Страница 163 из 167
Разлив, 7.VIII.59 г.
…22-го июля, в годовщину смерти М. М. Зощенко, мы ездили на кладбище: Александра Ивановна, Элико, я. Маша и 7-летний мальчик, гостящий у Александры Ивановны.
С горечью вспоминается мне эта прогулка.
Я почему-то считал, что на могиле в этот день будет много народу, и не знал, как поступить с ребятами, — не будут ли они шуметь, прилично ли это, не оставить ли их где-нибудь в отдалении. Напрасны были мои опасения.
Могилу мы отыскали с трудом. Впрочем, это никакая даже не могила. Как в прошлом году засыпали яму и свалили на нее цветы и венки, так все и лежит нетронутым в течение года. Не только памятника, надгробной плиты или простой дощечки с именем покойного нет — даже холмика могильного нет. Пройдет год, и не найти будет могилы, сгниют венки и ленты, смоют их дожди, заметет песок…
Валерия Герасимова
Из дневника
…могила Зощенко. Пески, дюны. Двое — типа молодых рабочих или студентов, — так же, как и мы, искали могилу. Вспомнила Зощенко каким его знала, — красивым, немного жестоко-мужским. Палку с набалдашником, что мне не понравилось, воротник соболий, господинский… Едем в Сестрорецк к Вере, жене Зощенко. Дачка — требующая незамедлительного ремонта. Серая, цвета осиного гнезда. Но на запущенной клумбе бледно-розовые розы: «Как бы Миша удивился — «что это ты тут развела!»… Дачка из клетушек. Обои, поблекшие, с веночками, железная кровать на мансарде под грубым одеялом солдатского типа. «Он все в окно поглядывал. Последнее время отсюда не сходил». «Ел одно яйцо по утрам». «Умер, потому что не хотел жить».
Дон-Аминадо
Поезд на третьем пути
Из далекой Советчины доносились придушенные голоса «Серапионовых братьев»; дошел и читался нарасхват роман Федина «Города и годы»; привлек внимание молодой Леонов; внимательно и без нарочитой предвзятости читали и перечитывали «Тихий Дон» Шолохова.
Восторгался стихами Есенина упорствовавший Осоргин и, где только мог. повторял, закрывая глаза, есенинскую строчку «Отговорила роща золотая»…
Близким и понятным показался Валентин Катаев.
Каким-то чужим, отвратным, но волнующим ритмом, задевала за живое «Конармия» Бабеля.
И только когда много лет спустя появился на парижской эстраде так называемый хор Красной Армии, и. отбивая такт удаляющейся кавалерии с такой изумительной. ни на одно мгновение не обманывавшей напряженный слух, правдивой и музыкальной точностью, что казалось, топот лошадиных копыт замирал уже совсем близко, где-то здесь, рядом, за неподвижными колоннами концертного зала, а высокий тенор пронзительно и чисто выводил этот щемивший душу рефрен — «Полюшко, поле…» — тут даже сумасшедший Бабель стал ближе и на какой-то короткий миг все чуждое и нарочитое показалось, рассудку вопреки, родным и милым.
Впрочем, от непрошеной тоски быстро вылечил чувствительные сердца Илья Эренбург, от произведений которого исходила непревзойденная ложь и сладкая тошнота.
Да еще исполненный на заказ сумбурный роман Ал. Толстого «Черное золото», где придворный неофит бесстыдно карикатурил своих недавних меценатов, поивших его шампанским в отеле «Мажестик» и широко раскрывавших буржуазную мошну на неумеренно роскошное издание толстовской рукописи «Любовь — книга золотая».
«Льстецы, льстецы, старайтесь сохранить и в подлости оттенок благородства!»
Зато на славу развлекли и повеселили «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова, и первое по праву место занял всеми завладевший сердцами и умами неизвестный советский гражданин, которого звали Зощенко.
О чудотворном таланте его, который воистину, как нечаянная радость, осветил и озарил все, что творилось и копошилось в темном тридевятом царстве, в тридесятом государстве, на улицах и в переулках, в домах и застенках, на всей этой загнанной в тупичок всероссийской жилплощади, — о чудодейственном таланте его еще будут написаны книги и монографии.
В литературный абзац его не вместишь, и, стало быть, покуда будут эти книги написаны, одно только и остается: отвесить утешителю дней низкий земной поклон.
Примечания
Строго говоря, в изданиях такого типа, как это, комментарии необязательны. Не случайно в большинстве томов «Антологии», даже составленных из произведений классиков отечественной сатиры и юмора («Аверченко», «Тэффи», «Хармс». «Галич», «Высоцкий»), составители сочли за благо обойтись без них. Мог обойтись без примечаний и я. тем более что каждый раздел тома предваряется коротким предисловием «От составителя», объясняющим, чем составитель руководствовался, включая в книгу данный раздел.
Но, поразмыслив, я решил, что примечания все-таки нужны.
Помимо многих других соображений у меня было тут еще и такое.
Публикуя — от издания к изданию — старые свои вещи. Зощенко часто менял их названия. В связи с этим возникает большая путаница: читатель не всегда может сообразить, что под тем или иным незнакомым названием печатается рассказ, известный ему под другим заглавием. Чтобы этой путаницы избежать, я счел необходимым — в тех случаях, когда мы сохраняем название последней публикации, — в примечаниях всякий раз указывать, под какими другими названиями этот рассказ печатался раньше.
В некоторых (очень редких) случаях, помимо краткого сообщения о том, где и когда данное произведение было опубликовано впервые, я счел нужным включить в свой комментарий более подробную информацию об истории создания данного произведения или особой роли, какую оно сыграло в творческой судьбе писателя. (Как, например, в случае с рассказом «Приключения обезьяны».)
При подготовке примечаний помимо других источников мною были использованы примечания Ю. Томашевского к Собранию сочинений М. Зощенко в трех томах (Л., 1986–1987) и комментарии М. З. Долинского к книге: Мих. Зощенко. Уважаемые граждане. Пародии, рассказы, фельетоны, сатирические заметки, письма к писателю, одноактные комедии (М., 1991).
АВТОБИОГРАФИЯ. В кн.: Писатели. Автобиографии и портреты современных русских прозаиков. Изд. 2-е, испр. и доп. М., 1928, стр. 121–122.
ВЕСЕЛЫЕ РАССКАЗЫ
Полностью: М. Зощенко. Веселая жизнь. Л., 1924.
Отдельные рассказы цикла: «Красный журнал для всех», 1923, № 3–4. Март — апрель. В этом номере журнала цикл «Веселых рассказов», в которых повествование ведется от лица Семена Семеновича Курочкина, состоял из вступления, «Рассказа о том, как Семен Семенович Курочкин попугая на хлеб менял» (позже рассказ перепечатывался под названием «Попугай»), «Рассказа о том, как у Семена Семеныча Курочкина ложка пропала», «Рассказа о герое германской кампании». В том же году появились также «Рассказ о том, как Семен Семенович в Лугу ездил» («Дрезина», № 3, позже печатался под названием «Дисциплина») и «Рассказ о том, как Семен Семенович в аристократку влюбился» («Красный ворон», № 42, впоследствии рассказ печатался под названием «Аристократка»).
В 1924 году цикл пополнился «Рассказом о том, как Семен Семенович Курочкин работал у барона Некса» («Красный журнал для всех», № 1, впоследствии рассказ печатался под названием «Барон Некс»), «Рассказом о том, как Семен Семенович перестал в бога верить» (там же, позже печатался под названием «Монастырь»), «Рассказом о том, как Семен Семенович Курочкин встретил Ленина» («Красный ворон», № 4, печатался также под названиями «Встреча» и «Исторический рассказ»), «Рассказом о собаке и собачьем нюхе» («Смехач», № 1. Позже печатался под названием «Собачий нюх»), «Рассказом о медике и медицине» («Красный ворон». № 7), «Рассказом о том, как Семен Семенович в квартире электричество провел» («Красный ворон», № 17, позже печатался под названием «Бедность», в сильно переработанном виде вошел в «Голубую книгу» под заглавием «Последний рассказ») и «Рассказом о колдуне» («Красный ворон», № 10, позже печатался под названием «Колдун»).