Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 61



Только в России и только на Соловецких островах есть Голгофская гора, на которой стоит Голгофско-Распятский скит — это название не встречается больше нигде в мире. Рукопись Соловецкого патерика повествует, что здесь 18 июня 1712 года явилась иеромонаху Иову во время ночной молитвы сама Божия Матерь в небесной славе и сказала: «Сия гора отселе будет называться Голгофою, и на ней устроится церковь и Распятский скит. И убедится она страданиями неисчислимыми…» Когда в 1923 году на Соловках сосредоточили Северные Лагеря Особого Назначения (СЛОН), тогда-то и сбылось предсказание о страданиях Голгофских… Сюда приносили умирающих от голода и непосильного труда заключенных, а потом сбрасывали вниз с Голгофской Горы. К 1930 году на Соловках было уже около 50 тысяч заключенных, в том числе подростков до 16 лет. От Соловецкой Голгофы родилась в 20–30 годы вся система сталинских лагерей — БелБалтлаг, Волголаг, СевДвинлаг, СевУраллаг, Печорлаг, Вятлаг… «Да соловецкие чудотворцы! Да Матерь Божия!» — призывал в трудные минуты о. Павел.

Переселившись из отдаленной Мологи в Тутаев, ближе к центру, Павел Груздев оказался вовлеченным в события, начало которых происходило в Ярославле и Тутаеве в 20-х годах. В городе еще рассказывали о том, как гэпэушники водили по улицам связанного епископа Романовского Вениамина (Воскресенского) — на поругание, с наполовину выбритой головой… В 1927 году епископ Вениамин был сослан в Казахстан и мученически скончался 5 октября 1932 г…

Епископ Вениамин был в числе ближайших сподвижников митрополита Ярославского Агафангела (Преображенского), на того и другого был написан в 1922 г. донос в Ярославское ГПУ, который послужил формальной причиной ареста обоих иерархов. Митрополита Ярославского Агафангела отец Павел глубоко почитал всю свою жизнь: он помнил его еще с детских лет, когда владыка Агафангел, объезжая Ярославскую епархию, наведывался в самые отдаленные ее уголки, в т. ч. Молог-ский Афанасьевский женский монастырь, Югскую Дорофееву пустынь — владыку Агафангела настолько везде любили, что, рассказывают, бежали за его пароходом, отплывающим от Мышкина или Мологи… Часто повторял имя Агафангела отец Павел, бережно хранил его фотографию и машинописную рукопись (самиздат) «Последние дни жизни, смерть и погребение высокопреосвященного Ярославского митрополита Агафангела».

В этой рукописи, сделанной «рукою иеродиакона Филарета, в схиме — схи-иеродиакона Василия, который подвизался в нашем Спасском монастыре и служил с Высокопреосвященным митрополитом Агафангелом при его службах в монастыре», содержится и речь, сказанная перед погребением владыки архиепископом Варлаамом (Рященцевым), по делу которого и был арестован Павел Груздев в числе других 13-ти человек в мае 1941 года.

Долгие десятилетия находилось под запретом имя митрополита Агафангела, а могила его в склепе Леонтьевской церкви Ярославля была засыпана мусором — здесь устроили место свалки… Отец Павел был один из немногих, кто хранил память о владыке Агафангеле, и являлся, по сути, прямым его духовным наследником, что доказывает даже сам факт его ареста по делу воспреемника митрополита Агафангела — архиепископа Варлаама (Ряшенцева). Эта связь явственно видна при знакомстве с архивом владыки Агафангела. Архивные документы до недавнего времени хранились в сундучке у племянницы митрополита Агафангела — Алевтины Владимировны Преображенской, которая в 1923 году разделила с владыкой его ссылку в Нарымский край и была при нем сестрой милосердия до последнего его смертного часа, она и сохранила тайну архива владыки Агафангела и умерла 27 апреля 1994 года, не сказав ни слова об архиве ни своей дочери, ни внуку.

Дочь ее, Елена Ивановна Дедюрова, лишь после смерти матери обнаружила дома таинственный сундучок с архивными документами. Имена архиепископа Варлаама (Ряшенцева), епископа Вениамина (Воскресенского), архимандрита Григория (Алексеева) с Толги, вычитанные мною в дневнике племянницы митрополита Агафангела А.В. Преображенской, соединились с воспоминаниями архимандрита Павла и архивно-следственными документами в единое целое, во главе которого встала величественная фигура владыки Агафангела.

12 ноября минувшего 1998 г. в Ярославле произошло событие, которое по-новому осветило трагическую церковную историю 20-х годов. Из склепа Леонтьевской церкви были подняты с целью научного освидетельствования останки митрополита Агафангела и найдены нетленными. При эксгумации присутствовали комиссия из Ярославской медакадемии в составе 4-х человек, иеромонах Дамаскин (автор жизнеописания митрополита Агафангела), духовенство из Москвы и Ярославля.

— Подняли мраморную плиту, — рассказывает один из свидетелей эксгумации. — Под ней оказалась вода. Дубовый гроб, в котором погребли владыку, не сохранился. Останки извлекали прямо из воды и грязи.



Позднее в «Акте освидетельствования» судмедэксперты напишут заключение: «Костные останки митрополита Агафангела полностью сохранены». По одному из признаков — заболеванию суставов, которым страдал покойный, — будет подтверждена принадлежность данных останков митрополиту Агафангелу. Частично сохранилось даже митрополичье облачение — панагия, крест, митра, четки, металлическая обложка старинного Евангелия, которое кладут по обычаю в руки почившего священнослужителя.

Обретение мощей митрополита Агафангела — сгнил дубовый гроб, а останки святителя не подверглись гниению и разрушению; готовящаяся его канонизация, т. е. причисление к лику святых, — всё это говорит о том, что Ярославль был неким средоточием духовной жизни тех лет и, находясь на острие событий, сыграл очень важную роль в истории Церкви и Отечества — роль, значение которой до сих пор не осмыслено по-настоящему, и подтверждение святости владыки Агафангела сейчас, в конце столетия, как бы подталкивает еще раз задуматься над тем, что же действительно произошло в 20-е годы…

Все жизнь митрополита Агафангела открыта, как на ладони. В миру — Александр Лаврентьевич Преображенский, родом из с. Мочилы Тульской губернии, сын сельского священника. Избранный им духовный путь полон преткновений и трагедий: уже будучи семинаристом, увлекся естественными науками и решил стать врачом, но смерть отца воспрепятствовала этому — надо было кормить осиротевшую семью. Так он стал священником на отцовском приходе. Спустя некоторое время поступил в Московскую Духовную Академию, стал кандидатом богословия. В 28-летнем возрасте Александр женился, но после одиннадцатимесячной счастливой жизни разом потерял и жену, и сына.

«Преклонясь перед неисповедимой волею Божией, поспешил я оставить мир и взять свой крест и приобщиться к миру иноческому», — сказал владыка в своей пронзительно-откровенной речи перед иркутской паствой, когда его рукополагали в епископский сан (1889 год).

Томск, Иркутск, Тобольск, Рига — «из одного места в другое, из одного края отечества нашего в другой, в течение шестнадцатилетнего служения своего уже седьмой раз переселяюсь я… Пресельник аз у Тебе, Господи, и пришлец…» — это из речи епископа Агафангела при прощании с тобольской паствой (1897 год). До преклонных лет (почти до 60-ти) скитаясь по окраинам России, служа у инородцев и иноверцев, как, должно быть, хотел владыка Агафангел найти покой «в сердце России, в центре Православия» — в Ярославль его назначили на архиерейскую кафедру в 1913 году. «Но увы, вместо покоя он неожиданно для себя нашел здесь свою Голгофу», — это уже говорилось у гроба митрополита Агафангела.

Владыка жил в Спасском монастыре, а когда в 1918 году красноармейские орудия бомбили центр Ярославля, и монастырь оказался в руинах, митрополит Агафангел переехал на Толгу. «Спасибо тебе за соболезнование о гибели Спасского монастыря, — пишет он в письме к племяннице Але 28 июля 1918 года. — Да, можно сказать, его уже не существует, он в развалинах. Слава Богу, чудотворная Печерская икона и святые мощи благоверных князей сохранились невредимыми. Всё остальное разрушено и погибло в огне…»

«Я теперь живу на Толге, — пишет владыка в другом письме 14 октября 1920 года. — Здоровье мое, по милости Божией, хорошо. Все необходимое для жизни имею и особенно ни в чем не нуждаюсь. А жизнь в Ярославле очень тяжелая, и холодно, и голодно, и все страшно дорого…»