Страница 66 из 68
Через два дня мне позвонил Борька Краснов. Позвонил из Питера. В принципе, раньше он уже писал, что намеревается посетить Северную Пальмиру, однако я никак не предполагал, что это случится так скоро. Не терпящим возражений тоном Борька предложил через час встретиться на площади Репина. Так что пришлось забить болт на все дела и срочно выдвигаться – все, что в моей жизни связано с Борькой, – это святое. Такая вот пидерсия – по жизни есть всего один настоящий друг, но и тот, как назло, живет в Первопрестольной. Кстати, выбор Красновым места встречи меня несколько озадачил, поскольку этот район традиционно лежал вне наших основных питейных маршрутов. Впрочем, не исключено, что там могла открыться и какая-то новая точка – в отличие от меня, Борька ориентировался в Питере и его новинках превосходно.
Ровно через час мы встретились, облобызались, перекинулись парой фраз, после чего Борис потащил меня куда-то на Садовую. Хотя нет, сначала он зачем-то попросил меня дыхнуть, после чего поморщился и спросил:
– Когда последний раз пил?
– Вчера, – недоуменно ответил я.
– Сколько?
– Два абсента, с заказчиком в баре пообщались А что?
– Да так, ничего, – многозначительно сказал Борька и потянул меня за рукав. – Пошли, опаздываем.
Подобное поведение меня, безусловно, заинтриговало, однако я решил в течение событий пока не вмешиваться. Да и мало ли что в данную минуту у человека может быть на уме? Москвичи, они вообще малость торкнутые люди, и Борька Краснов в данном случае не исключение.
Мы прошли к основательного вида зданию с фонтаном, на котором красовалась вывеска «Поликлинический комплекс производственного объединения „Адмиралтейские верфи“. „Странный выбор“, – подумал я и спросил:
– Борька, а ты уверен, что здесь наливают?
– А тебе уже совсем невмоготу? – как-то уж слишком участливо спросил Краснов, и я понял, что явно чего-то недопонимаю.
Мы вошли внутрь, натянули на ботинки полиэтиленовые бахилы и поднялись на второй этаж. Покрутившись по радиусам, Борька, наконец, нашел нужную ему дверь с табличкой «Нарколог», и, предварительно постучавшись, мы зашли в кабинет, в котором за столом сидел дядечка лет пятидесяти с характерно неславянской наружностью.
– Яков Моисеевич, это мы. Не опоздали?
– Нет, Боренька, наоборот, вовремя. А это, как я понимаю, и есть Илья Вениаминович, не так ли?
– Он самый, – ответил за меня Краснов, и мне ничего не оставалось, как удостоверить свою личность легким кивком головы.
– Ты вот что, Боренька… Оставь-ка нас с Ильей Вениаминовичем одних. Мы тут с ним славненько побеседуем. Ладненько?
– Конечно, Яков Моисеевич, – откликнулся Борька. Идиотски улыбаясь, он подбадривающе подтолкнул меня к единственному свободному стулу и испарился. Соответственно, мы остались беседовать.
Беседовали в общей сложности минут сорок. За это время Яков Моисеевич обстоятельно расспросил меня о моих наследственных заболеваниях, вредных привычках, фобиях и маниях, пристрастиях, взаимоотношениях с женщинами и прочее, и прочее. Не обошлось и без постукивания молоточком по коленкам, а также активного слежения за прокуренно-желтым указательным пальцем – сначала слева-направо, затем сверху-вниз. Я пытался добросовестно исполнять все прихоти Якова Моисеевича исключительно с одной лишь целью – добраться, наконец, до финала, дабы понять, чем, собственно, вызван подобный интерес к моей персоне. Говоря простым языком: что за хрень здесь происходит?
Закончив тестирование, Яков Моисеевич довольно долго писал что-то размашистым почерком в своем гроссбухе, после чего позвал в кабинет Борьку. Вдвоем они прошли за ширму и начали о чем-то оживленно перешептываться. Минут через пять Краснов вышел, пряча во внутренний карман бумажник, и дал мне понять, что аудиенция окончена. Мы спустились вниз, выбросили в специальный ящик использованные бахилы и, наконец, очутились на улице. Я с наслаждением закурил и демонстративно застыл в позе человека, жаждущего объяснений. И они не замедлили явиться.
– Ну ты и напугал меня, старик, – начал Борька, прикуривая. – Я уж думал, ты того – белку словил.
– Кого словил? – не врубился я.
– Профессиональную болезнь журналиста-одиночки. Мне так в жюри и сказали – вы бы, Борис, чем народ всякой фигней потешать, лучше бы взяли денек да в Питер поехали. Мол, товарища спасать надо, пока не поздно. Товарищ-то, видать, белый-белый, совсем горячий…
– Борька, давай-ка с этого места поподробнее. Какую фигню? Кто прочитал?
– Да эти твои наблюдения за человечками… Ты, Илю-ха, тоже, хорош гусь! Знал же, что по времени был полный край – читать некогда. Я твою дискету на Ленинградском вокзале забрал и сразу же повез на конкурс. Атам девки текст распечатали и давай ржать… Как там у тебя? «…Другие инопланетяне стали срывать веточки и складывать их в летающую тарелку»? Да, бля, ничего не скажешь – абсолютно социально безответственные типы… Кстати, а почему ты начал творить от женского лица? Ты часом не поголубел?..
Вот теперь я врубился. Мать моя женщина! Получается, той ночью я по запарке перепутал дискеты и отправил в Москву Никин рассказ. А где же тогда мой окончательный вариант? Правильно, на дискете, которую забрала Стрельцова. Идиот!! Сколько раз сам себе говорил: не можешь запомнить, где что лежит, – подписывай.
– …Да ладно, хрен с ним, с этим конкурсом. Как говорится, не первый и не последний, – по-своему интерпретировал обозначившиеся на моем лице страдания Борька. – Не переживай, Илюха. Зато теперь мы точно знаем, чем ты болен, а главное – чем тебя лечить. Кстати, Яков Моисеевич большой профи в этих вопросах, я в свое время у него тоже наблюдался. Правда, откровенно тебе скажу, у меня был более запущенный случай.
– Ау меня что? – автоматически спросил я.
– СПРПСГ – синдром психосоматического расстройства на почве длительного сексуального голодания. Несмертельно. Лечится либо женитьбой, либо блядками. Поскольку ЗАГСы сегодня уже закрылись, предлагаю вариант номер два. К тому же в абсолютном выражении это обойдется гораздо дешевле. Погоди-ка, Илюха, я сейчас один звоночек сделаю. Есть у меня на примете пара безотказных медсестричек.
Борька принялся вызванивать «неотложку», а я отошел в сторонку и набрал телефон Ники.
– Привет!
– О, какие люди!.. Ну, как ты тогда? На вокзал успел?
– Успел. Никуш, ты когда от меня уезжала, случайно дискету с собой не прихватила?
– Прихватила. Не переживай – текст классный и встал хорошо, как раз на две полосы. Мы еще вчера его сверстали. Лаппа сказала, что еще парочка таких материалов и мы с нашим журналом выйдем на качественно новый уровень. А что?
– Да, собственно, уже ничего. Просто хотел поинтересоваться, что да как.
– Илюш, ты извини, я сейчас не одна – я тебе на днях перезвоню. Ладно?
– Ага.
– Ну, все. Целую. И спасибо за кофе. И за коньяк. Я, правда, так надралась тогда, что еле смогла дверь открыть. Все утро в ванной отмокала…
Ну что ж, теперь все вроде как понятно. Завтра пятница – последний срок отправки моего очередного материала для журнала «Лапушки». Ника забрала дискету, обнаружила на ней вместо своих инопланетян мой конкурсный текст и решила, что я таким вот образом подсуетился и подогнал ей статью раньше времени. Вот и все мое «рыцарство». Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Что ж, заслуженного лауреата на этот раз из меня не вышло. Придется переквалифицироваться…
– …Илюхин! Все в ажуре, – подошел Борька с улыбкой похотливого котяры. – Скорая помощь готова прийти на помощь. Сейчас заскочим в магазин, а потом берем тачку и вперед.
А и в самом деле! Черт с ними со всеми – с конкурсами, с «Лапушками», а также с социальной ответственностью в бизнесе. К бабам так к бабам! Вот и Яков Моисеевич опять же советует…