Дот

— Бабуль? — позвала хозяйку Ольга.

— Кто там? — послышалось из кухни.

— Это я, Оля и Катя, — отозвалась Новикова.

— Катя? — появилась и сама бабушка. Внучки перебазировались на кухню, где Раиса Ивановна варила борщ. Мать Ольги уже успела сообщить бабушке хорошие новости, но в своей обработке. Не отвлекаясь от работы по кухне, бабуля задала головомойку московской внучке. Если придерживаться версии тети Зины, то ругать было за что. Она мужественно испила эту горькую чашу порицаний. Благо баба Рая была отходчивой.

— Обедать будете? — предложила Тихонова. Девчонки кивнули головами. Они ведь пришли не только нравоучения выслушивать. Должно же быть в этом походе и что-то приятное? Бабуся насыпала в тарелки горячего борща и нарезала черного хлеба. И тут Катя заметила у нее шрам на руке. Раньше на такие вещи не обращала внимания.

— Ба, а что это у тебя на руке? — спросила Екатерина.

— Шрам с детства. Утюгом прижгла. Раньше знаете, какие утюги были? Не то, что сейчас.

Упоминание утюга, словно током ударило Катюшу. Бабушку Раей зовут и ту девочку, что ее приютила в доме на улице Коминтерна 12, тоже Раей звали. Олька попробовала борща и довольно сообщила: «- Он у тебя такой вкусный. Ты такая мастерица!»

— Что я? Вы бы попробовали борща у моей матери. Вот, где настоящий борщ.

— А мать случайно не Дарьей Петровной звали? — с серьезным выражением лица спросила Катя.

— И фамилия у нее Волкова была?

— Так и звали, — подтвердила ничего не подозревающая бабушка.

— Отец Иван Афанасьевич? Работал машинистом на паровозе? — продолжала спрашивать Екатерина. Сестренка, сидящая напротив, удивленно посматривала на московскую родственницу. Бабушка заволновалась.

— Ты чего это стала интересоваться нашими родственниками? Они умерли давно. Зачем они тебе?

— Это раньше не стала бы спрашивать, сейчас все изменилось, — загадочно ответила Катя.

— Бабуля, можно еще, кое о чем спросить из твоего детства?

— Спрашивай, коль интересно.

— Ты ведь коренная жительница Полоцка?

— Ну, да. Родилась я здесь и всю жизнь прожила, кроме эвакуации конечно, — подтвердила Тихонова.

— Вышла замуж здесь и здесь же вашего деда и похоронила, — продолжила она.

— Ба, а почему ты никогда не рассказывала о своем брате Пете? Где он кстати?

— Кто тебе о Петьке сказал? — Раиса Ивановна зыркнула в сторону Ольги. Та в ответ пожала плечами, мол, она и сама ничего не знает.

— Зина вечер воспоминаний устроила? Так и она о Пете ничего не знает. Он после нашего возвращения в Полоцк на мине подорвался, еще до рождения Зинки. Кто тебе о нем сказал?

Екатерина проигнорировала этот вопрос.

— Бабуля вас отец эвакуировал 23 июня 1941 года. Сам ведь он остался? Что с ним случилось?

— Погиб папенька под бомбежкой. Самолеты настигли его поезд. Что ты мне душу берендишь? Ешь, давай.

— Бабушка, милая, а теперь вспомни, пожалуйста, как началась война? Вы ведь жили на улице Коминтерна 12? И собаку вашу Шариком звали. Вспомнила?

— Чего ты хочешь? — нервничала Раиса Ивановна.

— В тот день к вам прибилась девушка с разбомбленного поезда из Бреста.

— Была такая, — кивнула головой Тихонова, напрягая память.

— В этот день Дарья Петровна затеяла стирку, и ты таскала воду из колодца. На следующий день приехал твой отец, и ты от радости обронила огромный утюг, что грели на печи. Вот оттуда и ожог. А бинтовала твою руку гостья из Бреста.

— Но это никто не знает. Я никому, никогда это не рассказывала. Откуда это тебе известно?

— Да потому-что эта девушка я! — чуть не закричала Катя.

— Все, что тебе сказала тетя Зина выдумка. Никуда я не уезжала. В ДОТе «Призрачного лейтенанта» я провалилась в 1941 год и совершенно случайно вышла на тебя.

У нее была, конечно, версия насчет Виктора и этой удивительной случайности, но она приберегла ее до следующего раза.

— Ты, хрупкая девочка, таскала огромными ведрами воду из колодца. Я была голодна, напугана и не знала куда идти. Это ты привела меня к Дарье Петровне. Она накормила меня и дала кров. На следующий день вы уехали и оставили дом на меня. Вспоминай!

Руки бабушки затряслись. Олька сидела с широко раскрытым ртом.

— Но этого не может быть! — простонала Раиса Ивановна.

— А еще ты хотела посмотреть голубка на моем плече.

Катя спустила плечико платья, чтобы было видно татуировку.

— Вот он, смотри!

— Нет, нет, такого не может быть! — шептала бабушка.

— В ту ночь ограбили 35 магазин и убили сторожа, — пригвоздила Еремина бабу Раю своим последним доводом.

— Катенька! — бросилась бабушка обнимать внучку.

— Это ты?

— Я бабуля! Я только оттуда вернулась.

Они стояли, обнявшись, и рыдали во все горло. Олька ошарашенно пялилась на парочку, не совсем понимая, как Катя могла быть знакома с бабушкой в ее детстве? Наплакавшись, Раиса Ивановна подошла к навесному шкафчику и достала оттуда начатую бутылку коньяка.

— Берегла для особых гостей, но больше, чем ты, особенных я не дождусь. Давайте помянем моих родителей и брата, — предложила Тихонова. После первой Катя рассказала бабушке, как очутилась в другом времени. В первый свой рассказ она опускала много деталей, а здесь не скупилась на подробности и Ольга слушала повествование двоюродной сестры с раскрытым ртом. Пользуясь тем, что бабуля всю жизнь прожила в Полоцке, Катя попыталась узнать о судьбе военврача третьего ранга Ковале, ведь он тоже был местным. Раиса Ивановна задумалась.

— По-моему работал у нас в поликлинике такой врач. Ты у Зинки спроси, она в городском совете работает и сможет точно узнать, — посоветовала бабушка. Катя даже и не ожидала, что ей так может повезти. Увидеть живого Гришу, предел желаний. Сколько ему сейчас? Годков 85 не меньше. Вспомнит ли он ее?

Бутылку они закончили до того, как появились родители Екатерины. Валентина Васильевна была, конечно, сильно удивлена обнаружив на кухонном столе матери, пустую бутылку из-под коньяка. Раиса Ивановна ничего пояснять не стала, а лишь сказала, чтобы дочери не вздумали ругать ее внучек. Затем снова были слезы и причитания. Валентина Васильевна хотела сразу забрать дочку домой, но Зина настояла, чтобы они сходили в городской отдел милиции и закрыли дело у подполковника Решетняка. Утречком Игорь Иванович на своих «жигулях» доставил девушку к зданию МВД. Решетняк оказался очень приятным человеком. Они долго разговаривали по душам. Ему, не как милиционеру, а как простому человеку было интересно услышать о том, что пережила Еремина, и каково было в Полоцке в начале войны. Катя тоже не постеснялась решить свою проблему, через начальника милиции. Дело Владимир Павлович обещал закрыть и больше Катю по этому вопросу не тревожить. Еремина из отдела вышла с адресочком в кармане. В Полоцке действительно проживал Коваль Григорий Семенович. Осталось только узнать, тот ли это Коваль. Таксист быстро доставил ее в нужное место. Она прошла в ухоженный дворик между сталинских двухэтажеки нашла нужную квартиру. На звонок никто не отвечал. Соседке надоело слушать трели звонка, и она вышла на лестничную площадку.

— Девушка, вы к кому? — придирчиво осмотрев Еремину, поинтересовалась пышная женщина с бигуди на голове.

— Я к Григорию Семеновичу. Вы не знаете, он дома?

— Так, нет его. С утра опять пошел на базар книжки свои продавать. И скажите, кому они сейчас нужны? — возмутилась барышня.

— А почему он торгует книгами? — не поняла девушка.

— Здрасьте! Вы как не с этой планеты. Какая у мужика пенсия? Разве на такую проживешь? У него детей нет, помогать не кому. Всю жизнь прогорбатился в больнице и получил!

— Он во время войны хирургом в госпитале был, — озвучила Катя одну из страниц биографии Коваля.

— Тем паче! — продолжала возмущаться соседка.

— Как сейчас к ветеранам относятся? На девятое мая цветочки подарят, может, какую-нибудь юбилейную медальку дадут и на целый год забудут.

Тут с дамочкой трудно было не согласиться. Девяностые годы, не самое лучшее время не только для ветеранов.