Спасти князя Игоря

Школа стояла возле самой линии, и с нашего этажа видны были рельсы, коричневые спины вагонов. Движение здесь было большое: днем и ночью с обеих сторон – от Поворино или от Лисок – приходили поезда. Одни сразу же следовали дальше, другие маневровыми паровозами отводились на запасные пути – на них в несколько рядов всегда стояли составы.

Я смотрел на завитки и кольца черных волос на затылке Оксаны и боролся с желанием коснуться их. Я ловил каждый поворот ее головы, каждый взмах ресниц, ревниво следовал глазами по пути каждого ее взгляда, завидуя предмету – одушевленному или нет – на который он был направлен.

Сейчас я чувствовал себя почти героем: во время утренней стычки я узнал одного из нападавших, Генку из параллельного класса (он жил в одном доме с Оксаной), и понял – это была месть. На прошлой неделе я проводил Оксану до дому – классная руководительница попросила меня помочь ей донести стенгазету, которую Оксана оформляла.

Еще утром у меня жгло под левым глазом, теперь кожу саднило, будто ее потерли наждаком. Я потрогал больное место и обнаружил припухлость, а на руке осталось что-то липкое, но это не была кровь. Я понял – ходить мне с фонарём. Но я теперь был даже доволен, за Оксану и десять таких получить не жалко. А с Генкой, надо будет, мы еще посчитаемся.

Я скосил глаза на соседа, Пашку Воронского, тот, опустив голову, почитывал себе Конан Дойля (многие из нас им увлекались, порой где надо и не надо появлялись нарисованные кем-то пляшущие человечки). А мне, например, больше нравились такие книги как «Айвенго» Скотта или «Крестоносцы» Сенкевича. У Конан Дойля – здóрово, ничего не скажешь, но много придумано, а в этих книгах, казалось мне, описано всё, как было на самом деле. Сегодня я тоже прихватил из дому книжку – «Захара Беркута» Ивана Франкó, но теперь мне было не до нее.

На всякий случай прикрывшись рукой от Пашки, я принялся сочинять на отдельном листочке послание Оксане. Чтобы не быть узнанным, писал с наклоном в левую сторону.

«Высокочтимая леди! Сегодня, когда вечерние сумерки опустятся на тихую окраину, за переездом возле водокачки Вас будет ждать человек, который… – тут рука моя дрогнула, я на миг остановился, но всё же заставил себя продолжить, – любит Вас сильнее жизни. Если Вы…».

Оксана встала из-за парты – учитель вызвал ее к доске, это было очень кстати: надо скорее дописать и незаметно сунуть записку в лежавший на парте ее дневник. Я нарисовал несколько пляшущих человечков, которые предупреждали о моей ужасной и безвременной гибели в том случае, если она не придет на свидание. Я так увлекся, что потерял бдительность. Пашка, оказывается, углядел, что я от него таюсь, и ловко, как обезьяна, выхватил из моей руки уже сложенную записку. Я кинулся на него – громко стукнула крышка парты.

В тот момент Митрофан Николаевич прохаживался возле доски, заложив руки за спину. Он повернулся на стук, но мы уже сидели как паиньки.

Пашке я показал кулак под партой. Видно, по лицу моему он понял, что прочитать записку ему не удастся, – и… тихонько так, с вредной своей улыбочкой выкинул ее прямо на середину прохода. У меня аж дух захватило. Оторопев, я промедлил мгновение и был наказан. Совсем я забыл, что позади, через проход, с самого краю сидит Ленка! Она, подлая, всё выследила и, как кошка – неслышно, на цыпочках – шагнула и цапнула листочек.

И тут я не выдержал. Буря взорвалась в моей душе – в голову ударило внезапным жаром. Митрофан Николаевич повернулся как раз в ту секунду, когда я сцепился с Ленкой. Учитель так нас и увидел: меня в проходе с оборванной лямкой Ленкиного передника в руке и ее, съёжившуюся за партой со сжатыми кулаками у груди и едва не плачущую. Передо мной всё было как в тумане, но лицо учителя выглядело до странности отчетливо, я видел даже, что у него побелел кончик носа.

– Да как… как смеешь ты!?..

Я стоял как в бреду – всё пропало! Вот сейчас прочтут…

– А ну-ка, давай – иди сюда.

Когда я подошел к учительскому столу, Митрофан Николаевич хмуро поглядел на мое лицо с подбитым глазом, потом вытянул руку в сторону и сказал негромко:

– А теперь – в угол!

И я всё выполнил! Бессознательно, как механическая кукла, как в дурном сне: послушно прошел мимо Оксаны – она была теперь как изваяние, я почти не видел ее и чувст-вовал лишь, что всё гибнет, всё рушится – и остановился возле угла, у окна.

И только тут до меня дошел весь ужас случившегося: как мальчишка, я сам, добровольно, оказался… в углу – какой позор! Ослушаться теперь и уйти – было поздно, я уже дал себя поставить… До меня доносились перешептывания, злорадное хихиканье девчонок – в глазах моих мерк свет и закипали слезы.

И вдруг наступила тишина, в которой явственно прозвучали всхлипы:

– Митрофан Николаевич, это не он… это я. Это я… виновата. Это меня надо…

Это была Ленка. Она стояла у своей парты и плакала, ей было стыдно. И ей было страшно – отличнице, примерной ученице – самой просить наказания.

Учитель нахмурился.

– Ах вот как…

Мизинцем правой руки он глубже надвинул очки на переносье и покрутил шеей, как будто ему был тесен галстук.

– Ну-ну… Всем сесть на свои места и успокоиться.

С какой-то тяжелой задумчивостью он проводил меня взглядом и какое-то время молча стоял у окна.

Я растерянно прошел к своей парте, боясь встретиться взглядом с Оксаной, зато на предателя Пашку уж посмотрел как следует. А Ленка сама отдала мне злосчастную за-писку, смятую в теплый, влажный комок и – чего уж я не ждал от нее – она даже развернуть ее теперь не пожелала.

– Вот что, ребята… – голос учителя был ровным, без тени насмешки. – Рад был, как говорят, познакомиться. Надеюсь, что после окончания урока между вами наступит мир. Я бы согласился стать посредником на переговорах, да боюсь, что не будет мне оказано полного доверия. А напрасно – я ведь и сам не так уж давно был таким же, как вы… Может, чего и посоветовал бы.

(Как мы после узнали, всё так и было: учитель и в самом деле прибыл к нам прямо со студенческой скамьи – в этом году он окончил Воронежский университет.)

Митрофан Николаевич помолчал, в раздумье побарабанил пальцами по столу и закатил нам настоящую речь, предварив ее такими словами:

– Для начала мне хотелось бы знать, что вы можете, чем вы дышите, и для этого я даю вам всем домашнее задание: написать сочинение, избрав для него в качестве темы «Слово о полку Игореве»…

Словно порыв ветра, по классу прошел ропот – что-то вроде единодушного вздоха разочарования. Что можно написать на малопонятную да и скучную тему?

Учитель усмехнулся.

– Да вы не торопитесь с выводами… Древняя повесть эта – не только дошедшее с тех времен до нас художественное слово, не только литература. Это, если хотите, – история, за которой и ходить далеко не надо. Подумайте о том, где сами-то вы живете. Дон от нас – рукой подать. Ведь это сюда, к нему, шел князь Игорь, чтоб шлемом зачерпнуть Донской водицы. А за двести с лишним лет до него через наши края ходил в поход на хазар еще Святослав, князь Киевский. Вдумайтесь в названия речек нашего края… Такие, например, как Тойда, Еманча, Курлак, Карачан – они дошли до нас не только от татар, но и от половцев. Возможно, уже Святославу попадались какие-то из здешних названий, по которым он определял свой путь. По сути дела, речки эти с их тюркскими именами – живые свидетели истории, имеющей своих героев. Вот мы, далеко оторвавшиеся от того времени, нередко представляем себе их, как некие бесплотные тени… А они ведь когда-то жили, как мы с вами. Радовались и печалились, смеялись и плакали, любили друзей, ненавидели врагов, бились с ними насмерть за свою землю. Как и мы с вами, они грелись на солнце, купались в реках летом и одевались в теплые одежды зимой… В «Слове…» затронуто немало имен и событий. Перечитайте повесть не торопясь. Попробуйте увидеть всё своими глазами и напишите, как вы чувствуете и как вы можете…

До самого конца урока учитель больше не взглянул в мою сторону ни разу – это я точно заметил. И подумал: плохи мои дела, теперь уж он мне покажет, где раки зимуют.