Страница 94 из 106
- А Нуца знала? – хрипнула я. Хотя о чем это...? Конечно, иначе тогда не подошла бы ко мне.
- Да, давно. У нас все знали, доложили и ей. Такое не скрыть при всём желании. Плавится все внутри... а выплеснуть можно только взглядом. И знаешь… - вскинул он голову, - полное и верное служение одной женщине всю жизнь, оно и загадка, и очарование великое – только это и правильно. Но была Нуца. Ею я пользовался, ни в чем себе в общем-то не отказывая. Так что и на служение это не тянет, ничем хорошим в итоге похвастаться я не могу. И не страсть у меня к тебе погибельная, как говорится, - улыбнулся горько, - а убийственная потребность – видеть, слышать, знать, что ты есть. С первого взгляда так. Поэтому ничего тебе не угрожает, я навязываться не стану, не переживай.
- Вот этого я как раз не боюсь, - тоже улыбалась я, но получалось, наверное, кисло: - И ничего такого давно уже не жду, а уж сейчас... Судьба у меня, наверное, такая – страсти не вызывать, а тем более - погибельной.
- Ты не так поняла, я не это имел в виду, - удивленно повернулся он ко мне.
- У вас минута откровения была, Георгий Зурабович, - хмыкнула я, - и говорили вы без подготовки – то, что думали. Но напрасно считаете, что меня обидели. А вот за то, что правильно сориентировали, спасибо.
- Я просто хотел, чтобы ты чувствовала себя в безопасности. Прозвучало не так… - чуть замялся он и резко сменил тему: - Мань, ну сколько можно выкать, в конце концов?!
И то ли это все же обида была – на такую свою судьбу? Но сейчас я злилась. У Рауля не было возможности испытывать страсть, де Роган видел во мне только интересного ему человека, и даже ребенок от полковника случился по недоразумению. Сергей? Ну, сам факт развода говорит о многом. И вот теперь Шония… Ну, не судьба, так не судьба! Может женская привлекательность выражается во флюидах и феромонах, от фертильности зависящих. Кто знает? А на постаменте я уже настоялась, хватит. Тогда это вынужденно устраивало меня. Во Франции я научилась находить хорошее там, где его не было по определению. С Раулем создала это хорошее сама – своим отношением и любовью. Но повторить такое добровольно...? Да, я злилась!
- На «вы» обращается друг к другу высшее сословие, это вежливость по определению. Как и целование руки - то же самое, что поздороваться, выказав личное уважение женщине, или попрощаться, или сердечно благодарить… В манерах можно лицемерить, ненавидя и презирая, но не следовать им нельзя - приличия обязательны. Не выполняя таких… общепринятых, элементарных требований, вы жестко скомпрометировали бы не только себя, но и своих близких, - хотелось бы мне отчеканить, но получилось, скорее, со злым скрипом:
- Или «вы» говорят простолюдину, который вызывает высочайшее уважение. Вы всегда вызывали огромное уважение, Георгий Зурабович, и воспринимались мною выше по многим причинам. Тыкать вам я могу, но это против моих ощущений. Могу взять себя под контроль и быть всегда настороже, но сейчас в моей голове… мешанина. Не обещаю, что оговорок не будет.
- Называй, как хочешь, - насторожено помолчав, разрешил он. А потом улыбнулся, заглядывая мне в глаза: - Ты сейчас говорила совершенно свободно, Маша.
- На эмоциях? И не задумываясь, как та сороконожка. Рядом с вами это легко, вы просто триггер ходячий. Да мне и не вспоминать нужно, всё немного не так. Когда о чем-то говорят, всплывает образ… всё здесь, - коснулась я головы, - просто нужно вызвать его. Меня не нужно обучать – просто напомнить. Сейчас действительно – я беспомощна, как котенок. Пару дней поговорите со мной, ответьте на вопросы и здорово поможете - у вас это получается лучше всех.
- Почему только пару? – безнадежно прошептал он.
- Меня за ручку нужно вводить в этот мир, а это силы и время. Не смею претендовать… Где-то есть родители, вы поможете мне связаться с ними, дальше будет видно. И есть квартира… Я думаю, если выбросить меня в настоящую жизнь, как неумелого пловца на глубину, то процесс вынужденно пойдет быстрее.
- Свяжемся с юристом, выясним, что там с квартирой. А сейчас просто нет выхода и нет денег, на гостинице разоришься, - усмехнулся чему-то он и оглянулся вокруг: - Смотри красота какая - небо празднует закат…
Да… И, наверное, причина была в облаках. Солнце садилось в их окружении, будто опускаясь на белоснежную перину и подсвечивало розовым те, что оказались вверху. Получалось по-разному – где нежнее, а где гуще и ярче. От перламутрово-розового до цвета фуксии. Переливы, перепады...
- Первый раз такое вижу, – выхватил Георгий смартфон из держателя и сделал несколько снимков. Потом безо всякой связи с предыдущей темой спросил: - Почему ты не хотела говорить с Надеждой Санной?
- Страшно. Всё вокруг чужое и убедительно врать нет сил, - захотелось вдруг ответить хоть какой-то откровенностью на его откровенность, - скажи я правду, и точно закончилось бы психушкой. Туда нас тоже гоняли, я помню – одно из самых сильных впечатлений. Тот раз… ладно, Бог с ним! Мне дали еще один шанс и очень хочется жить. Но доживать жизнь там, где заставят поверить еще и в умственную свою неполноценность?! Я решила, что лучше уж естественным порядком – или выплыву сама, или не смогу. Кажется, умирать было не так и страшно.
- Дурочка! Упрямая и решительная! - рявкнул Шония и провернул ключ зажигания. Машина тихо заурчала и двинулась с места. Поплыли мимо деревья, мелькнул кусок водной глади, потом мы выехали на заасфальтированную дорогу – всплывали одно за другим, обрабатывались где-то в голове и принимались понятия. Память не вернулась разом, пострадавшие участки мозга не включились, как лампочка. Может и правда сейчас он постепенно заполнял, наращивал и восстанавливал потерянные связи?
А Георгий говорил:
- Можешь строить свои планы – имеешь право. Ты не так меня поняла, а я как-то не так сказал. Признание не получилось, - быстро взглянул он на меня: - Не готов был, вот и… нечаянно тоску свою многолетнюю и даже, наверное, обиду на тебя и вывалил. Давай сейчас ничего выяснять не будем? И загадывать сроки не будем. Ты жить хочешь и это главное - значит будем жить, - и надолго замолчал, до самого дома.
Возле современной многоэтажки машина аккуратно припарковалась в положенном месте. Георгий помог мне выйти, но на руки взять себя я не позволила – после его слов чувствовалось неясное противление. Хотя почему – неясное? Но комплексы я купировала на подходе – не хватало еще женских обид и стыда за плачевное состояние нежеланного тельца. Но и чувствовать на себе его руки больше не хотелось, обманываясь их надежностью и теплом. Два дня…
В квартиру Шония позвонил, своим ключом открывать дверь не стал. И пока мы ждали, потерев лоб, взглянул на меня и быстро заговорил:
- Забыл сказать – твои вещи все здесь. До всей этой… трагедии ты была категорически против воссоединения с мужем. А нервотрепка тебе противопоказана… Даня. Это мой старший сын, Маша – Даниил.
- А вы не путаетесь, Георгий Зурабович? – смотрела я на черноглазого юношу, открывшего дверь: - Здравствуйте, Даниил.
- Здравствуйте… проходите, пожалуйста. Папа…
- Да, действительно, - чуть подтолкнул меня Шония, - что за разговоры на пороге? Даня в четырнадцать сменил имя, это я тоже забыл сказать.
Его сын совершенно не был похож на Франсуа. Он был крепче, рельефнее – уже совсем юноша. И не знаю, чего я ждала, но теперь мне хотелось хотя бы внутренней их схожести. Да просто общее для мальчиков увлечение пролилось бы бальзамом на душу. Игры сознания какие-то.
Даниил пристально рассматривал меня. А я ведь тоже забыла спросить, как меня представили детям, что им сказал обо мне отец? Глупости мы говорили вместо того, чтобы скоординироваться.
- Я буквально на пару дней к вам, только свяжусь с… родными, - запнулась я, увидев второго мальчика – чуть деликатнее сложением, нежного, будто девочка, и очень красивого. По-детски еще красивого. И тут – вопрос. Очередной не заданный вопрос – а что же их мама? Почему мама не здесь, по какой причине?