Граница надежд

Ярослав обнял его, и взгляды их встретились. Ни один не отвел глаз.

— Люблю, когда ты загораешься, а не мудришь. — И Ярослав отпустил его.

Велико нетвердой походкой пошел к двери, открыл ее и, вспомнив о чем-то, обернулся:

— Как бы там ни было, врач тебя ждет.

Майор Бодуров покинул имение через черный ход, пересек фруктовый сад и оказался в винограднике. И на сей раз его никто не заметил. Сломав веточку цветущей сирени, он повертел ее в руках и выбросил.

«Даже сорванная с дерева, она прекрасна. Но скоро она увянет. Потеряет красоту и аромат. Вот так... Пока человек молод, он все может и многого ждет. Еще несколько лет назад я без малейшего колебания сбежал бы с Жасминой. Стефка опять простила бы меня, просто у нее нет другого выхода. Сбежал бы... Все опротивело... Тебя преследуют, как бешеную собаку, а ты думаешь о любви. Все мечтают о любви. Глупцы! Только взорвав этот мир, можно его излечить. Взорвав и разрушив! Чтобы он, не успев опомниться, изменился до неузнаваемости. И тогда запускай руки в это вонючее тесто и лепи из него таких людей, какие тебе угодны. Хочешь — лепи себе Жасмину, хочешь — собак, коммунистов, националистов или еще кого-нибудь».

Оставаясь наедине с собой, майор Бодуров всегда злился на весь мир и на самого себя. Ненависть будто прибавляла ему сил для сопротивления. Предстоящая встреча была его последней надеждой. Если она удастся, значит, звезда счастья ему еще не изменила. Он всегда рассчитывал на нее и всегда выигрывал.

Бодуров преодолел один овраг, за ним другой, третий. Остановился у маленького родника и наклонился, чтобы напиться. Так они уговорились. Если все в порядке и нет никакой опасности, он будет пить, пока его не окликнут.

Сначала майор Бодуров услышал чьи-то шаги, потом легкий свист. Он выпрямился. Да, он не ошибся. Среди голых деревьев на опушке леса стоял связной из центра. Он был в крестьянской одежде и нес большой мешок, перекинутый через плечо.

— Эй, хозяин, холодная ли вода? — спросил тот и, не дожидаясь приглашения, спустился к роднику.

— Ледяная. Во всем районе лучше не сыщешь, — ответил Бодуров и снял шапку. — Почему ты так задержался?

— Повсюду дороги блокированы. Я с таким трудом проскользнул, — заговорил связной. — Вам приказано не сниматься с места до нового распоряжения. Где вы скрываетесь, еще никто не знает. Я принес взрывчатку. Операцию следует проводить согласно плану. Накануне ухода из этого района, ночью, вы взорвете имение Делиевых, затем дом полковника Велева, дом Оризовых и других, включенных в список. У людей должно создаться впечатление, что это широко задуманная операция коммунистов против заклятых врагов новой власти. Выборы будут отложены под нажимом Запада, но и мы тоже должны помочь. Необходимо вызвать психоз по поводу массового коммунистического террора. Ну а потом — каждому по заслугам.

— И это все? — спросил Бодуров, даже не стараясь скрыть свое мрачное настроение. — И когда же все начнется?

— Скоро!

— Точнее?

— Господин майор, ничего больше не имею права вам сказать. Будьте терпеливы и думайте о Болгарии. А теперь мне пора.

Связной опустил мешок на землю, а сам направился к ближайшему лесу и вскоре затерялся в зарослях кустарника.

Бодуров еще долго оставался в овраге. Он перевязал мешок и спрятал его в кустах. Вечером будет удобнее перенести подобный груз.

«Будьте терпеливы и думайте о Болгарии...» Устроились на теплые местечки в военном министерстве и считают, что вершат дела. Тоже мне конспираторы! А топор может в любую минуту опуститься на наши головы».

Бодуров зашагал прямо через виноградник. Войдя в маленький домик, что стоял на горе, он оглянулся и постучал в пол три раза. Тотчас же открылся тайный люк в убежище. Как слепой, Бодуров спустился по деревянной лестнице вниз.

— Подойдите поближе. Там сыро. — Чья-то рука повела его к нарам в глубине убежища.

При свете свечи Бодуров рассмотрел лица трех солдат, сбежавших из батареи. Они выглядели бледными и измученными. Ну что он мог сказать, чтобы ободрить их, вдохнуть в их души веру? Он поставил на деревянный столик принесенную им еду и улыбнулся:

— Поешьте, ребята!

— Когда мы отправимся в путь?

Бодуров открыл портсигар и протянул его солдатам. Они закурили и жадно затянулись.

— Мы задыхаемся. Погибнем в этой дыре, — прозвучал другой голос.

— Вы хотите сказать, что предпочитаете виселицу?

— Мы свое обещание выполнили. Теперь ваш черед сдержать слово офицера. Мы убежали, чтобы драться, воевать, а не прятаться, как последние трусы.

— Вся округа в кольце блокады. Придется потерпеть. Через два дня напряжение спадет и они убедятся, что мы вне этого кольца. Тогда дорога для нас будет открыта.

— Можете ли вы сообщить крайний срок?

— На третий день к вечеру!

— Господин майор, не доводите до того, чтобы с самого начала мы разочаровались в вас. Мы втроем...

Бодуров вспыхнул, но сумел справиться с подступившим гневом. Совсем неподходящее для этого время. Они нужны ему живыми, и тогда он сможет снова выплыть на поверхность, иначе... Бодуров вытащил пистолет и стал вертеть его в руках.

— Это заговорила ваша неопытность, — произнес он, четко выговаривая каждое слово. — Но на сей раз я вас прощаю, потому что вы еще молоды. Однако запомните: вы дали клятву, а каждого клятвопреступника наказывают смертью! Борьба идет жестокая, и мы должны верить друг другу, чтобы выстоять. Поешьте и в любой момент будьте готовы к новой операции.

Стоя у стены, солдаты со скрытой угрозой следили за движениями майора. Но ведь он оставался их единственной надеждой. Только он один мог вывести их из этой вонючей дыры.

Бодуров понял их мысли по выражению глаз, по их молчанию.

— И без глупостей, ребята! — Он еще раз смерил их взглядом, и тут же крышка люка захлопнулась за ним.

Дойдя до виноградника, Бодуров остановился, засмотревшись на огни города. Каким далеким ему показалось то время, когда он чувствовал себя подлинным хозяином жизни! А ведь прошел всего лишь год.

«Четыре орудия выведены из строя, а остальные? Неужели они думают, что из них тоже нельзя стрелять? Всегда найдется способ пролить кровь... Если даже мы перестреляем друг друга, жизнь все равно будет продолжаться и требовать своего. Подумать только, сказать о Жасмине, что она — развратница! Это же выдумки Ярослава! Да и Велико тоже хорош. Стал похож на глухого петуха. С ним просто сладу нет. Повторяет без конца одно и то же», — думал Павел, идя по центральной улице и еле волоча ноги от усталости.

И этот день прошел зря. Каждый давал указания, каждый вносил предложения. Отрадно было для него лишь то, что Ярослав задержал его после ухода остальных и сказал:

— Сегодня ночью произведите обыск в доме Делиевых!

— А как быть с собаками? — спросил он.

— Ваше дело! И вот еще что. Христо отправится в имение и наймется там на работу батраком. Все улажено. Вечерами он будет приходить к тебе. Потом сам будешь обо всем докладывать. Кому — ты знаешь.

И слова его были весьма уместны, и дело предстояло серьезное. Павлу до смерти хотелось заняться серьезным делом, вместо того чтобы прогуливаться по центральной улице, разыскивая солдат без увольнительной или тех, кто надел фуражку набекрень, тем самым нарушив форму одежды.

Он почувствовал, что устал. Даже не хотелось есть, хотя Павел уже забыл, когда ел в последний раз. Осмотрев улицу, он заметил на противоположном тротуаре Жасмину. И сразу же вспомнил, о чем его попросил Велико: «Если Жасмина придет и спросит обо мне, скажи ей, что я ее люблю».

Жасмина осталась такой же, какой он помнил ее с тех пор, как она училась в гимназии. Только одежда на ней теперь была богаче. И эта пышная прическа...

«Похорошела. И стала еще более недосягаемой», — подумал Павел. Ему показалось, что и Жасмина смотрит на него. Павел перешел на другую сторону улицы и приблизился к ней.