Страница 2 из 45
С переселением на Поварскую Лермонтов оказался в самой гуще старой дворянской Москвы. Улицы, расположенные в стороне от многолюдной торговой части города (Остоженка, Пречистенка, Арбат, обе Молчановки, Поварская, обе Никитские), поросли травой; невысокие деревянные дома тонули в зелени и напоминали деревенские усадьбы. Пройдут дети с гувернером. Пробежит девушка с картонкой из модного магазина с Кузнецкого. Проедет карета, запряженная четверкой, с форейтором впереди и двумя лакеями на запятках. Парадная, но обветшалая, она медленно движется по тихой, пустынной улице.
Вечером все оживало. В парадных комнатах зажигались люстры. В окнах мелькали светлые бальные туалеты, черные фраки, блестящие мундиры, проносилась в вихре мазурки маскарадная толпа причудливых масок.
Музыка стихала. Гости разъезжались. Огни гасли. Тишину лишь изредка нарушал мерный стук в доску ночного сторожа.
Арсеньева сняла на Поварской маленький домик прямо против Столыпиных. Здесь жила вдова ее брата Дмитрия Алексеевича - Екатерина Аркадьевна с детьми, а с ней вместе ее сестра Елизавета Аркадьевна Верещагина с дочерью.
У Столыпиных всегда молодежь. Екатерина Аркадьевна приглашала известного танцевального учителя Иогеля давать уроки у себя на дому. На этих уроках и балах собирались дети родных и знакомых. Появлялся и смуглый мальчик с горящими глазами. Еще по-ребячески застенчивый, он был остроумен и находчив, ловок, хорошо танцевал. А то вдруг убежит, спрячется и что-то строчит на обрывке бумаги.
На Поварской Лермонтов продолжал начатую на Сретенке подготовку в Московский университетский благородный пансион, о чем писал своей тете Марии Акимовне Шан-Гирей, руководившей его занятиями в Тарханах. Мария Акимовна - племянница Арсеньевой, дочь ее сестры Хастатовой, жившей на Кавказе. С мужем Павлом Петровичем Шан-Гиреем она жила у себя в Апалихе, рядом с Тарханами. Ее сын Аким - товарищ детства Лермонтова, а потом друг на всю жизнь.
С Марией Акимовной Лермонтов делился своими успехами, литературными интересами, театральными впечатлениями. Сохранилось всего четыре письма, но и по ним видно, как он быстро взрослеет. Первое, на рубеже его пансионской жизни, написано детским почерком на листке, вырванном из ученической тетради. Так привык к французскому языку, что первая заглавная буква в слове «тетенька» не русская, а французская - ошибся: «Милая тетенька! Наконец настало то время, которое вы столь ожидаете, но ежели я к вам мало напишу, то это будет не от моей лености, но оттого, что у меня не будет время». Сообщает, что занятия с ней ему очень помогли. Заботится об оставшемся в деревне троюродном брате Акиме, дает советы, как надо заниматься по примеру того, как сам занимается теперь в Москве; пишет, что учитель рисования заставляет его рисовать контуры и запрещает рисовать свое. Троюродной сестре Катюше Шан-Гирей посылает бисерный ящик собственной работы. Письмо заканчивает, как подобает благовоспитанному ребенку: «…целую ваши ручки и остаюсь ваш покорный племянник». Фамилию свою производит от имени легендарного испанского предка герцога Лермы, по преданию бежавшего в Шотландию: «М. Лермантов», и окружает подпись виньеткой. Он еще долго будет писать свою фамилию через «а», иногда подписывается кратко: «М. Лерма».
Занятиями Лермонтова в Москве руководил надзиратель и преподаватель пансиона Алексей Зиновьевич Зиновьев. Его главной специальностью была история, но этот всесторонне образованный человек, педагог и литератор, дал своему преждевременно развитому ученику богатые сведения также по литературе. Зиновьев говорил Лермонтову, что способность писать стихи есть дар, которым наделены от рождения избранники. Но чтобы достигнуть совершенства, поэт должен знать, как писали стихи до него и как пишут его современники. И Зиновьев познакомил Лермонтова с основными принципами принятого в то время силлабо-тонического стихосложения.
Лермонтов быстро овладел ямбом. Вот какой эксперимент проделывает он в своей поэме «Черкесы». Его герои на утренней заре готовятся к нападению на русский город, где томится в заключении их сородич. Мальчику еще не под силу описать раннее утро в лесу, и он берет у Жуковского две строфы из его элегии «Славянка»*.
[* Славянка - название реки в Павловске, под Петербургом.]
То вдруг исчезло все… окрест сгустился лес.
Все дико вкруг меня, и сумрак и молчанье;
Лишь, изредка, струей сквозь темный свод древес
Прокравшись, дневное сиянье
Верхи поблеклые и корни золотит;
Лишь, сорван ветерка минутным дуновеньем,
На сумраке листок трепещущий блестит.
Смущая тишину паденьем…
Но Лермонтов решил написать поэму «Черкесы» без деления на строфы, всю четырехстопным ямбом, как писал свои романтические поэмы Пушкин. А потому шестистопные строки Жуковского он укорачивает, превращая их в четырехстопные, а четырехстопные оставляет без изменения. Строфы исчезли:
Везде, кругом сгустился лес,
Повсюду тихое молчанье;
Струей, сквозь темный свод древес
Прокравшись, дневное сиянье
Верхи и корни золотит.
Лишь ветра тихим дуновеньем
Сорван листок летит, блестит,
Смущая тишину паденьем.
Титульный лист к поэме «Черкесы». 1828.
Лермонтов встретил затруднение в предпоследнем стихе: если читать «сорван», то нарушается ямб, если соблюдать ямб и читать «сорван», придется делать неправильное ударение в слове, нарушать законы языка. Среди строк, написанных самостоятельно, попадаются неуклюжие, но он вполне усвоил законы силлабо-тонического стихосложения, основанного на счете слогов и ударений, и овладел ямбом.
Зиновьев говорил своему ученику, что начало и основу искусства составляет идея, что истинный поэт должен быть философом. Особенно высоко ставил Шекспира, считал, что никто прекраснее этого чудесного гения не раскрыл тайны человеческого сердца. Основными свойствами лирической поэзии называл музыкальность и пластичность, благозвучие и живопись. Занятия с Зиновьевым давали обильную пищу уму Лермонтова, способствовали развитию его разносторонней одаренности. Через год он пошлет «тетеньке» свое стихотворение «Поэт». Пока «рисует контуры» и ему «запрещают рисовать свое». Одновременно берет уроки музыки. Учится играть на фортепьяно, а вскоре возьмется и за скрипку. Со своим учителем совершает прогулки по Москве, знакомится с произведениями искусства и с памятниками истории. Не раз поднимался он по винтовой лестнице на колокольню Ивана Великого, любовался панорамой древней русской столицы. Когда Лермонтов увидел Москву пятилетним ребенком, город сохранял еще следы пожара двенадцатого года: рядом с новыми домами зловеще чернели остовы обгоревших зданий. Теперь перед подростком раскинулся заново отстроенный город. Это была живая летопись. И он учился ее читать.
Площадь Красных ворот (пл. Лермонтова). Налево дом, где родился М. Ю. Лермонтов.
Литография по рисунку Д. Струкова.
В сентябре следующего, 1828 года Лермонтов поступил в Московский университетский благородный пансион, сразу в четвертый класс, полупансионером. Величественное здание пансиона с огромным двором и садом возвышалось на углу Тверской (ул. Горького) и Газетного переулка (ул. Огарева), где теперь Центральный телеграф. Каждое утро отправлялся он в пансион с гувернером и только вечером, когда смеркалось и по городу зажигались масляные фонари, возвращался домой, полный новых впечатлений. Московский университетский пансион наряду с Царскосельским лицеем, который окончил Пушкин, по праву считался лучшим учебным заведением России. Великолепно эрудированные, а то и свободомыслящие учителя, их вежливое обращение с воспитанниками, отсутствие грубости между товарищами - все отличало «благородный» пансион, предназначенный только для детей дворян, от тогдашних гимназий, где могли учиться дети и других сословий.