Страница 5 из 10
– И что из этого следует? – скептически осведомился Солгрейв. Ковальский поправил булавку в галстуке.
– Как – что? Вы же были в участке, вы видели одежду мисс Харди. Какого цвета её платье?
Инспектор напрягся.
– Ч-чёрт, понятия не имею, – то, что цвет не удержался у него в памяти, разозлило его. – Какое это отношение имеет к убийству?
– Грин, нашедший труп в оранжерее, утверждает, что платье было абрикосовое.
– Розовое, абрикосовое, – досадливо ответил Солгрейв, – невелика разница. Кто как назовёт, а вы делаете из этого какие-то далеко идущие выводы.
Винни Ковальский посмотрел на него с нескрываемой жалостью.
– Глупо ждать, что у полицейского окажется чувство цвета, – насмешливо проговорил он. – Но садовник – не полицейский. Если кто-то устраивается работать садовником, он должен как минимум отличать жёлтые розы от чайных. Хотя лично я предпочитаю белые… Так вот, я склонен верить профессиональному зрению садовников. И я бы посоветовал вам, как только мы доберёмся до гостиницы, позвонить в участок и спросить, какой цвет платья указан в деле.
Он снова подхватил тросточку под мышку.
– Пойдёмте. Нам, в конце концов, надо пообедать. Ручаюсь, что вы, как и я, с самого утра ничего не ели.
Гостиница в точности соответствовала определению Ковальского – она настолько напоминала всем своим видом о Старой Доброй Англии, что выглядела так же неправдоподобно, как американец в ковбойских сапогах или китаец с косичкой. Архитектору словно было недостаточно белой штукатурки и тёмных дубовых балок в стиле фахверк, что он решил дополнить картину ещё и настоящей соломенной крышей, изрядно заплесневевшей от дождя. Хозяин гостиницы посмотрел на Ковальского так, будто испытывал неодолимое желание выкинуть его за дверь, и лишь солидная внешность его спутника удерживала его от претворения этого желания в жизнь. После незначительного колебания он, однако, отвёл гостям два соседних номера наверху. Ковальский отправился устраиваться (хотя багажа у него не было), а инспектор спросил разрешения воспользоваться телефоном внизу.
В отсутствие Ковальского хозяин сразу стал намного приветливее и заверил Солгрейва, что телефон к его услугам. Солгрейв немедленно схватил трубку. Ждать соединения с полицейским участком оказалось неожиданно томительно.
– Алло, это инспектор Солгрейв. Да-да, по делу убитой мисс Харди. Можете ли вы оказать мне одну услугу? Что написано в деле по поводу платья, которое было на трупе? Я имею в виду, его цвет?
Ожидая ответа, Солгрейв скорчился над столом. Хозяин, поняв наконец, кто его постоялец и что привело его сюда, отодвинулся в сторону и почтительно поглядывал на него издали.
– Светло-оранжевый? А можно его назвать «абрикосовым»? Но не розовым? Точно не розовым? Огромное спасибо. Всего доброго.
Метнувшись мимо изумлённого хозяина, Солгрейв бегом взлетел по дубовым ступенькам наверх и заколотил в дверь номера.
– Эй, вы… Ковальский, как вас там! Вы меня слышите?
– Входите, не заперто, – откликнулся голос поляка изнутри. Инспектор открыл дверь. Ковальский сидел босиком на кровати и отчаянно пытался заштопать носок.
– Опять прорвался, сволочь, – горестно сказал он. – Нет, это я не о вас, это я о носке. Узнали что-нибудь?
Солгрейв перевёл дух.
– Вы правы. Не знаю, как вам это пришло в голову, но платье действительно не розовое. Чёрт вас подери, мы же только что установили крайне важную вещь…
– То-то и оно, инспектор.
– Что Виола Харди не выходила из парадного в 19.20. Уильямс лжёт.
– Я бы выразился по-другому. Кто бы ни выходил из парадного в 19.20, это не была Виола Харди.
Сделав последний стежок, Ковальский воткнул иголку с ниткой за подкладку шляпы и натянул носок. Инспектор бросил саквояж и зонтик на пол и рухнул на стул, охватив голову руками.
– Чушь собачья, – выговорил он. – Если убийце надо было проделать фокус с двойником, уж о платье бы он позаботился в первую очередь.
– А это нам с вами ещё предстоит разгадать, – сказал Ковальский. – Занесите ваши вещи к себе, и пойдёмте наконец обедать. Не знаю как вы, а я умираю от голода.
«Чёрт знает что такое творится», – подумал Солгрейв. А творилось вот что: он принимал помощь в расследовании от иностранного прохвоста, который именовал себя частным сыщиком. Как так получилось и в какой момент это началось, Солгрейв решительно не понимал. Зато он понял, что теперь ему стоит быть осторожнее в общении с начальством – за такие штучки Скотланд-Ярд по головке не погладит.
Вечером Солгрейв постучал в дверь номера Ковальского, но его нового знакомого там не оказалось. На какое-то время он подумал, что этот тип ему приснился. Потом он всё же спустился и спросил хозяина гостиницы, куда делся второй джентльмен, снимавший номер.
– Джентльмен? – хозяина аж передёрнуло. – Что ж, если вам угодно называть его джентльменом… Он уехал ещё в шесть часов. Вот, записку вам оставил.
Инспектор прочёл:
Ужинайте без меня. Я еду в Лондон – собираюсь наведаться в местечко, где танцевала мисс Харди. Вернусь завтра утром.
В. К.
5
Фасонисто сдвинув набок своё канотье, Ковальский шагал по улице в том районе Лондона, где его персона привлекала к себе не больше внимания, чем японец в центре Токио. Смеркалось; бурная ночная жизнь города поднималась из его тёмных пучин, как светящийся планктон из океана. Гибель главной звезды «Шоу Ку-ку» не особенно сказалась на его популярности: к подъезду уже загодя собирались кэбы и таксомоторы. Если бы не мальчик с ведёрком клея, поспешно натягивавший свежеотпечатанный лист афиши с новой программой поверх сияющего улыбкой личика Виолы Харди, никто не догадался бы об утрате.
Ковальский на мгновение задержался, наблюдая, как старая афиша исчезает под новой, затем прошмыгнул в арку и самым деловитым образом вошёл через служебный вход.
Почти сразу на глаза ему попались две барышни, торопившиеся в гримёрную. Прикинув, какая из них посмышлёнее, он двинулся ей наперерез и проговорил:
– Привет, милочка. Не скажешь ли, где найти Виолу?
Обе девицы вздрогнули и замерли на месте. Та, к которой обращался Ковальский, неуверенно ответила:
– Виолы нет.
– Как это нет? – Ковальский подступил ближе. – Она назначила мне свидание!
Испуганно глядя на пришельца, девушка прошептала:
– Убили Виолу.
– Шутки шутить изволите? – Ковальский притиснул девушку к стене, одновременно с тем ловко поймав её запястье и вывернув назад. – Сговорились мне баки заливать, да? Не пройдёт!
– Псих! Руку сломаешь! – взвыла девица, пытаясь оторвать его от себя. – Лиза, тресни его как следует!
– Да что же это такое! Уберите его! – её подруга вцепилась в пиджак Ковальского, оттаскивая его назад. Не отпуская первую артистку, Ковальский изловчился и лягнул вторую каблуком. Та пронзительно завизжала. Расчёт сыщика оказался верен. На шум скандала в коридор вышел директор «Шоу Ку-ку», стройный брюнет лет сорока с нафабренными усами и причёской почти как у самого Ковальского.
– Что здесь происходит? – холодно спросил он, вынув изо рта янтарный мундштук с папироской. Ковальский немедленно выпустил свою жертву, одёрнул на себе костюм и посмотрел на директора ясным взглядом бесстыжих синих глаз.
– Ваши дамочки на меня напали, месье. Вцепились, как бешеные кошки.
– Напали! – возмутилась Лиза. – Сам ненормальный, чуть руку Фанни не вывихнул…
– Я всего лишь хочу видеть Виолу Харди, – перебил её Ковальский. – А мне тут морочат голову и несут какую-то муру.
Директор изменился в лице.
– Кто вы ей? Вы её знали?
– Выступал с ней раньше в одном номере. А теперь, значит, она стала такой звездой, что знаться со мной не хочет?
– Девочки, уйдите, – поспешно сказал директор. Лиза и Фанни неохотно подчинились. – Понимаете, мистер… как вас?