покормим и в дозор. Нам сегодня вокруг торговых рядов тулиться.
До полудня небо синело без облачка. Марило нещадно. Не обремененные доспехом, дружинники радовались, что рубахи не мокли под раскаленным железом. Обойдя проулки, остановились в рядах остудиться квасом. Издали заметили шумную толкучку и, доглотав ядреное питье, двинулись, разузнать, в чём дело.
Исаакий — глава иудейской общины, с дюжиной родственников запрудили ряд. Всем видом выказывая превосходство над прочими, лениво выбирали товары. Судя по физиономиям торговцев, Исаакий опостылел многим. Долго приглядывался, презрительно перебирал и морщился над самым добротным.
Извек с Эрзёй развернулись уходить, но Исаакий затеял торг с Борятой — лучшим бортником Киева. Тот, язык без костей, ловко и смешно отвечал на любые дотошные вопросы. Исаакий уж и нюхал, и пробовал каждый мёд по три раза, но всё одно воротил морду. Борята, вконец осерчав, забрал у него плошку. Исаакий потянулся за другой, но и та уплыла из-под руки.
— Ты, уважаемый, уже полведра мёда снюхал! — не выдержал бортник. — Шёл бы домой, а то товар застишь. Да и не пробуют меды, по пять раз, ежели по уму.
Иудей прищурился на Боряту и, поглаживая расшитые кошели на толстом брюхе, с издёвкой изрёк:
— Да боже ж мой! Если вы такие умные, то покажите мне ваши деньги!
Тут Борята и показал… Сотник услышал звучную плюху, заметил красные сопли, забрызгавшие соседние прилавки. Племяннички и братья Исаака бросились на бортника, но им на беду случился поблизости новгородец Васька Буслаев. Тут-то всё и началось…
Народ, освобождая место для драки, шатнулся в стороны: помнили, что Борята во гневу страшён, да и Буслаев вгорячах задеть может. Зеваки окружили толковище плотной стеной. В кутерьму не совались, но стена то и дело колыхалась, останавливая полёт очередного ушибленного. Извек с Эрзёй подступили поближе, дабы не было поножовщины, но, убедившись, что бранятся только на кулачках, уселись на возок, вздохнули: народ на Руси вольный, коль не прав — получи по рогам. Осталось подождать, пока не утихомирится.
Вопреки ожиданиям, заварушка только разгоралась. Вплелись ещё пара обиженных торговцев. Утоптав важных иудеев в перемешанную с мёдом грязь, порешили продолжить разгон на их улице. До кучи, припомнили обидки и живущим промеж них хазарам. Пяток зачинщиков, закатав рукава, двинулись с торжища. По пути нагоняли другие охочие до драки. Извек с Эрзёй неохотно поплелись следом: дело дружинников — не допущать в Киеве излишнего смертоубийства. Погром погромом, а резни учинять не велено.
Пока дошли до Жидовского квартала, собралось десятка два. Буслаев с Борятой и тремя зачинщиками двинулись, вглубь улицы. Остальные, по пять-шесть человек, рассыпались по ближайшим домам.
Как водится, в начале валили ограды, выгоняли чад и домочадцев. Мужиков, кто ерепенился, подгоняли со двора пинками да затрещинами. Особо ретивым правили спины жердями. Потом громили кладовые с добром, окромя вина конечно, питью пропадать негоже. Кто бросался спасать имущество — тех опять же палками, мол, неча лезть под горячую руку.
Извек с Эрзёй видели, как раскрасневшиеся мужики суетятся возле очередного частокола. Забор, не поддавшийся первому наскоку, всё-таки затрещал и рухнул, придавив лаявшего по ту сторону волкодава. В образовавшийся прогал вся ватага устремилась к дому.
Тут же из-за двери выскочил дородный хазарин и, ловко орудуя саблей, сильно посёк нескольких человек у крыльца. Все оторопели, но быстро опомнились. Кто-то оттаскивал раненых, кто-то, готовясь к штурму, искал жерди подлинней. Сетовали, что Борята с Васькой подались дальше.
— Доигрались, Ящер задери, пора закругляться! — зло пробормотал Извек.
Эрзя прищурившись потянулся к оружию, когда к Сотнику подскочил сухопарый Дед-Вьюн и, потрясая козлиной бородой, ехидно проблеял:
— Ой, Гой-молодец, одолжи старичку клиночек супостата срезать. Глядишь и хлопцы поучатся, как надоть драться по-человечески. Брёвнышко мне, немощному, уже не поднять, а с мечиком твоим, думаю, управлюсь. Вишь, как наших хлопцев порезали?
Эрзя схватился за оружие. Извек придержал друга и, не вынимая меча, зашагал к крыльцу. Остановился в трёх шагах, взглянул в горящие глаза хозяина.
— Хватит кровей! Охолонись, пока…
Свист острия в трёх вершках от лица, не дал договорить. Сотник отшатнулся, сжал зубы. За спиной хазарина показались ещё двое: глаза горят, клинки наголо, лица злые. Извек помедлил, ступив ближе, терпеливо поднял руку.
— Не гневи богов!
В воздухе опять свистнуло остриё. Хозяин вздёрнул руку для нового удара, крикнул что-то о презренных богах и поганых идолищах. Услыхав такую брань, Сотник озлился окончательно. Не дёргаясь под саблю, мощно ударил сапогом в столб крыльца. От богатырского удара древесина лопнула и навес, лишённый одной опоры, начал крениться. Хазарин в страхе задрал голову. Извек же стрелой бросился вперёд и, перехватив руку с оружием, наотмашь ударил в лоснящийся лоб. Двое других, вскинув сабли, рванулись на помощь, но грузное тело хозяина подмяло их и увлекло внутрь дома.
— Богов наших, сука, не тронь! — процедил Извек.
Сбегая с крыльца, ударил по оставшемуся столбу. Уже шагая прочь, услышал треск и грохот упавшего навеса. Сквозь туман гнева различил крики и улюлюканье довольной толпы. Остановился перед Эрзёй, встретив вопросительный взгляд, досадливо качнул головой. Сбоку подсеменил Вьюн, затряс пучком бороды.
— Ну, молодец, ублажил так ублажил! Давно не видывал, чтоб так кузяво силушку прикладывали. До чего ж гожо совладал. Не иначе, как из малой дружины будешь?!
— Буду, — сквозь зубы согласился Сотник.