Космаец

— С немцами.

— Я их ненавижу.

— Почему же ты воевал вместе с ними?

— Я присягал королю, я за него воевал.

— Король вас предал.

— Мы в этом не виноваты. Мы клялись и выполнили свою клятву.

— А сейчас кто вами командует?

— Это военная тайна. Я ее не выдам.

— Имеешь полное право выдать, ведь и тебя предали.

Четник подумал и вздохнул.

— Будь у нас хороший командир, не стоял бы я тут связанный… Усташа, который служил два года Павеличу, полгода вам, вывертывается наизнанку, как поношенный гунь…

— Это ваш командир?

— Он.

— Мрконич?

Четник отвел глаза в сторону.

— Кто вас сюда привел? — спросил Симич.

— Кончайте быстрее свое дело, а то ваши веревки здорово тянут, — вяло проговорил четник.

— Эх ты, старуха беззубая, погоди, тебя еще не так скрутит, — ответил ему Космаец. — Ты думаешь мы тебя так легко избавим от мучений? Мы тебя перед народом поставим, пусть тебя люди судят.

— Если бы ты мне в руки попался, я бы не искал на тебя суда. Сразу бы снес твою большевистскую тыкву.

— Мы тебе тоже снимем, — пообещал Космаец и приказал Симичу послать пленного в штаб батальона, а сам вскочил в седло и выехал на поляну, где лежали погибшие четники. Легкий ветерок шевелил им бороды. Некоторые были тяжело ранены и корчились от боли. Партизаны снимали с них оружие, не обращая никакого внимания на их стоны.

Космаец увидел Остойича с легким пулеметом через плечо. Парень шагал гордо, держа «зброевку» как опытный пулеметчик.

— В овраге нашел, — встретив потпоручника, доложил Остойич, — наверно, бросили, когда бежали… Товарищ потпоручник, разрешите мне его взять. Помните, вы обещали мне, если я захвачу пулемет…

— И ты захватил?

— Конечно.

— Тогда имеешь на него право.

Остойич весь зарумянился и побежал догонять свой взвод, который уже направился к селу.

Космаец верхом объехал поле вдоль и поперек, останавливаясь около каждого убитого четника, словно искал знакомого, и, не найдя никого, погнал лошадь на небольшой холм. Но и отсюда еще нельзя было видеть родное село, и он быстро повернул коня обратно. Рота растянулась на целый километр. Ни с кем не разговаривая, он проскакал мимо и, оказавшись в голове колонны, догнал Катицу и Десанку. Они шли молча, держась под руки. Десанка осторожно вытягивала ноги из грязи, боясь оставить в ней носки, которые ей, вероятно, подарил кто-то из бойцов. Голые ноги девушки посинели от холода, и она тесно прижалась к Катице, желая согреться ее теплом.

— Товарищ, — позвал ее Космаец и соскочил с лошади, — садись верхом… И какой черт тебя понес сюда, — сердито бросил он.

Десанка взглянула на него заплаканными глазами, быстро отвернулась и еще теснее прижалась к Катице.

— Не нужна мне лошадь, — отказалась она.

— Не ребячься, Десанка. — Катица потянула ее за руку и потащила к лошади: — Раде, помоги ей взобраться в седло.

— Я сказала, не надо, — Десанка хотела вырваться, но Космаец схватил ее на руки и поднял. Она крепко обняла его за шею, как женщина может обнимать только любимого человека. И когда он усаживал ее в седло, она с трудом оторвала руки от его шеи.

Взгляды их встретились. Десанкин глубокий и загадочный, сухой и укоризненный Космайца.

— Катица, ты иди с ротой, я буду попозже, — сказал Космаец. — Придешь в село, сходи к интенданту и попроси у него башмаки для санитарки.

— Я ей обещала, если у интенданта найдутся.

— Попроси его хорошенько. Для вас, женщин, у него всегда есть кое-что.

— Ох, как с ним трудно разговаривать, — вздохнула Катица.

Интенданта долго не было. Он мотался по селу с председателем народного комитета, собирал продовольствие для батальона и явился в штаб уже в сумерки. Это был известный скряга. Легче было у нищего выпросить кусок хлеба, чем у батальонного интенданта лоскут на заплатку.

— Ботинки говоришь? Для санитарки? И брюки? — уже десятый раз переспрашивал он Катицу и, почесывая затылок, тяжело вздыхал. — Где, товарищ, я все это возьму. Нет, ей-богу, нет.

— Комиссар приказал, чтобы вы дали, — не отступалась Катица.

— Ему хорошо приказывать, а если у меня нет. Ей только ботинки и брюки надо?

— И куртку бы неплохо, но без брюк и без ботинок я от вас не уйду.

Несколько минут интендант молча курил.

— Для санитарки, говоришь, башмаки? Сколько воюете, и не в состоянии одну санитарку одеть.

— Да нам все попадаются большие ботинки.

— И брюки большие?

— Я прошу вас, не одевать же девушке мужские брюки. Да она в них как пугало будет.

— Ох, и во что мне только вас обувать-одевать, много ведь вас.

— Комиссар приказал, если не дадите, явиться к нему, — Катица пустила в ход последнее оружие.

— А зачем я ему понадобился?

— Наверное, чтобы вам лично приказать.

— Мне? — интендант уставился на Катицу.

— Вам.

— Эх, черт тебя побери, иди, бери, что надо, — интендант замахал руками. — Только больше не являйся ко мне, пока война не кончится.

Через несколько минут Катица принесла новые желтые башмаки и женские брюки из итальянского сукна и положила их на колени Десанке.

— Бери, тебе как раз впору будет.

Десанка покачала головой.

— Нет, мне ничего не надо, — сухо ответила она и встала. Ботинки и брюки упали на пол.

— Слушай, другарица, ты, как комиссар, наверное, сможешь перевести меня в нашу сербскую бригаду. Она тоже в этом селе стоит.

Катица удивленно поглядела на нее.

— Десанка, я не понимаю тебя. — Катица наклонилась и подняла упавшие вещи. — Может быть, тебя кто-нибудь обидел? Идем ко мне в комнату, расскажи мне, что тебе у нас не нравится.

— Никто меня не обижал. Я сама не хочу с вами, хорватами, вместе воевать. Вы убили моего брата.

— Глупый ты мой ребенок, — улыбнулась Катица. — Разве это мы убили твоего брата? Его усташи убили.

— Хорваты.

— Усташи, — поправила ее Катица.

— Это меня не касается.

— Ну хорошо, а почему ты меня ненавидишь? Я не хорватка.

— Неправда.

— Ей-богу, я настоящая сербка. Конечно, среди нас есть и хорваты, и черногорцы, мы все вместе воюем против фашистов.

— Мне сказали, что все, кто перешел из Боснии, хорваты.

— Брось, кто это тебя так обманул?

— Джока мне рассказывал.

— И ты ему веришь?

— Он ведь серб от Сувобора.

— Космаец тоже серб с Космая.

— Джока говорит, что это неправда, и Космаец взял это прозвище, чтобы привлекать сербов на свою сторону.

«А, так вот что за птица этот Дачич», — подумала Катица и вспомнила свой недавний разговор с потпоручником.

— Десанка, Десанка, ну какой же ты еще ребенок. — Катица обняла ее и потянула к себе в комнату. — А я считала, что ты умнее.

Десанка и сама засмеялась. У нее в голове все перемешалось. Не спеша она надевала последние чулки Катицы, руки у нее дрожали. Две слезинки жемчужинами повисли на ресницах девушки и переливались в сверкающих отсветах лампы, висевшей на стене.

IX

Космаец вздохнул и проглотил невидимую слезу. Глядя на родные горы, которые взрастили его и наполнили его грудь живой силой, он все еще не верил, что снова стоит у их подножия. Все вокруг было знакомо: островерхие холмы, крутые скалы, плоскогорья, глубокие овраги, поросшие лесом. Сейчас лес окрашен в золотые тона осени, он спускается с гор и открывает тесные долины, утыканные двумя рядами домиков. Потом идут густые сливовые сады, за ними обнесенные живой изгородью виноградники с маленькими шалашами и утопающие в вечерних сумерках белые дома с остроконечными крышами и высокими трубами — все это не просто знакомо, все до боли дорого.