Страница 45 из 61
В те годы, когда арестовывали за анекдот, за частушку, за то, что какой-нибудь пастух в сердцах выругал корову «колхозной б…» или какая-нибудь продавщица завернула кусок мыла в газету с портретом товарища Сталина — обвинение в создании антисоветской организации и распространении антисоветской литературы было, по сути, расстрельным, и о. Павел рассказывал, что его должны были расстрелять вместе с о. Николаем (Воропановым) и другими руководителями «организации». Под побоями и пытками иеромонах о. Николай «признался», что «антисоветскую деятельность я проводил по указаниям Виктоpa Ряшенцева (архиепископа Варлаама). От него я получал направления антисоветского характера, которые и проводил в жизнь. <…> Хранил контрреволюционные листовки, в частности, листовку «Союза русского народа», группировал вокруг себя антисоветски настроенных лиц и проводил среди них антисоветскую агитацию».
Осведомители передали слова о. Николая, что «мы переживаем переходный период, еще всё переменится, Советской власти не будет, и тогда религия, церковь будут свободны, как и раньше, до Советской власти».
Участников «контрреволюционного заговора» держали сначала в Сером доме, что на ул. Республиканской, всех поврозь. Павла Груздева сразу после ареста поместили в одиночную камеру, и он находился в полной изоляции так долго, что, рассказывал о. Павел, на душе становилось нестерпимо одиноко — муха пролетит, и той рад: мухе, живому существу. Потом, говорит, я мышку прикормил, и она ко мне приходила каждый день, пока охранник не заметил и не прибил ее.
Спустя какое-то время в одиночку к Павлу Груздеву посадили парнишку — «а он в белой рубашке, в костюмчике, — вспоминал о. Павел, — я с ним боюсь и разговаривать. И он меня боится. А потом разговорились». Звали парнишку Федя Репринцев, вырос он в детдоме, и вот выпускной вечер у них — уходят из детдома куда-то работать. Купили всем выпускникам по костюму. Ну и танцевали они с девчонками, а жарко стало, Федя-то в кепке был, он эту кепку со своей головы снял и нацепил на голову вождя всех народов — бюст Сталина рядом где-то стоял. «Я, — говорит, — поносил, теперь ты поноси». И на следующий день Федю Репринцева арестовали.
А потом уж как в камеру начали прибывать — человек пятнадцать в одиночку набилось — полная камера народа, воздуху не хватало. «К дверной щели снизу припадешь, подышишь немножко — и так все по очереди. Один раз, говорит, так на дверь навалились, что дверь выпала, но никто не разбежался. Потом уже перевели Павла Груздева в Коровники.
Допрашивал его следователь по фамилии Спасский — допросы начинались, как правило, около полуночи и заканчивались иногда уже под утро. Яркий электрический свет, слепящий глаза — изощренная пытка; изнурительная вереница одних и тех же вопросов: «Кем был вовлечен?..» «Следствие располагает данными… дайте об этом правдивые показания». «Расскажите, в чем заключалась ваша практическая антисоветская деятельность». «Почему вы уклоняетесь от дачи правдивых показаний?» «Что вам известно об антисоветской деятельности священника такого-то?» «Чем можно объяснить ваше неоткровенное поведение на следствии?»
На бумаге, в протоколах допросов, всё это выглядит вполне цивилизованно и вежливо. А там, в ночном кабинете следователя Спасского, пятна крови от бесчисленных издевательств и побоев въелись в пол.
— Ты, Груздев, если не подохнешь здесь в тюрьме, — кричал следователь, — то потом мою фамилию со страхом вспоминать будешь! Хорошо ее запомнишь — Спасский моя фамилия, следователь Спасский!
«Прозорливый был, зараза, — рассказывал батюшка. — Страха, правда, не имею, но фамилию его не забыл, до смерти помнить буду. Ведь все зубы мне повыбил, вот только один на развод оставил».
Была у о. Павла привычка, когда он нервничал, крутить одним большим пальцем вокруг другого. «Меня за то, что пальцами крутил на допросе (нервы-то ведь не железные), так следователь избил: «А! Колдуешь!» И бац в зубы. Вот здесь три зуба сразу вылетело. Немного погодя опять машинально пальцами кручу. «Что, издеваешься?» Опять — бац в зубы». — У меня ведь все кости переломаны, — пожаловался один раз батюшка…
Требовали от него на допросах подписать бумагу — «подробно содержания не помню, но смысл уловил: «От веры отрекаюсь, Бога нет, заблуждался!»
— Нет, — говорю, — гражданин начальник, этой бумаги я подписать не могу.
Сразу мне — бац! — в морду. Опять:
— Подпишешь, фашистская сволочь?
— Гражданин начальник, — говорю, — спать охота, который час рожу мне мочалите?
Бац! — снова в морду. Так где же зубов-то столько наберешься?»
Приговор по делу «церковно-монархической организации «Истинно-Православная церковь» в количестве 13 человек, существовавшей под руководством архиепископа Варлаама Ряшенцева» гласил:
«Именем Союза Советских Социалистических Республик
1941 года июля 30 дня Военный Трибунал войск НКВД Ярославской области в закрытом судебном заседании в гор. Ярославле в составе: председательствующего ст. политрука Халявина и членов Клюшкина и Мешкова при секретаре Военюристе 3 ранга Косареве, рассмотрев уголовное дело по обвинению… Груздева Павла Александровича, 1911 года рождения, из крестьян-середняков деревни Борок Мологского района Ярославской области, с низшим образованием, беспартийного, не судимого, рабочего, холостого, русского, гражданина СССР и других 12 человек… признал виновными: Неклюдова, Воропанова, Покровского, Пальчикову в преступлениях, предусмотренными статьями 58–10 ч. II и 58–11 УК РСФСР, Мохову в преступлении, предусмотренном ст. ст. 58–11, 58–10 ч. I и 17–58–8 УК РСФСР, Смирнова, Груздева, Виноградову, Тихонову, Генеральскую, Оловянишникову, Крутлову, Поваренкову в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 58–10 ч. I и 58–11 УК РСФСР и руководствуясь ст. ст. 319 и 320 УПК РСФСР ПРИГОВОРИЛ:
По совокупности обоих преступлений на основании ст. 49 УК по ст. 58–10 ч. I УК РСФСР лишить свободы с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях сроком:
… Груздева Павла Александровича на шесть лет.
Дополнительно лишить в правах, предусмотренных пунктами «а», «6», «в», «г» ст. 31 УК РСФСР Груздева сроком на 3 года.
На основании ст. 29 УК зачесть предварительное до Суда заключение, после чего срок отбывания наказания считать… Груздеву с 13 мая 1941 г».
Уже в 90-х годах, став известным ярославским старцем, батюшка рассказывал: «Повели нас на расстрел — отец Николай, отец Александр, отец Анатолий, мать Олимпиада и я. Отец Николай наклонился ко мне и сказал: «Главное — верь в Бога!»
«Павлуша! Бог был, есть и будет! Его не расстреляешь!» — эти последние слова своего духовного наставника иеромонаха Николая Павел Груздев пронес через тюрьмы, лагеря и ссылки и потом частенько повторял их своим духовным чадам.
«Когда нас вели на расстрел» — это касается не только отдельных людей, а всех, кто под угрозой смерти не отрекся от Христа, от матери тысячелетней Русской Православной Церкви. Святейшего Патриарха Тихона, Ярославского митрополита-исповедника Агафангела, священномучеников епископа Тутаевского Вениамина (Воскресенского), архиепископа Варлаама (Ряшенцева), архиепископа Серафима Угличского, архимандрита Толгского монастыря Григория (Алексеева), архимандрита Югской Дорофеевой пустыни Иеронима, иеромонаха Николая Воропанова — всех, с кем встречался о. Павел на крестном своем пути — «да какие же светлые, чистые люди были! Аух, теперя нету…»
Глава VIII. «Голоден был, а ты накормил Меня…»
Приговор по делу архиепископа Варлаама (Ряшенцева) был вынесен 30 июля 1941 года, но лишь в декабре Павла Александровича Груздева вместе с другими заключенными отправили по этапу к месту отбывания наказания — в Вятские исправительно-трудовые лагеря. Неизвестно, по какой причине полгода сидел Павел Груздев в ярославской тюрьме, в Коровниках — шла война, немцы стремительно наступали — а здесь томились в застенках «враги народа», узники всеобъемлющей 58-й. Это была каста отверженных, которая считалась настолько ниже блатных и уголовников, что арестованным по 58-й статье даже не предлагали «искупить свою вину» на фронте с оружием в руках. Тюрьма уберегла отца Павла от войны — «если бы меня на фронт взяли, первая бы пуля моя была» — говорил батюшка, — и тюрьма же уготовила Павлу Груздеву такие испытания, каких нет и на фронте.