Дождь-городок

Я начал читать.

«Коля!

Или, может быть, Николай Сергеевич… Не знаю, как обратиться. Представляю, как ты вертишь в руках конверт, не понимая, откуда это письмо — ведь фамилию Алексея ты наверняка забыл, а может быть, и не знал никогда… Но меня, надеюсь, все-таки помнишь, учительницу французского языка, которая постоянно шокировала коллег по маленькой провинциальной школе?..

Решилась тебе написать и не знаю, нужно ли это. Попался мне случайно журнал с твоей статьей, вернее, статьей, подписанной твоей фамилией и инициалами. Ты или не ты? Писать на деревню дедушке я, конечно, не стала. Связалась с редакцией — мы ведь, бабы, дотошные, — получилось, что ты. Обрадовалась. Во-первых, как говорится, старая любовь не ржавеет, а тебя я любила, и потому всегда боялась за тебя, боялась, что сомнет тебя жизнь. Ошиблась, как видишь, и очень рада. Это во-вторых. Достиг, я вижу, ты немалого, а так как тебя знаю, то понимаю: достиг прямым путем, как всегда хотел. Рада, Коля, очень. Особенно рада — это в-третьих, — что чувствовала перед тобой вину.

Я тогда считала себя и сильнее, и умнее, и лучше жизнь понимающей, а тебя слабым и неопытным. Что мне было делать? Ты и не представляешь, как я трудно решала, уехать с Алексеем или нет. В конце концов решила — эмансипация эмансипацией, а женщина есть женщина, нуждается в опоре и поддержке, и за Алексеем я как за каменной стеной буду (забегая вперед, скажу, что не ошиблась). А с тобой? Что я тебе дам? Помогу на ноги встать? А если нет? Если только осложню твою жизнь? Я ведь видела, что ты меньше любишь, чем я. Я по живому резала, а ты? Уверена, тебе легче было. Вот и решила камнем на шее не виснуть. Мне — опора, тебе — свобода. Как говорится, богу свое, а кесарю кесарево. Вот и уехала.

А на душе-то кошки скребли. Нехорошо вроде поступила. Предала. Теперь вижу — поступила правильно, хотя о личной твоей жизни и не знаю ничего. Знаю только, что жизни Светланы и Андрея ты не нарушил. Я ей писала тогда еще, хотела о тебе выведать. Она ответила, что уехал ты, очень трогательно твой дебош на вокзале изобразила. По ее словам, ты пострадал. Я тоже думаю, что скверно тебе пришлось, раз уж напился и в драку полез. А потом уехал и исчез. Это правильно. Тоже правильно. Перевернул страницу.

А вот еще почему пишу. Недавно я побывала в нашем Дождь-городке! (Видишь, я помню, как ты его называл.) Случайно совершенно. Проезжала мимо поездом, выглянула в окно — ничего узнать не могу: завод огромный трубами дымит, дома девятиэтажные… Разволновалась, удивившись, и сошла, остановку сделала.

Коленька, родной! Что время творит! Все там уже совсем другое. Построили завод, завод город почти весь перестроил. Помнишь привокзальную стометровочку? Районный наш «бродвейчик»? Воскресные парады плюшевых дам? Теперь там бульвар разбили. Почему-то с березами и елками. Будто на тысячу километров к северу городок передвинули! Вдоль бульвара стекло сплошное, витрины. Короче, полный прогресс.

Да что витрины, Коля! Только за сердце не хватайся. Школы нашей больше нет… То есть здание осталось, на века строили. И сейчас с пользой стоит. Цех какой-то тарной фабрики! Горы ящиков вокруг. А школа наша новая — на берегу, поближе к мостам, тоже новым, разумеется, бетонным. Школу завод щедро построил, даже с бассейном, про кабинеты и не говорю… Но почему я нашей ее назвала? Вот тут я тебя удивлю! Светка в ней завуч!

Выглядит она для своих лет прекрасно и на пенсию не собирается. Говорит, что ценят ее и уважают. Меня она встретила, как родную, Наболтались, навспоминались. Почему-то к старости прошлое приятнее вспоминается. Андрей уже не работает, но его я не застала, укатил на встречу с ветеранами. Директор в школе молодой и энергичный. Светка им довольна. А «папы» нашего уже нет. И Прасковьи тоже нет.

Зато Тарас Федорович жив и активен и в общем изменился мало. Животик свой носит по-прежнему. Светка его составлять расписание привлекает. Тебя он помнит прекрасно. Даже в курсе твоей научной карьеры. Говорит, «это мы с Борисом Матвеевичем его на верную дорогу вывели. Борис Матвеевич сразу его призвание разглядел. Не всем же школьную лямку всю жизнь тянуть! Хорошо вам!»

Последние слова он добавил, оглядев меня, толстую генеральшу. Я ведь бабушка, Коля! Трудно поверить, но, увы, «пока я песню пела, пять минут уж пролетело». Но я довольна своей жизнью, у меня сын, дочка и двое внучат.

Сначала я хотела послать тебе свою фотографию, но побоялась, что ты увидишь меня другими глазами, чем Тарас Федорович. Поэтому посылаю фотокарточку дочери с детьми. Она родилась в тот год, когда я уехала из Дождь-городка и, как все считают, очень похожа на меня. Может быть, тебе будет приятнее взглянуть на нее, а не на ее постаревшую маму. А мальчишки просто прелесть! Неправда ли?

Сын мой пошел по стопам отца. Офицер, служит хорошо и вообще очень надежный парень. Пока не женат. Хочу ему хорошую жену, лучше, чем я, но и на такую согласна. Ведь я оказалась неплохой женой, Коля. Думаю, что семье моей упрекнуть меня не в чем, хоть я и работу не бросила, сначала в школе работала, потом на курсах иностранных языков. Везде справлялась.

Светка тоже бабушка. Ее сын после института все по сибирским стройкам. Там и женился, а внук у другой бабули живет, как это теперь принято, на Кубани. Так что Светка поглощена исключительно делами школьными. Из всех нас она оказалась человеком самым преданным профессии, на таких школа всегда держаться будет.

Боялась я за Андрея. Помнишь, как Д’Артаньян боялся через двадцать лет увидеть спившегося Атоса? Но Атоса спас сын, а Андрея, наверно, завод. Нашел там работу, в лаборатории. Конечно, в науку возвращаться уже поздно было, физика к возрасту строга, а все-таки новое занятие ему по душе пришлось, и, главное, себя одолел…

Много о тебе говорили. Не скрою, хотелось бы узнать о тебе побольше. Светка надеется, что и тебя когда-нибудь попутный поезд через Дождь-городок повезет. Но ведь вы, мужики, нерешительные. Постоишь у окошка и дальше поедешь. Но я ей этого не сказала и на вопрос ее не ответила. А она меня спросила, было ли между нами что-нибудь? Я соврала. Почему? Да не потому, конечно, что огорчать ее не хотела, дела-то больно прошлые… Просто почувствовала, что не нужно, и все. Понимай как знаешь.

Под конец хочу написать, что, несмотря на всю городскую реконструкцию, мой и «наш» домишко пока уцелел. Хозяева, правда, другие, внутри все перестроили, вместо плетня забор воздвигли, но домик все-таки есть. Постояла я возле него, вспомнила, как подходил ты к калитке, робея, похожий на шпиона из кинофильма, и стало мне и грустно и радостно.

А твоей хаты нет. Девятиэтажная башня на ее месте. Жива ли хозяйка, не знаю. Ведь она давно уехала.

Вот и все, Коля.

Если захочешь, напиши. Мне или Светлане. Виктория».