Страница 97 из 138
Однажды, когда сеялся тихий, летний дождь, Самми-но тюдзё пришел к Гэндзи, имея с собою множество приличествующих случаю антологий. Гэндзи тоже повелел открыть книжные хранилища у себя в доме и из шкафчиков, куда никогда прежде не заглядывал, достал редкостные старинные собрания. Затем, отобрав несколько наиболее значительных, без особых церемоний пригласил к себе людей, в этой области сведущих. Собрались в его доме придворные и ученые мужи и, разделившись на левых и правых, четных и нечетных, начали состязаться, причем победителей ожидали великолепные дары. Чем дальше, тем труднее становилось угадывать, и иногда Гэндзи, приводя всех в восхищение несравненной широтой своих познаний, называл рифмы, которые и достопочтенных мужей ставили в тупик. «Может ли один человек быть вместилищем всех возможных совершенств? - восторгались собравшиеся. - Таково, видно, его предопределение - затмевать окружающих и красотой и дарованиями». В конце концов левые проиграли.
Дня через два Самми-но тюдзё устроил угощение для победителей. Особенной пышностью оно не отличалось, но яства были поданы с отменным вкусом в изящнейших кипарисовых коробках, дары же, преподнесенные гостям, отличались разнообразием и изысканностью. Были приглашены все, кто участвовал в состязании, и снова во множестве складывались стихи.
Цвело лишь несколько одиноких «роз у лестницы»[30] , но тихая и спокойная красота этого летнего дня трогала куда больше, чем яркие краски весенней или осенней поры. Чувствуя себя легко и свободно, гости услаждали свой слух музыкой.
Сын Самми-но тюдзё, мальчик лет восьми или девяти, в нынешнем году поступивший на службу во Дворец, пел на диво приятным голосом и играл на флейте «сё». Гэндзи охотно вторил ему. Этот мальчик был вторым сыном четвертой дочери Правого министра. На него возлагались особенно большие надежды, и люди чрезвычайно привечали и баловали его. Обнаруживая необыкновенные дарования, он был к тому же очень миловиден и вызвал всеобщее восхищение, звонко запев «Высокие дюны»[31] в тот миг, когда веселье стало беспорядочным. Господин Дайсё, сняв с себя верхнее платье, преподнес ему. Гэндзи захмелел сегодня более обыкновенного, и его раскрасневшееся лицо блистало ослепительной красотой. В платье из тонкого шелка, сквозь которое просвечивало тело, он был так хорош, что престарелые ученые мужи, издалека поглядывая на него, роняли слезы. Когда мальчик допел до конца: «Вот бы мне взглянуть на нежные лилии…», Самми-но тюдзё, почтительно поклонившись, поднес Гэндзи чашу с вином:
Улыбаясь, Гэндзи поднял чашу:
Увы, уже и поблек… - пошутил он, нарочно притворяясь совсем захмелевшим, но Самми-но тюдзё, поглядев с укоризной, все-таки заставил его выпить вино.
Немало было и других песен сложено, но ведь еще Цураюки говорил, что истинные песни редко рождаются в таких случаях и бессмысленно записывать все подряд. К тому же мне это просто не по силам… Достаточно сказать, что во всех стихах и во всех песнях восхвалялись достоинства господина Дайсё. Да и сам он, как видно возгордившись, произнес: «Я сын Вэнь-вана и брат У-вана…»[32] Одни эти имена звучали чудесной музыкой в его устах. Кажется, он готов был продолжить: «Я дядя Чэн-вана…», но вовремя спохватился.
Часто заходил к Гэндзи и принц Соти, замечательный музыкант и прекрасный собеседник.
Тем временем госпожа Найси-но ками вернулась в отчий дом. Давно уже мучила ее лихорадка, и она решила, что здесь ей будет удобнее прибегнуть к помощи молитвенных обрядов. Монахи начали произносить заклинания, и болезнь, ко всеобщей радости, отступила. Между тем Найси-но ками, по обыкновению своему не желая упускать столь редкой возможности, сговорилась с Гэндзи и, как это ни сложно было, стала встречаться с ним почти каждую ночь.
Найси-но ками была красива яркой, цветущей красотой. Правда, за время болезни она немного похудела, но это ничуть не повредило ей: напротив, ее нежные черты казались теперь еще нежнее.
Государыня-мать тоже жила в отчем доме, поэтому любовникам постоянно грозила опасность разоблачения, но ведь именно такие обстоятельства и делали женщину особенно привлекательной в глазах Гэндзи. Ночь за ночью, стараясь никому не попадаться на глаза, пробирался он в ее покои. Очевидно, некоторые дамы кое-что приметили, но, опасаясь неприятностей, не спешили доносить о том старшей госпоже. Министр же и ведать не ведал… Но вот однажды под утро разразилась страшная гроза, внезапно хлынул ливень, загремел оглушительный гром. Юноши из семейства министра вместе с чиновниками из службы Срединных покоев суетливо забегали по дому, повсюду толпились люди, дамы же, потеряв голову от страха, теснились ближе к госпоже, и Гэндзи оказался в крайне затруднительном положении. Не имея возможности выбраться из дома, он встретил день в опочивальне Найси-но ками, причем, к его величайшей досаде, полог был со всех сторон окружен прислужницами. Можно себе представить, как растерялись дамы, которые знали… Когда смолкли раскаты грома и немного стих дождь, министр решил наведаться в женские покои. Сначала он зашел к Государыне-матери, а оттуда направился к Найси-но ками. Стук дождя заглушал все прочие звуки, и присутствие министра было обнаружено только тогда, когда он, приподняв занавеси, спросил: - Как ваше самочувствие? Ужасная выдалась ночь, я очень беспокоился за вас, но так и не смог зайти. Вас охраняли Тюдзё и Мия-но сукэ?
Он говорил слишком быстро, и в голосе его не было значительности, приличной сановным особам. Гэндзи невольно улыбнулся, сравнив его с Левым министром. Так, различие было поразительным. В самом деле, Правый министр произвел бы куда лучшее впечатление, если б по крайней мере сначала вошел, а потом уже начинал говорить.
30
Цвело лишь несколько одиноких «роз у лестницы»… - образ из стихотворения Бо Цзюйи «Раскрываются цветы розы и созревает весеннее вино, а по этому случаю приглашаю Лю Девятнадцатого, сановника Чжана и Цуя Двадцать Четвертого вместе испить…»:
31
«Высокие дюны» - народная песня (см. «Приложение», с. 98)
32
Я сын Вэнь-вана… - В «Исторических записках» говорится о том, как, наставляя сына своего Бо Ли, князь Чжоу-гун сказал: «Я - сын государя Вэнь-вана, брат государя У-вана и дядя государя Чэн-вана. Я - в Поднебесной. И не ничтожен». Под Вэнь-ваном Гэндзи подразумевает имп. Кирицубо, под У-ваном - имп. Судзаку, под Чэнь-ваном - сына Фудзицубо. Чжоу-гун помог брату своему У-вану (1134-1115 гг. до н. э.) свергнуть династию Инь и установить династию Чжоу