Сирена

ГЛАВА XXXVI

Теперь остается досказать уже немногое.

Прошло некоторое время после смерти несчастной жертвы иезуитов.

«Сирена» – яхта леди Гариссон – при первом же попутном ветре распустила паруса и ушла обратно в Англию.

Она как будто уносила вместе с собой в беспредельный морской простор даже и саму память о своей несчастной владелице. Никто не поинтересовался судьбой леди Гариссон, она исчезла бесследно, словно и не было ее на свете.

Однако нашлась душа, которая не забыла несчастной женщины, попавшейся в сети иезуитских хитросплетений.

Эта душа принадлежала скромному человеку, много и искренне любившему мнимую леди Гариссон и ставшему виновником ее несчастья.

На одном из католических кладбищ Петербурга до сих пор еще существует старая каменная плита, которую положил Станислав на могилу своей жены, откладывая для этого деньги из своего жалованья, которое дала ему Вера, вышедшая замуж за Елчанинова: она приняла Станислава к себе в контору по управлению имениями.

Надпись на плите почти стерлась, и едва ли теперь кто-нибудь из случайных прохожих знает, что под ней похоронена женщина, затмевавшая своей красотой современных ей красавиц и мечтавшая дерзко захватить, благодаря своей красоте, в свои слабые руки власть, которая никогда не выпадает на долю обыкновенных смертных.

Но она была обыкновенная смертная, и вместо исполнения ее смелых мечтаний ей достались обычные для каждого три аршина земли да каменная плита, купленная на гроши убогого, единственно не забывшего ее после смерти, человека.

Остальные все забыли, как уже сказано, кто и что была она. Да многие вовсе и не знали этого, и только прозвище ее осталось, да и то благодаря не ей, а роскошной яхте, бросившей якорь в устье Невы и вызвавшей этим толки и пересуды среди досужего общественного мнения, которое делает по-своему историю, и прозвище это было «Сирена».

Свадьба Елчанинова была отпразднована в орловском имении, куда приехали оба его приятеля – Варгин и Кирш.

Брат Веры, выздоровевший и кое-как распутавшийся с иезуитами, тоже приехал туда, продолжая оставаться официально французским маркизом де Трамвиль.

Кирш, на первых порах, не оставил еще арапского облика и ходил по деревне черным, вызывая ужас в мальчишках и смех и сожаление во взрослых. В тайну его была посвящена одна только Вера Елчанинова.

Старик Зонненфельдт был заочно посаженым отцом Веры и прислал ей чудесный образ, усыпанный драгоценными камнями.

Итак, все эти люди были счастливы, но прошлое долго еще жило в памяти. Они часто вспоминали иезуитов, и каждый раз им страшно становилось за всякого, кто был близок к этой могучей организации, прикрывавшейся великим именем Христа и не останавливавшейся ни перед каким злодеянием ради достижения своих целей.

История «Сирены» была лишь одним из эпизодов деятельности иезуитов в России во времена Павла Петровича; но эта деятельность далеко не ограничилась одним эпизодом.

Патер Грубер остался в Петербурге. Этот хитрый, способный на все человек приобретал все больший и больший вес, и его влияние становилось заметным всюду.

Чем дальше шло время, тем все больше охватывали своими сетями иезуиты русское общество. Они забрали в свои руки воспитание юношества, и, казалось, ничто не могло теперь вырвать из их цепких рук этих жертв.

Но судьба судила иное. Трем приятелям – Киршу, Елчанинову и художнику Варгину – пришлось еще столкнуться с ними, так что наши читатели еще встретятся с их, знакомыми теперь именами.