Страница 115 из 138
Гэндзи долго думал и передумывал, сопоставляя тревожные знаки, полученные во сне и наяву, обращаясь мыслями к прошедшему и к грядущему, и вот как он рассудил наконец: «Если, испугавшись людского злословия и осуждения потомков, пренебрегу я этой помощью, быть может истинно богами ниспосланной, то не исключено, что когда-нибудь со мной случится еще большее несчастье и пойдет обо мне дурная слава. Опасно противиться даже воле обычных людей. Пусть я и сам приобрел уже немалый жизненный опыт, все равно следует подчиняться воле старших по возрасту или по чинам, всех, чье влияние в мире значительнее моего, и в действиях своих руководствоваться их советами.
Мудрецы древности говорили: «Держась позади, избежишь наказания»[2] . Мне грозила смертельная опасность, я изведал все самые страшные горести, какие только выпадают на долю человеку, так чего же мне бояться? Стоит ли медлить теперь из страха перед осуждением потомков? Да и вправе ли я предаваться сомнениям, несмотря на столь определенное наставление, полученное во сне от отца?
Вот как. ответил Гэндзи Вступившему на Путь:
- В этом чужом краю я не знал ничего, кроме печалей, и ни один человек из столицы не заехал меня навестить. Я влачил безотрадные дни, любуясь лишь светом солнца и луны в бескрайнем небе и радуясь, что хоть эти старые друзья остались со мной. Но вот счастливую весть принес мне челнок рыбака… (130) Есть ли в вашей бухте тихий уголок, где мог бы я найти себе пристанище?
Возрадовавшись, Вступивший на Путь поспешил изъявить Гэндзи свою благодарность.
- Так или иначе, лучше не медлить с отплытием, ведь рассвет уже близок,- заторопились приближенные Гэндзи, и он сел в ладью, сопутствуемый четырьмя или пятью самыми близкими своими прислужниками.
Снова подул тот странный ветер, ладья словно летела по волнам, и скоро они были в Акаси. Разумеется, сюда и в обычное время можно было добраться всего за полстражи, ведь Акаси так близко от Сума, что, как говорится, и «доползти не составит труда», но все равно ветер тот явно был непростой.
Побережье Акаси и в самом деле отличалось удивительной, своеобразной красотой. Правда, Гэндзи предпочел бы поселиться в более уединенном месте… Вступивший на Путь владел землей и на морском берегу, и в горной глуши. Он имел крытый тростником дом на побережье, из которого в любое время года можно было любоваться живописными видами. В горах же, на берегу реки, в месте, словно самой природой предназначенном для молитв и размышлений о грядущем, он построил великолепную молельню, где свершал различные обряды. Не забывал Вступивший на Путь и о нуждах этого мира: в многочисленных принадлежащих ему амбарах хранился собранный с осенних полей рис, которого вполне доставало на то, чтобы обеспечить ему безбедное существование до конца его дней. Все строения были возведены с учетом особенностей местоположения и давали возможность в полной мере наслаждаться преимуществами того или иного времени года.
Страшась прилива, который в последние дни был особенно велик, Вступивший на Путь отправил женщин в горы, и дом на побережье был в полном распоряжении Гэндзи. Когда Гэндзи из ладьи пересаживался в карету, солнце стояло уже довольно высоко, и Вступивший на Путь наконец увидел того, к кому давно уже устремлял свои думы. Лицо его озарилось счастливой улыбкой, и он поспешил склониться в благодарственном поклоне перед богом Сумиёси. Старику казалось, будто он получил в свое владение сияние луны и солнца одновременно, так стоит ли удивляться тому, что он окружил Гэндзи самыми нежными заботами?
И изящно убранный дом, и сад с его деревьями и камнями - все носило на себе печать тонкого вкуса. Очарованию жилища в немалой степени способствовали и живописные окрестности, и невыразимо прекрасная линия побережья. Право, только самый искусный художник мог бы изобразить все это на картине. Здесь было несравненно веселее и уютнее, чем в Сума. Убранство покоев поражало великолепием. Вступивший на Путь и в самом деле жил ничуть не хуже, чем знатные столичные вельможи. Пожалуй, сумел превзойти многих из них, ибо и в столице не каждый может окружить себя такой сверкающей роскошью.
Когда к Гэндзи вернулось душевное равновесие, он написал письма в столицу. Призвав того самого гонца, который до сей поры оставался в Сума и все сетовал: «О я несчастный, сколько опасностей, сколько тягот встретилось мне на пути!», Гэндзи щедро наградил его и отправил в столицу. Гонцу было поручено сообщить близким дому Гэндзи монахам и прочим лицам, с ним связанным, обо всех злоключениях, на его долю выпавших. Но только Вступившей на Путь Государыне написал он, каким поистине чудесным образом была спасена его жизнь.
Гэндзи никак не мог написать ответ на то трогательное послание от госпожи со Второй линии, то и дело откладывал он кисть и отирал слезы. Видно было, что к ней он испытывает совершенно особые чувства.
«За время нашей разлуки не раз обрушивались на меня самые страшные несчастья, какие только выпадают на долю человеку, и с каждым днем укреплялся я в намерении отречься от этого мира, но в памяти моей неизменно жил Ваш образ и звучали слова, Вами в тот день сказанные: «Я бы, в зеркало это глядя…» Могу ли я уйти от мира, окончательно лишив себя надежды… Лишь мысль о Вас поддерживает мое существование, заставляя забывать горести и печали…
У меня до сих пор такое чувство, будто все это не более чем сон. И пишу я, так и не успев проснуться, поэтому письмо получается довольно нескладным…» В самом деле, письмо было написано весьма небрежно и беспорядочно, однако тем, кому удалось мельком увидеть его, оно показалось верхом совершенства, и каждый невольно подумал о том, сколь велика любовь господина к супруге. Приближенные Гэндзи, должно быть, тоже отправили в столицу послания с описанием своих собственных горестей.
К тому времени небо, давно уже не светлевшее, расчистилось так, что и следа от туч не осталось. Повеселели и рыбаки, вышедшие на свой промысел в море.
2
Держась позади, избежишь наказания… - В некоторых древних японских комментариях «Повести о Гэндзи» эта фраза толкуется как искаженная цитата из Лаоцзы, хотя в текстах Лаоцзы, дошедших до наших дней, она отсутствует