Горожане

Игорь продолжал доклад, но Лена слушала его невнимательно. И она не сразу услышала, когда Смирнов стал говорить о ней. Он осуждал пассивность некоторых комсомольцев и вот теперь назвал ее фамилию. «Возьмем, к примеру, комсомолку Василенко, — сказал Игорь. — Никакого участия в общественной жизни она не принимает. Больше того, редко посещает наши собрания. Намечается собрание — у Василенко один ответ: надо забирать ребенка из детского сада. — Игорь сделал небольшую паузу и добавил: — И это почти постоянно. Странное совпадение!»

Лена почувствовала, как кровь прилила к лицу, ей сделалось жарко. «Что он говорит? За что? Он понимает, что говорит? Почему его никто не остановит и не скажет, что я беру Машку из сада каждый день и собрание здесь совершенно ни при чем? Почему никто не объяснит ему, что я одна, что, кроме меня, Машку некому взять из детсада? Ведь я ему тысячу раз это объясняла, он что же, мне не верит?»

Дальше Игорь говорил о комсомольской дисциплине, о чувстве ответственности, и, хотя эти слова не были никому адресованы конкретно, Лене казалось, что это опять упреки ей и что все сейчас думают тоже о ней, смотрят на нее и осуждают.

Да, она не общественница. Но сколько раз выручала девчонок, когда те не успевали с проектом: «Леночка, помоги, Леночка, выручай!» А потом: «Леночка, я тебе по гроб жизни обязана, чем тебя отблагодарить?» Правда, дарили ей и конфеты, и косметику, и игрушки для Машеньки, но разве она из-за подарков помогала?

— Есть вопросы к докладчику? — спросил Костромин.

И когда Светлана Гаврикова сразу же подняла руку, Лена ожидающе замерла, надеясь, что теперь-то все разъяснится и несправедливость будет немедленно посрамлена. Конечно же Светка ему все скажет! Она еще с утра бегала по институту, грозилась, что приготовила против Игоря такую «бомбу», о которой он и не подозревает.

— В докладе говорилось, что у нас хорошо налажена культурно-массовая работа, — с резкой ноты, иронично начала Светлана. — Это так, Игорь? Я правильно поняла?

— Ну, правильно, — угрюмо согласился Игорь.

— А я скажу откровенно, даже резко. — Светлана многозначительно помолчала, обвела всех взглядом и сказала зазвеневшим от волнения голосом: — Культурно-массовая работа ведется у нас недостаточно хорошо. Она организована просто плохо. Мы только один раз в театр ходили, да и то в последний день некоторые девчонки от билетов отказались, пришлось их перед самым входом распродавать. А выставку Тутанхамона так и не посмотрели. Вот в других организациях…

— Извини, — перебил ее Костромин. — У тебя вопрос или выступление?

— У меня и вопрос и выступление, — замялась Светлана.

— Так в чем же состоит вопрос, я что-то не пойму? — снова спросил председатель.

— Не хотите понимать, и не нужно, — окончательно обиделась Светлана. — А все-таки я успела высказать свое мнение, — с гордостью заключила она и победоносно взглянула на Игоря.

Лена выслушала сбивчивые слова Светланы разочарованно. Теперь полгода будет носиться по институту: «Вы слышали, как я выступила против Смирнова? Вы знаете, как я поставила Смирнова на место?»

После Светки выступила Лида Краснова. Она говорила бесстрастно и сухо, повторила многое из того, что сказал в своем докладе Игорь, только не называя фамилий. А потом образовалась пауза. Костромин меланхолически спрашивал: «Кто будет выступать? Никто не хочет выступить?» — и, ожидая поддержки, посматривал на Игоря. Молчание затягивалось. Все отводили глаза друг от друга и больше всего — от Костромина. Тогда подал голос инструктор райкома:

— В докладе были подвергнуты критике некоторые комсомольцы. Может быть, они хотят дать объяснение своим поступкам?

И хотя никто не назвал фамилию Лены, все посмотрели в ее сторону. Она продолжала сидеть, но уже чувствовала, что сейчас встанет и обязательно скажет все, что думает об Игоре, о его фамильярности, о плоских его шуточках и похлопываниях по плечу. И про липовые его семинары скажет… Впрочем, нет, это говорить она не станет — это будет выглядеть как сведение счетов. Но все равно… Тогда она скажет, какие подруги черствые и равнодушные. Что в конце концов она теряет?

Костромин тоже повернулся к ней и спросил:

— Василенко Лена, вы ничего не хотите сказать?

Лена поднялась и почувствовала, что волнение и обида мешают ей говорить.

— Меня критиковал Игорь за пассивность, — начала она тихим голосом. — Я действительно несколько раз пропускала собрания, — сказала Лена еще тише и замолчала.

— У нее же ребенок! — возмущенно крикнула Светлана, и все одобрительно зашумели.

— Это не оправдание! — отрезал Игорь. — Мало ли что ребенок! Комсомольская дисциплина для всех одинакова. Даже для ребенка, — добавил он насмешливо и тихо, адресуясь к преданной своей единомышленнице Лиде Красновой. Подождал, какая последует реакция на его слова, убедился, что никто его не поддержал, но никто особенно и не протестует, и опять украдкой подмигнул Лиде.

Лену эта ухмылка вывела из себя. Она вдруг отчетливо поняла то, о чем догадывалась прежде, но во что не хотела верить. Комсомол для Игоря — всего-навсего ширма, за которую он удобно прячется со своими хитрыми делишками, своим краснобайством. И такую прекрасную жизнь создают ему они сами — сидят и молчат. Может, снова сейчас выберут Игоря секретарем и опять будут шушукаться по углам, что под видом семинаров тот целыми днями не появляется на работе.

Лена не могла больше сдерживаться. Первых своих слов она не запомнила и даже не слышала, потом успокоилась, стала смотреть прямо перед собой, поймала сочувственный взгляд Галины Николаевны, и ей сделалось совсем легко.

Неожиданно Игорь перебил ее:

— Ты по делу говори! Это все теория, а ты говори по делу!

«Спокойно, спокойно, — внушала Лена себе и, прежде чем ответить, принялась считать до десяти. — Раз, два, три, спокойно, спокойно, не сорвись!»

— Хватит называть меня на «ты!» — все-таки не сдержалась и горячо выкрикнула Лена. — Мне это не нравится, не нравится, понимаете! И панибратские замашки мне тоже не нравятся — если кто-то любит, чтобы его хлопали по плечу, то на здоровье, а с меня хватит!

Растерянный Костромин перевел взгляд с Лены на Игоря, потом вопросительно посмотрел на Галину Николаевну. Та поняла этот вопрос по-своему и решительно поднялась с места.

— Успокойтесь, товарищи, успокойтесь. Нельзя же так, Лена, вы все сказали?

— Нет, не все. Я хочу сказать, что если в комсомольское бюро снова выдвинут Игоря, я буду голосовать против. Хотя мы, наша организация, лучшего секретаря и не заслуживаем, если сидим, хлопаем глазами вместо того, чтобы сказать правду о его липовых семинарах. Вот теперь я сказала все.

— Это еще доказать нужно, — огрызнулся Игорь.

— Хватит заниматься перебранкой, — возвысила голос Галина Николаевна. — Разрешите и мне? — обратилась она к Костромину. Тот кивнул в знак согласия, и Галина Николаевна, немного помолчав, сказала: — Лена Василенко погорячилась, говорила, пожалуй, излишне резко. Но мне запальчивость ее нравится больше, чем равнодушие, некоторых из вас. Посмотрите на себя со стороны… Вот вы и вы, — показала она рукой, — сидите, как маленькие старички, честное слово! Ну, неинтересны вам комсомольские дела, скучные они у вас, формальные, так от кого же все это зависит? Только от вас, ни от кого больше! Возьмем хотя бы вашу непосредственную работу — разве это не показатель комсомольской активности? А здесь, насколько я знаю, многим из вас до Василенко далеко, очень далеко. Вот и подумайте, ребята, не организовать ли вам конкурс на звание лучшего по профессии? Здесь сразу станет видно, кто работает, а кто языком болтает. Это, естественно, не исчерпывает всей комсомольской работы, но все же является реальным и нужным делом… И последнее. Я буду рада услышать от Игоря опровержение того, в чем обвинила его сейчас Василенко. Только не выкрики, а ответственное и серьезное опровержение.

Все повернулись к Игорю. Смотрели по-разному — насмешливо, злорадно, сочувственно. Больше всего — с недоверием. Игорь решился было доказывать свою правоту, но, уловив всеобщее настроение, махнул рукой.