Страница 6 из 138
Долго еще беседовали они, но вот, заплакав, гостья:
- Уже совсем поздно, надобно отнести Государю ответ, пока не рассвело, - сказала и заспешила обратно во Дворец.
Луна вот-вот скроется за краем гор, небо чистое и светлое, дует прохладный ветерок, стрекотание насекомых в траве вызывает невольные слезы… Право, трудно расстаться с этой обителью трав.
произносит госпожа Югэи и никак не может сесть в карету.
Но я опять жалуюсь, простите… - отвечает через одну из своих прислужниц мать ушедшей.
При таких обстоятельствах не принято обмениваться дорогими дарами, поэтому она послала с письмом лишь оставшийся от дочери придворный наряд и шкатулку с принадлежностями для прически, сбереженную ею как память об умершей нарочно для такого случая.
О том, в каком горе пребывали молодые прислужницы ушедшей, и говорить нечего. К тому же, привыкшие к блеску придворной жизни, они скучали и, то и дело вспоминая Государя, торопили госпожу, но та никак не могла решиться, думая: «Присутствие столь злосчастной особы неизбежно вызовет нежелательные толки. А расставаться с внуком даже на короткое время слишком тяжело, места себе не найду от тревоги».
Госпожа Югэи весьма тронута была, увидев, что Государь еще не лег почивать. Он сидел во внутреннем дворике, делая вид, будто любуется пышным цветением, и коротал часы ожидания за беседой с несколькими самыми чувствительными дамами из своего окружения.
В последние дни предметом их задушевных бесед чаще всего становились свитки с картинами к поэме «Вечная печаль»[23] . Картины эти, которые Государь рассматривал денно и нощно, принадлежали кисти императора Тэйдзи[24] , японские же песни и китайские стихи были написаны Исэ и Цураюки[25] .
С пристрастием расспрашивал Государь о том, что увидела госпожа Югэи в доме ушедшей. Она же, поведав, сколь печальное зрелище предстало ее взору, подала ему письмо.
«Милости Государя воистину безграничны, и я в смущении… Увы, Ваше любезное послание привело мои чувства в еще большее смятение, и душа погрузилась в бездну уныния.
Мать ушедшей писала довольно нескладно и не совсем учтиво, но Государь скорее всего простил ее, рассудив, что она еще не успела оправиться от горя.
Как ни старался Государь вновь обрести душевный покой: «Не увидят люди моей печали», ему не удавалось превозмочь тоски, и мысли его беспрестанно обращались к ушедшей. Он перебирал в памяти разные связанные с ней случаи, начиная с того давнего дня, когда она впервые появилась во Дворце. «Раньше даже на короткое время тяжело было расстаться, но вот миновало столько дней и лун… - думал он, сам себе удивляясь. - Я всегда полагал, что смогу достойно вознаградить мать ушедшей, которая, храня верность завету супруга, отдала дочь во Дворец. Но увы, теперь все тщетно… - вздыхал он, и печальные думы его устремлялись к несчастной матери. - Что ж, вырастет дитя, может, еще и представится случай. Пусть только постарается подольше прожить…»
Госпожа Югэи показывает ему дары.
«О, когда б эта шпилька[26] была памятным знаком, принесенным из обители умершей…» - мечтает он, но увы…
На картине лицо Ян Гуйфэй кажется каким-то бесцветным. Как ни славен художник, ее изобразивший, видно, существует все же предел для кисти. Ее сравнивали с цветами фужун на озере Тайи, с ивами Вэйянских дворцов[27] , а здесь привлекает внимание прежде всего великолепие наряда. Государь вспоминает ту, другую, такую кроткую, нежную, - о да, рядом с ней тускнели даже цветы и пение птиц не казалось столь сладостным… По утрам и по вечерам неизменно клялись они друг другу: «Станем птиц неразлучных четою, станем раздвоенной веткой…»[28] , но напрасны были все клятвы, она покинула этот мир, и ему оставалось лишь сетовать на судьбу, так рано разлучившую их.
Внимая шуму ветра, голосам насекомых, Государь коротал часы, погруженный в печальные думы, а во дворце Кокидэн звучала громкая музыка. Стояла прекрасная лунная ночь, и, очевидно, нёго, давно уже не показывавшаяся в высочайших покоях, не захотела лишать себя удовольствия.
«Можно ли быть такой бесчувственной!» - думал Государь. Придворнослужители и дамы, свидетелями его горя бывшие, тоже негодовали. Нёго Кокидэн, всегда отличавшаяся строптивым нравом, и теперь вела себя так, словно ничего не случилось.
Переносясь мысленно в жилище ушедшей, Государь бодрствовал, пока не угас сиротливый фонарь[29] . Вот послышались голоса ночных караульных из Правой личной охраны - должно быть, уже стража Быка…[30] Не желая привлекать к себе любопытных взглядов, Государь отправился в опочивальню, но сон долго не шел к нему. Когда ранним утром поднялся он с ложа, ему вспомнилось невольно: «Порой забывали, что бывает рассвет…» (6). Вряд ли в тот день он проявил должное внимание к делам правления. Самые изысканные яства оставляли Государя равнодушным. Он еле дотронулся до утреннего риса, во время же большой дневной трапезы мысли его витали столь далеко, что прислуживавшие за столом дамы вздыхали украдкой, глядя на его измученное лицо. Да, все находившиеся подле - и мужчины и женщины - были в полной растерянности. «Вот беда-то!» - сетовали они. «Как видно, таково у Государя предопределение. Ни толки людские, ни всеобщее осуждение не смущали его, казалось, он совсем потерял рассудок, ею одной поглощенный, а теперь вот, смотрите, начинает пренебрегать и делами государственными - похвально ли это?» - перешептывались придворные, намекая на некоего чужеземного государя[31] , и удрученно вздыхали.
22
Обитель туч, Заоблачная обитель - небо, в переносном значении - императорский Дворец
24
Император Тэйдзи - имеется в виду император Уда (867 - 931). Тэйдзи - название резиденции, в которой он поселился после отречения от престола 897 г.
25
Исэ - японская поэтесса начала X в. Ки-но Цураюки (868 - 945) - один из ведущих поэтов древней Японии, первый литературный критик. Принимал участие в составлении антологии «Кокин-вакасю» (начало X в.), является автором предисловия к ней
26
О, когда б эта шпилька… - В поэме «Вечная печаль» рассказывается о том, что после гибели Ян Гуйфэй император, не находя себе места от тоски, послал некоего даоса искать ее. Тот нашел его возлюбленную в обители бессмертных и в доказательство того, что виделся с ней, привез императору шпильку и заветные слова, известные только им двоим. На этот же эпизод намекает и стихотворение
27
Ее сравнивали с цветами фужун на озере Тайи… - ср. с поэмой «Вечная печаль»:
(Здесь и далее все цитаты из поэмы Бо Цзюйи «Вечная печаль» даются в переводе Л. 3. Эйдлина. См.: Бо Цзюйи. Стихотворения. М., 1978.)
28
Станем птиц неразлучной четою… - ср. с поэмой «Вечная печаль»:
29
…пока не угас сиротливый фонарь. - Ср. с поэмой «Вечная печаль»:
30
Должно быть, уже стража Быка… - Офицеры из правой и левой Личной императорской охраны (Коноэфу) ночью стояли на карауле во Дворце, охраняя покой императора. В определенный час ночи происходила смена караула и заступающий громко возглашал свое имя. Офицер из правой Личной охраны был в карауле от стражи Быка до стражи Тигра (т.е. с часу до пяти часов утра) (об особенностях времяисчисления в древней Японии см. «Приложение», с. 110)
31
…намекая на некоего чужеземного государя… - т.е. на китайского императора Сюаньцзуна (см. примеч. 2)