Страница 9 из 138
ответил министр и, спустившись с Длинного моста, исполнил благодарственный танец. От Левой императорской конюшни подвели коня, от Императорского архива поднесли сокола. Знатные вельможи и принцы крови, выстроившиеся в ряд у лестницы, получили дары сообразно званию каждого. Яства в кипарисовых коробках, плоды в привязанных к веткам корзинах в соответствии с высочайшими указаниями были подготовлены для этого дня все тем же Удайбэном. Подносы с рисовыми колобками, китайские коробки с дарами для участников церемонии заполнили все вокруг, их было куда больше, чем в день совершеннолетия принца Весенних покоев. Да и в остальном сегодняшнее зрелище казалось гораздо великолепнее.
В ту же ночь юноша отправился в дом Левого министра. Там торжественно встретили будущего зятя, и церемония прошла с невиданной доселе пышностью. Совсем еще дитя, Гэндзи тем не менее был так красив, что каждого, кто смотрел на него, охватывало невольное беспокойство: «Право, может ли быть долговечной подобная красота?» Дочь министра была чуть старше и, увидев, как юн Гэндзи, застыдилась.
Левый министр сумел снискать особую благосклонность Государя, коего единоутробной сестрой была мать этой девицы, так что его положение в мире было весьма прочным. Теперь же, когда Левому министру удалось заполучить и Гэндзи, Правый министр, имевший внуком наследного принца и, казалось бы, обладавший безраздельной властью над миром, вовсе утратил свое влияние.
У Левого министра было много детей от разных жен. Один из его сыновей, рожденный все той же принцессой крови, имел чин сёсё и звание куродо и прозывался Куродо-но сёсё. Он был очень молод и так хорош собой, что Правый министр, несмотря на неприязнь, питаемую к его отцу, не смог пренебречь юношей и отдал за него свою нежно любимую Четвертую дочь. Заботились о нем не меньше чем о Гэндзи, - словом, и тот и другой союз был воистину безупречен.
Государь постоянно призывал к себе Гэндзи, и тот не мог подолгу оставаться в доме министра. В сердце же его жил один лишь образ - принцессы из павильона Глициний, ибо не было ей равных на свете. «Вот бы и мне найти подобную ей, - думал Гэндзи. - Но, увы, таких больше нет. Дочь министра тоже красива, в доме холят ее и лелеют, но не лежит к ней душа». Так, одна страсть владела его юным сердцем, доставляя порой невыносимые мучения.
Теперь, когда Гэндзи стал взрослым, Государь уже не позволял ему входить во внутренние покои особ, к которым еще недавно имел он свободный доступ. Но когда во Дворце музицировали, мысли и душа юноши витали за занавесями павильона Глициний, туда же, навстречу пению струн, стремился голос его флейты, а иногда из-за ширм доносился едва слышный нежный голос, и сердце его сладостно трепетало. Да, именно потому жизнь во Дворце и казалась ему такой привлекательной. Проводя там по пять-шесть дней кряду, Гэндзи лишь иногда дня на два, на три возвращался в дом министра, но тот не осуждал его, считая, что в столь юные годы… И ласкал зятя по-прежнему. В услужение супругам министр отдал самых изящных молодых прислужниц. Он затевал разные увеселения, дабы привлечь зятя в свой дом, - словом, не ведал, чем угодить ему.
Покои Светлых пейзажей - Сигэйса - перешли к Гэндзи. Не желая разлучать дам, некогда прислуживавших его матери, Государь отдал их в услужение сыну. Ремонтные мастерские и Плотницкое управление, получив соответствующие указания, перестроили ее родной дом - и он не имел себе равных. Усадьба эта и раньше славилась живописными уголками, густыми купами деревьев, изысканными горками, а теперь решено было расширить пруд, работа кипела, и в конце концов сад, как и дом, засверкал невиданным доселе великолепием.
«Когда б я мог поселить здесь особу, подобную той, единственной, к которой постоянно обращаются мои мысли…» - думал юноша, вздыхая.
Говорят, что прозвище Блистательный дал Гэндзи тот предсказатель-кореец, искренне восхищенный его красотой.