Граница надежд

...На рассвете жена перебралась к нему в постель и положила голову ему на грудь.

— Почему ты не спишь? — спросил он.

— Не могу!

— У тебя болит что-нибудь?

— Сердце болит от радости! — Она поцеловала его в ухо. — Я счастлива, что дожила до этих дней. Люди смотрят на меня совсем другими глазами, а жены офицеров уступают мне дорогу, ждут, что я скажу. Всего одна ступенька вверх, и все переменилось.

— Спи! — погладил ее по голове Симеонов. — Скоро начнет светать. Давай поспим еще немного.

— Я не об этом... — Она снова его поцеловала.

— О чем же? Раз ты вертишься в постели... Знаю я ваши женские хитрости.

— Мы достаточно пожили в этом квартале на окраине. Да и твоему положению командира это не соответствует. Сходи к генералу. Ведь все равно твой предшественник уходит. Проси его квартиру. Сейчас для этого самое подходящее время. Я уверена, что тебе не откажут. — И она еще плотнее прижалась к нему. — Обещай мне!

Симеонов не шелохнулся. Он знал, что счастье не однозначно, но как ей сказать, что генерал находится в госпитале, что в него стреляли. А вот Сариев... Что такое Сариев? Битая карта. Почему бы не попросить его квартиру? А генерал через неделю-другую выздоровеет. И он прошептал:

— Ты умница! Обещаю! — Больше ничего не сказал. Отдался бурным ласкам жены, нахлынувшим на него чувствам, о существовании которых он до сих пор и не подозревал.

...Симеонов еще раз посмотрел на примолкших офицеров.

— Вопросы есть? — спросил он и снова прислушался к своему голосу.

Из последнего ряда поднялся невысокого роста лейтенант:

— Мы хотим знать, где сейчас находится подполковник Сариев.

И Симеонов вдруг понял, что все, о чем он здесь говорил, никого не интересовало. Мысли всего полка занимал сейчас только подполковник Сариев.

— Предлагаю вам сохранять спокойствие и не вмешиваться в дела, которые не имеют ничего общего с вашими прямыми обязанностями, — резко ответил он.

Эти его слова вывели офицеров из состояния покоя. Никто его больше не слушал, несмотря на неоднократные призывы соблюдать тишину. Майор Балов подошел к Симеонову:

— Разрешите мне лично обратиться к полковнику Ралеву. Это необходимо.

Зал притих. Десятки глаз следили за Симеоновым. Майор Балов считался из числа «его людей» — и вдруг...

— Я воспринимаю ваше молчание как разрешение! — добавил майор, и Симеонов не выдержал. Взял свою фуражку и покинул зал. Шум возбужденных голосов преследовал его и на плацу, и в штабе. Если бы он обладал властью, то запретил бы упоминать в полку имя Сариева, но сейчас стало ясно, что никто не хочет и не может забыть Сариева.

Два дня назад они снова были в гостях у Щерева. Щерев был радостно возбужден. Осуществлялась его мечта: он уезжал за границу. И Симеонов радовался вместе с ним. Опять здорово выпили. Многое из того, что говорилось, он не помнил, но одна мысль Щерева сохранилась в памяти:

«Если у тебя есть цель, не оглядывайся назад. Ты добьешься ее лишь в том случае, если будешь верить в себя и не отступишь ни перед чем».

Щерев имел основания так говорить. Из его слов Симеонов черпал силы, и до сих пор все шло хорошо.

Впервые Симеонов пришел в штаб полка с сознанием того, что он там хозяин. Ему даже пришла в голову идея предложить полковнику Ралеву продолжать следствие в их служебных помещениях, объясняя это необходимостью обеспечить спокойствие всего полка.

Симеонов не стал задерживаться в своем временном кабинете, а прямо постучал в кабинет полковника Дамянова и, когда открыл дверь, услышал последние слова полковника.

— Пока ты свободен, но пределы города не покидай. Может быть, ты снова нам понадобишься. — Это Павел сказал Огняну.

Услышанное смутило Симеонова. Но еще больше его расстроил взгляд Огняна. Сариев посмотрел на него так, словно хотел застрелить.

Удивление Симеонова усилилось, когда напротив полковника Дамянова он увидел Ралева. Он никак не мог увязать одно с другим и забыл даже о том, зачем сам к ним пришел. Симеонов вопросительно смотрел на них, а они вроде и не замечали его. Говорили о чем-то, стоя около окна, и он никак не мог уловить смысла их слов ли увидеть выражение их лиц. Симеонов почувствовал себя как в капкане, в который он сам попал, хотя тот поставлен был для другого.

— Садитесь, Симеонов! — пригласил Ралев, заметив его колебание.

Симеонов сел на стул возле двери. Почувствовал, что его руки дрожат, а спрятать их было некуда.

Полковник Ралев открыл какую-то папку, лежавшую на письменном столе, перелистал несколько исписанных листов бумаги и только после этого снова повернулся к подполковнику.

— Мы хотели вас вызвать, чтобы вы помогли нам выяснить кое-какие вопросы. — И он едва заметно улыбнулся. — Сколько лет вы живете у Щерева?

Вопрос застал Симеонова врасплох, потому что никак не был связан ни с Сариевым, ни с их полком.

— Примерно четыре года.

— Какого мнения вы о своем хозяине?

— А, да! — словно проснулся Симеонов. — Прекрасный человек, много выстрадал, весь поглощен своей работой и, что самое важное, любит людей. И они его любят.

— А известно ли вам что-нибудь о его подрывной деятельности, о его сестре, матери Кирилла? — раздался из угла комнаты голос Павла.

— О чем это вы?.. — оглянулся Симеонов. — Я сказал то, что знаю о нем. Какая еще подрывная деятельность? Кирилл — поэт.

Ралев встал и подошел к нему.

— Симеонов, соберитесь с мыслями и четко отвечайте на мои вопросы. Они имеют непосредственное отношение и к вам.

— Значит, опять он? — поднял голову Симеонов. — И до каких пор вы будете ему верить? — спросил он, имея в виду Сариева.

— Не знаю, о ком вы говорите, товарищ подполковник, но дело обстоит не так просто, как вам кажется. — Ралев не оставил Симеонову никакой надежды на спасение. — Щерев арестован в Софии. Вот протокол его показаний. Названа и ваша фамилия. Вы вместе со Щеревым вынашивали план действий против Огняна Сариева, который...

— Ложь! — закричал Симеонов, но это был крик бессилия.

— А что касается покушения на генерала Граменова...

— Нет, только не это! Я ничего не знаю! Я простой человек! Щерев сдал мне квартиру, мы часто беседовали с ним...

— Сдайте оружие, Симеонов!

Подполковник положил свой пистолет на письменный стол. Его лицо исказилось от ужаса. Ведь все было нацелено против Сариева — и вдруг...

— А теперь спокойно и без шума возвращайтесь домой. И никаких глупостей. Вы больны! Так скажете своей жене и дочери.

Симеонов встал. Он смотрел на них невидящими глазами и был не в состоянии ни думать, ни действовать.

Им больше нечего было сказать ему. Особо важные дела заставляли их спешить.

Симеонов вышел. У него возникло такое чувство, что все уже знают, что он натворил. Он убегал из полка, прятался от людей.

Огнян вышел на улицу окрыленный. Но он не мог радоваться тому, что с него снято всякое подозрение в связи с покушением на генерала Граменова. У него перед глазами все еще стояло самодовольное лицо Симеонова, выражение неприступности, столь характерное для людей самовлюбленных.

За прошедшую ночь он переосмыслил многое. Единственное, что его занимало и поддерживало в тот момент, это желание раскрыть виновников покушения на Граменова. Его охватило безумное желание искать, рыться в материалах, что-то находить. Но как он мог это сделать?

Его вызвали перед рассветом. Он удивился, когда в кабинете кроме полковника Ралева застал и Павла Дамянова. Неужели он тоже подозревает Огняна? Неужели в такую трудную для Огняна минуту Дамянов всецело встанет на сторону обвинения, лишь бы только сохранить свой престиж, свое положение?

Вдруг Огнян вспомнил о бумажке, которую ему дал солдат, и его мысль опять вернулась к Симеонову. Неужели тот стал его главной болью, критерием оценки того, что есть добро и зло?