Страница 122 из 138
- Пусть это китайское кото будет залогом того, что когда-нибудь мы еще сыграем вместе,- говорит он, а женщина отвечает чуть слышно:
говорит Гэндзи.
- Мы непременно увидимся, прежде чем разладится это кото,- обещает он ей. Но она рыдает, думая лишь о близкой разлуке. И кто решился бы осудить ее?
Настало утро отъезда. Гэндзи покинул дом на холме глубокой ночью. Приехавшие за ним люди шумели и суетились, да и сам он пребывал в крайней растерянности, но все же, улучив миг, когда рядом никого не было, отправил молодой госпоже письмо:
Вот что она ответила:
Прочитав это весьма откровенное послание, Гэндзи, как ни старался, не мог удержаться от слез. Люди, не знавшие, в чем дело, смотрели на него с сочувствием: «Видно, и к такому жилищу можно привыкнуть, если долго прожить в нем. Вот он и печалится, с ним расставаясь».
Ёсикиё же и прочие испытывали некоторую досаду, видя, что чувство Гэндзи оказалось куда сильнее, чем им представлялось. Как ни радовало всех возвращение в столицу, мысль о том, что сегодня они навсегда расстаются с этим побережьем, не могла не печалить, многие вздыхали, сетуя на разлуку, и немало было пролито слез. Впрочем, стоит ли все это описывать?
Вступивший на Путь лично позаботился о том, чтобы церемония прощания прошла с необыкновенной пышностью. Все приближенные Гэндзи, даже слуги самых низших разрядов, получили прекрасные дорожные одежды. И когда только он успел их подготовить? Надобно ли говорить о том, какое количество даров получил сам Гэндзи? Слуги несли за ним великое множество ларцов, наполненных превосходными изделиями местных мастеров, которые вполне заслуживали чести быть преподнесенными в дар столичному жителю. Все до мелочей было подготовлено с величайшей заботливостью и отменным вкусом. К охотничьему платью, которое Гэндзи предстояло сегодня надеть, была прикреплена записка:
Как ни занят был Гэндзи, не ответить он не мог:
Надев присланное госпожой платье - ведь она сшила его нарочно для этого случая,- он послал ей свое. Но сколько мучительных воспоминаний должен был пробудить в ее сердце этот прощальный дар! Великолепный наряд еще хранил аромат его тела, и могла ли она спокойно смотреть на него?
- Давно уже отказался я от всего мирского, но не иметь возможности даже проводить вас сегодня…- сетовал Вступивший на Путь, и лицо его искажалось от сдерживаемых рыданий. Нетрудно себе представить, что при всем несомненном к нему сочувствии кое-кто из молодых прислужниц не устоял перед искушением посмеяться над ним.
Мрак, царящий в моей душе, будет лишь сгущаться отныне (3). Позвольте же проводить вас хотя бы до заставы…- говорил он.- Может быть, слишком дерзко с моей стороны просить об этом, но если вдруг вспомните вы о ней…
Гэндзи был растроган до слез, и что на свете могло быть прекраснее его раскрасневшегося лица?
- Есть одно обстоятельство, которое не позволит мне забыть ее, и очень скоро вы увидите, каковы мои истинные намерения. О, как тяжело расставаться с этим жилищем! Увы, я в полном смятении…
ответил он, отирая слезы, и несчастный старик пришел в такое отчаяние, что едва не лишился чувств. Удивительно, как он вообще еще держался на ногах.
Но с чем сравнить горе его дочери? «Да не увидит никто моей тоски»,- думала она, пытаясь взять себя в руки. Разве не знала она с самого начала, что разлука неизбежна? Увы, ее положение было слишком ничтожным, чтобы могла она питать надежды на будущее… Но образ Гэндзи постоянно стоял перед ее мысленным взором, и сил у нее доставало лишь на то, чтобы тосковать и плакать с утра до вечера. Не умея утешить ее, мать пеняла супругу:
- Когда б не ваше сумасбродство… Зачем надо было обременять свою жизнь такими горестями? Увы, мне следовало быть осторожнее.
- Ах, замолчите! Неужели вы не понимаете, что теперь господину Дайсё невозможно будет пренебречь ею и так или иначе он о ней позаботится.- А вы утешьтесь наконец, выпейте целебного отвара. Не к добру эти слезы,- говорил Вступивший на Путь дочери, а сам грустил, целыми днями сидя где-нибудь в углу.
Кормилица и мать, сетуя на неисправимо причудливый нрав старика, вздыхали:
- Столько лет тешили себя надеждой, что в конце концов осуществится наше желание и она займет достойное место в мире. И вот дождались… Но могли ли мы предполагать, что столь тяжкие испытания выпадут на ее долю?
Слушая их перешептывания и изнемогая от жалости к дочери, Вступивший на Путь словно совсем лишился рассудка. Днем он спал, зато ночами бодрствовал. «Где же мои четки, где они?» - бормотал он и, обращая взор к небу, молитвенно складывал руки. Послушники посмеивались, глядя, как в лунные ночи он бродит по саду, будто бы совершая ритуальное шествие. Кончились эти ночные прогулки тем, что несчастный упал в ручей. Ударившись о выступ одного из красивейших камней, он повредил себе поясницу и долгое время был прикован к постели. Впрочем, болезнь помогла ему отвлечься от мрачных мыслей…