Страница 12 из 85
На радость всем присутствующим заряжаем с Олей самбу. Учителя не возражают. Никто не возражает. Оля настолько фактурна, что на неё приятно смотреть, когда она просто идёт. Ради нас на пару минут даже начало торжественной линейки откладывают.
— Как приятно видеть, что начало учебного года вас так радует, — вот и директор начинает приветственную речь с улыбки.
Потихоньку оглядываю класс. Натуральные сливки! Кроме пары танцовщиц, тут же Боря-барабанщик и Таня-пианистка. Артур сейчас в выпускном классе. И с музыкой всё в порядке и класс в целом выглядит намного интеллигентнее, надеюсь, не только на первый взгляд. Удачно из трёх классов один сложился.
Пока идёт скучная торжественная часть, вспоминаю лето. И понимаю, что детство и отрочество у меня складывается удачно. Счастивым. Тяжёлая травма от гибели родной матери сгладилась почти окончательно.
Приехавший за нами папахен задержался на три дня. Сказал, что специально отпуск не догулял, чтобы в селе побыть. Скоренько всё успевает: бухнуть с друзьями детства, помочь мужской рукой и с моим участием по хозяйству…
— Зачем поднимать? — Удивлённо лупаю глазами на отцовскую идею.
Басима нажаловалась, что нижний венец у сарая совсем сгнил. С одной стороны. Сарай у неё основательный, из тонких брёвен. Хлыстами их тут называют. Деловую древесину на лесопилке распускают, а вершинки остаются.
И вот папахен решил приподнять, вынуть, поставить и опустить. Но брёвнышко самое нижнее, ни к чему это.
— Папуль, весь сарай того и гляди от таких встрясок развалится. Старый он. Не мудри давай. Лучше подкопать и вытащить.
Папахен одарил меня долгим нечитаемым взглядом и сделал по моему совету. Сделали. Даже Кир участвовал. Или мешал, с ним не разберёшь.
Алиска уже по традиции в последнюю ночь затащила меня на сенницу. Раздеваться совсем не стала, хотя вопросительный взгляд кинула. Пошептались всласть. Ну, и целовались, не без того. Нас, меня-то точно, опять сладкой негой затопило. Почему-то оно либидо напрочь отшибает.
Ещё папахен поприсутствовал на концерте в клубе в честь окончания уборочной. Там сначала грамоты раздавали, денежные премии, а дальше концерт. Отец погордился мной и немного Алисой. Басима — за всех нас.
В последний день во дворе постреляли из лука. В мешок, набитый соломой. Боялся от папахена осуждения, но дождался только азарта.
В конце лета перешёл в режим ежеутреннего решения всероссийских задач. За десятый и одиннадцатый класс. Попеременно и пока по три штуки в день. По одиннадцатому классу результат чуть больше половины. Маловато будет. Если не смогу выгнать к сроку на девяносто, то придётся не выпендриваться и идти на олимпиаду со своим классом. По физике результаты объективно хороши, но заметно хуже.
Команду свою озадачил рассадить по склонам клубнику. Сначала хотели по лесам и долам нарыть, а потом из дома натаскали по несколько кустиков. В следующем году начнёт разрастаться. Надеюсь. Мы действуем по принципу: «Здесь будет город-сад».
Вечером во дворе.
— Это тебе, — ставлю на столик перед Катей маленькую, литра на два, плетёную из бересты корзинку. Их две. Полинке позже подарю, сегодня её не видел ещё.
Не сам делал, один из моих ребят увлекается, вот и разорился на полштуки. За каждую.
— Какая прелесть! — Катюша восхищается вполне натурально.
— Тебе — охотничий лук, — говорю невозмутимой, как сфинкс, Зине. — Дома лежит. С дюжиной стрел.
— Выноси! — Мгновенно возбуждается Димон.
Пришлось вынести и показать, как стрелять. Обормот лежит рядом, лениво помахивая хвостом. За стрелой не бежит, к пенсии готовится, невместно ему по-щенячьи бегать.
Делимся впечатлениями о лете. Такое ощущение, что без батальных сцен, которых почти не было, не считая тренировочных, и рассказывать не о чем. Но нет, описание нашей базы на речке все слушают внимательно и с лёгкой завистью.
Начало сентября, спортзал перед уроком физкультуры.
— Зря ты, Оленька, с мифами носишься, — очередная пикировка с ней — класс привычно переходит в статус внимательного и благодарного зрителя. — Помнишь старую песенку? «Потому что на десять девчонок по статистике девять ребят»? И всё! Парни ходят гоголем, задрав носы, а девочки жмутся по стеночкам, платочки в руках теребя.
Народ, не на шутку заинтересованный, собирается вокруг, беря нас в фокус внимания.
— А вас сколько? Пятнадцать штук! — Девочки хмурятся, их, таких прекрасных, в штуках исчисляют. — На нас десятерых!Эх, мы в вас и пошвыряемся! Тебя, Оленька, можем и забраковать, уж больно ты занозистая.
— Ах, я — занозистая? — Сужает глазки Оля.
— Да. У тебя нет главного украшения девушки, — пафосно провозглашаю я. — Скромности.
— На себя посмотри! — Обличающе тычет пальцем. — Твоя Полинка — семиклассница! Ты — педофил!!!
После секундной оглушительной паузы класс дружно валится на пол от хохота. М-дя. На этот раз она меня сделала. Как бы мне этот нехороший псевдоним не приклеился. Это они ещё об Алиске не знают, а то обзывали бы и геронтофилом.
— Молчала бы… старуха!
Парни продолжают выть, катаясь по полу, некоторые девчонки встают на мобилизационный вопль Ольги.
— Девки! Он нас старухами обозвал!
Девки-старухи гоняются за мной до самого начала урока. Парни продолжают ржать, ползая по полу и утирая слёзы счастья.
— Старухи… ы-ы-ы…
Кое-как нагрянувший в зал физкультурник собирает нас в строй. Хорошо, что не самый последний в строю, за мной ещё один, а то правофланговая девочка Иришка защипала бы напрочь.
— Ну, что, Колчин? — Сверив личный состав, вопрошает Пётр Фомич. — Нонче ты здоров? Или нет?
— Так точно! — Отвечаю браво. Народ начинает хихикать без паузы, они ещё от предыдущего приступа не отошли.
— Что «так точно»? — Теряется в первую секунду физкультурник, радуя нас ещё больше. — Чего ты мне голову морочишь? Ты здоров или нет?
— Так точно! Никак нет! Ур-р-а! — Продолжаю не менее браво. Класс начинает завывать.
— Напра-Во! — Так и не нашедши выход в общении со мной, физкультурник глушит нас командой. Класс выполняет её со стонами.
— Бегом, марш!
Бежим подобно инвалидам. Смех здорово отнимает силы. Иришка спотыкается и падает, корчится и стонет на полу. К ней подбегает физкультурник, мгновенно спавший с лица. Сначала мы слегка пугаемся, но тут же начинаем ржать. Все уже знают, что высокая и богатая статями Ира самая смешливая из нас. Физкультурник, ругнувшись, помогает встать девушке и отводит её на скамейку. Та чуть прихрамывает, но уже и Пётр Фомич видит, что она стонет и плачет от смеха.
Учитель говорит негромко нечто настолько выразительное, что наверняка нецензурное. И плюёт на беговую разминку. Проводит стационарную, махи ногами, верчение руками и всё такое.
— Колчин! Начнём с тебя. Прошлый год я записал, что ты подтягиваешься тридцать раз, но мы этого так и не увидели. Ты готов подтвердить или превзойти прошлогодний показатель?
— Готов, Пётр Фомич! — Не стал говорить «Так точно!», а то урок сорву. Класс разочарованно выдыхает.
Чётким строевым шагом, с высоким подъёмом ноги, — этот намёк допускаю, — под немедленное и негромкое завывание класса подхожу к турнику.
— Можете сразу записать, Пётр Фомич, — заявляю непреклонно, — сорок раз.
Учитель хмыкает и даёт отмашку. Лениво и легко подтягиваюсь пару десятков, чуть дольше повисев после двадцатого, продолжаю. Последний десяток идёт не так легко, но уверенно.
— Тридцать восемь! Тридцать девять! Сорок!!! — Скандирует класс. Хихикать окончательно перестали, насколько заметил, после двадцатого подтягивания.
Слегка охреневший физкультурник записывает результат. Болтаю руками, стряхивая напряжение, и сажусь на скамейку. И наблюдаю.
Ох, как парни стали из себя выкручивать на радость физкультурнику. Только один десятку еле вытягивает, остальные раньше двадцати не останавливаются. Заметил, что двадцать раз — некий рубеж, он и мне в своё время не сразу дался. Это показатель хороший, только крепкий парень двадцать раз подтянется. Но и некий рубеж, отделяющий просто крепкого человека от серьёзно относящегося к спорту.