Страница 40 из 48
— Ложная тревога, — сказал жилец. — Пошли досыпать. У меня как раз диван простаивает.
— Спасибо, — Володька покачал головой. — Я немножко посижу. А потом — домой. Мамаша, знаете, заволнуется…
— А то — ночуй, — сказал жилец.
— Нет, спасибо.
— Ну смотри, дверь хорошенько захлопни…
Жилец ушел. Володька принес из кухни табуретку, поставил ее возле Кешкиной двери, сел, притулившись в угол.
Хорошо в теплом коридоре! Володьку сразу разморило.
Но вдруг ему показалось, что потянуло гарью. Наклонился к щели между дверью и косяком. Нет, не пахнет.
«А может, сейчас нет, а через час загорится? — подумал Володька. — Не пойду домой. Покараулю у двери. Если что, — сразу всех разбужу».
Честно говоря, главное было не в этом. Главное — очень не хотелось опять тащиться ночью через весь город. Ноги ныли. Голова была тяжелая.
«Чуть свет позвоню нашим. Из автомата, — подумал Володька. — А ночью они же спят. Значит, не волнуются».
Он устроился поудобнее на табуретке. Задремал. Во сне дергался, что-то бормотал. Приснилась ему раскаленная добела плитка. Вот загорелся стол, обои, занавески. Дым валит столбом, густой, черный…
Володька открыл глаза. В коридоре было по-прежнему тихо, мерцала лампочка под потолком, гарью не пахло.
«Хорош караульщик! — разозлился Володька. — Так вся квартира сгорит, пока я дрыхну».
Но голова сама опускалась на грудь.
«Засну, — устало подумал он. — Факт, засну».
И тут его осенило. Взял табурет, поставил его к электросчетчику, влез и выкрутил пробку. Лампочка сразу потухла.
«Значит, и плитка, если включена, тоже погасла».
В темноте Володька слез с табурета, на ощупь переставил его опять к Кешкиной двери, уселся поудобней и сразу заснул.
…Проснулся он внезапно. Кто-то гулко бил его прямо в голову. Как в барабан. Володька вскочил. Грохот продолжался. Тут только Володька сообразил, что это на лестнице дубасят в дверь.
— Кого еще леший носит? — услышал Володька.
По темному коридору, чиркая спички, пробирался все тот же пожилой жилец. Вероятно, в квартире больше никого не было: лето, все разъехались.
— Еще и свет испортился, — зевая, бормотал волосатый жилец. — Вот напасть! И спичка последняя. Одно к одному…
Дрожащий огонек погас.
Володька в темноте пробрался на помощь мужчине. Нащупал замок, открыл.
Кешка! Это был Кешка! Бледный, взлохмаченный.
— Здрасте, пожалуйста! — сказал жилец. — У вас что? Пионерский сбор? Ежели еще кто заявится, сами отворяйте.
И, перебирая руками по стене, ушел.
— Я звонил-звонил. Ни черта! Вот — колошматить стал, — сказал Кешка.
— А! — Володька кивнул. — Это я пробку вывинтил…
Оставив входную дверь открытой, чтобы с лестницы проникал свет, Кешка подошел к своей комнате. Ключ в темноте все не попадал в скважину. Наконец мальчики вошли в комнату.
В окно уже струился рассвет. Кешка бросился к столу. Вот плитка. Не включена!..
— Так, — сказал Володька. — Так… По уху тебе съездить, что ли?
Он устало опустился на стул. Мельком глянул на большие стенные часы: четверть седьмого.
— Это что? Стоят?
— Нет, — сказал Кешка. — Правильно. Четверть седьмого.
— А чего же ты в такую рань? Значит, поездом часов в пять выехал?
— Ага! — Кешка насупился. — Видишь, Володь… Я, по чести говоря, сомневался… Думал, не побежишь ты ночью…
— Это почему же? Что я — трус?
— Нет, видишь ли, — замялся Кешка. — В общем, моя бабушка, знаешь, как меня зовет? «Бадья с горохом»! Ты, говорит, внучек, вечно тарахтишь, как бадья с горохом. А балаболкам веры нет, — он смущенно потер подбородок. — Вот я всю ночь и не спал, а чуть свет — на поезд…
Володька засмеялся:
— А бабушка у тебя толковая!
Кешка тоже засмеялся:
— Еще какая! Я тебе про нее сейчас такой случай расскажу! Только вот разденусь и пробку вверну.
Кешка вышел. Когда он вернулся, Володька сидел у стола, положив голову на руки. Он спал.
СРЕДНЕГО РОСТА…
Заместитель начальника угрозыска, Андрей Прокофьевич, готовился к совещанию.
В кабинет вошел дежурный. Вид у него был неуверенный. Мол, знаю, вы заняты, но…
— Тут старичок, — сказал он. — Прямо рвется к вам. Между прочим, очень пробивной папаша. Шумит…
— Ладно. Пусть войдет, — перебил Андрей Прокофьевич. — Да поживее.
Старичок выглядел необычно. Длинные, почти до плеч, седые волосы, белый крахмальный воротничок, черный галстук «бабочка». Голос густой, с красивыми «перекатами».
«Художник, — подумал Андрей Прокофьевич. — Или артист».
Он угадал.
— Гаршин, Михаил Эрастович, — представился старичок. — Народный артист РСФСР, пенсионер.
В своем кабинете Андрей Прокофьевич за многие годы работы перевидел самых разных людей, не только преступников. Бывали у него и писатели, и ученые, и генералы, и кинорежиссеры. Даже замминистра однажды был. Но как-то так получилось, что артиста судьба привела сюда впервые.
Когда-то, в молодости, Андрей Прокофьевич очень увлекался театром. Не пропускал ни одной премьеры в Александринке и в Большом Драматическом, а у Акимова смотрел некоторые спектакли по три-четыре раза. Был Андрей Прокофьевич суховат, малообщителен, не речист. В противоположность многим завзятым театралам, не вступал в бурные споры об артистах, пьесах, режиссерах. Но любил театр истово, всей душой.
И сейчас, с интересом разглядывая старичка, он мысленно удалил его седину, морщины, припухлость век и сразу вспомнил… Гаршин! Ну конечно! Лет тридцать назад это имя гремело в Ленинграде. Да и не только в Ленинграде!
— А я вашего Отелло помню, — сказал Андрей Прокофьевич и вцепился в воздух руками, будто в ярости сдавил шею Дездемоны.
Старичок, довольный, улыбался и в знак благодарности приложил руку к сердцу. Жест был мягким, изысканным: так умеют только артисты.
Андрей Прокофьевич вспомнил про заседание — «Время-то идет!» — и, сменив тон, подчеркнуто официально сказал:
— Слушаю вас, товарищ Гаршин.
— Перед вами — покойник! — воскликнул артист. Поднял глаза на Андрея Прокофьевича, ожидая услышать удивленный возглас.
Но тот промолчал.
— Да, да, почти покойник! — заметно волнуясь, но все же привычно играя своим бархатным голосом, сказал артист. — Я вчера чуть не попал под машину. Да, да! Представьте себе! Зазевался и чуть не угодил под колеса…
Артист сделал паузу, видимо, призывая Андрея Прокофьевича подать какую-либо сочувственную реплику, но тот лишь молча качнул головой: вот, мол, неприятность!
— Понимаете, сбоку выскользнула машина. А у меня, как на грех, подвернулась нога. Машина — уже рядом. Еще бы секунда и… Но тут вдруг — дэус экс махина[12], — артист, как крыльями, взмахнул руками, — молнии подобный, с тротуара рванулся какой-то юноша. Рискуя жизнью, прыгнул к машине и буквально выдернул меня из-под колес…
Андрей Прокофьевич снова покачал головой: бывает же, мол, такое!
Он все еще не понимал, что, собственно, надо народному артисту. Ну, чуть не попал под машину. Печально, конечно. Но при чем тут уголовный розыск?
Был Андрей Прокофьевич маленького роста, мелкие черты лица, очки в металлической оправе, синий, потертый на локтях, бостоновый костюм. Встретишь на улице — никогда не подумаешь, что это руководитель угрозыска. Долгие годы работы в милиции приучили Андрея Прокофьевича к терпению. И сейчас он тоже, хотя и торопился, выжидательно молчал.
— Потом вскочил этот парень в автобус и укатил, — продолжал старик. — Я и оглядеться не успел. Фамилии не узнал, даже руку не пожал. Да… А я как раз на днях читал в газете: зазевался малыш на рельсах. Обходчица бросилась за ним. Ну, и обе ноги ей… Выше колен…