Плацкарт

Георгий Ланской

Плацкарт

«Сдохни!», – кричит Максиму в лицо еще совсем молодая женщина с безумием во взгляде, что пронизывает его лазером из-под гривы спутанных волос. Она вытягивает вперед скрюченный палец с обломанным ногтем и тычем прямо ему в лицо, надеясь попасть в глаз, но промахивается, и ее оттесняет полицейский, что дежурит у здания суда. «Сдохни!» – подхватывает многоликое разноголосье, проклиная его со всех сторон, и Максим бежит, втягивая голову в плечи, стараясь укрыться от толпы, жаждущей растерзать его в клочья. Его адвокат стоит поодаль, нервно поправляет галстук и так же нервно дает комментарии алчущим сенсации журналистам, что тычут в него микрофонами. Максим влетает в автомобиль, блокирует двери и почти кричит водителю, чтобы он трогал. Когда лакированный черный «мерседес» выезжает со стоянки, в заднее стекло влетает бутылка пива, и стекло трескается. Пиво выплескивается, заливая его жирной пеной. Максим зажмуривается и кусает губы, надеясь, что все уже закончилось.

Глава 1.

*****

Ехать поездом было большой ошибкой. Но ближайший рейс на Москву вылетал только утром, а оставаться в Новосибирске еще хотя бы на одну ночь Жилин не хотел, и потому согласился на вариант, который сулил возможность очиститься от того дерьма, что он вкусил на судебном заседании. Улететь можно было из Омска, до которого ехать всего ничего, часов восемь на поезде, или шесть на машине, но машину Максим отверг. Поезд дал возможность остынуть, забраться на верхнюю полку купе, отвернуться к стеночке, свернувшись калачиком, и пожалеть себя. Восемь часов, и он успеет успокоиться сам и успокоить партнеров, которые неплохо вложились в проект, что изначально был обречен на провал из-за многочисленных ошибок и нелепой экономии. Никто не предполагал, что слово «провал» будет столь многозначительным.

До отправления поезда было еще больше часа. Напротив вокзала, прямо в здании гостиницы, был небольшой ресторанчик, донельзя провинциальный, конечно, но чего ждать от Новосибирска? Впрочем, кормили хорошо, и по московским ценам, вполне недорого. Да и интерьер показался бы неискушенному московскими заморочками аборигену вполне милым: чистенько, уютно, круглые столики, сверкающий хром, вместо окна – витраж с разноцветными стеклами, красными, синими, отчего пол, стены и лица посетителей приобретали веселенький оттенок. Несмотря на разгар дня, здесь было малолюдно: несколько парочек, сосредоточенно жующий мужчина с внушительным животом, да мамаша с мальчиком лет пяти, явно усталая, измученная дорогой, отягощенная чемоданами, и безнадежно уговаривающая ребенка не шуметь. Мальчишка катал по столу пластмассовый паровозик и на мать не обращал внимания. Ребенок поглядел на Максима, и тот торопливо отвел глаза.

Сидя за столом в компании местного чиновника Крупинина, занимающего в мэрии не последнюю должность, Максим вяло ковырялся в тарелке, и думал, что зря затеял этот бессмысленный переезд, ведь по времени он ничего не выигрывал. Но ему было важно ехать, ехать как можно дальше от места событий, перечеркнув случившееся расстоянием.

–Переживаешь? – подмигнул Крупинин с фальшивым сочувствием.

–Переживаю, Анатолий Евгеньевич, – признал Максим. – Любой бы на моем месте переживал. Денег-то вбухано было немало, а сейчас вот что делать?

–Ну, Максим, чего же ты хотел-то? Не жалей денег, главное – сам выкрутился. Мог бы и присесть, ты, все-таки, лицо материально и юридически ответственное. А деньги, дело наживное. Давай по водочке, а? За успешное завершение нашего безнадежного предприятия…

–Апелляция будет, – мрачно предрек Максим. – А потом кассация. Вон у них какая крокодилица на процессе выступала. Мясо с боков вырывала прямо кусками.

–Ну, будет, – пожал плечами Крупинин. – Только крокодилице ничего не светит. Экспертиза, так сказать, установила виновных, ты тут явно ни при чем. Во всем виноваты природные силы, опять же подземные воды, о которых не сообщили. Мало ли махинаций при строительстве. Да и судья, так сказать, не зря свой хлеб ест.

–Дороговато ему мой хлеб встал.

–Ну, мил человек, задарма и прыщ не вскочит… Максимка, не тушуйся. Тяпни рюмочку, оно и полегче будет… А, может, ну ее нафиг эту поездку? Я сейчас прикажу, билеты сдадим, а сами на базу отдыха, а? У нас тут такая база есть, закачаешься, у вас в столицах таких нету.

–Так, вам-то чего со мной ехать? – криво усмехнулся Максим. – Мне сопровождающие не нужны.

–А, может, я на Красную площадь сходить хочу, а? – усмехнулся Крупинин. – Замучила ностальгия, так сказать… В мавзолей схожу, на ВДНХ прокачусь, очень уж люблю я фонтан «Дружба народов»… А тут компания такая замечательная… Ну, и попросили, конечно, тебя сопроводить, так сказать. Хочу, так сказать, принять личную благодарность за избавление господина Жилина от доли арестантской.

Эти его «так сказать», вставляемые к месту и не к месту раздражали. Максим отрезал кусок мяса с жирной прослойкой, сунул в рот, прожевал, а затем, с невнятным мычанием сорвался с места, зажимая рот рукой, рванул дверь туалета и едва успел склониться над унитазом, как его вытошнило. Отрыгивая, и вытирая тыльной стороной ладони набежавшие слезы, Максим на ощупь оторвал кусок туалетной бумаги, вытер рот, и только потом увидел, что его галстук плавает в унитазе в рвотных массах. С яростным шипением сдернув шелковую ленту с шеи, Максим швырнул галстук в корзину, не попал, брезгливо поднял с пола и снова кинул, на этот раз прицельно, но галстук, словно змея, угодив в никелированную посудину одним концом, начал выскальзывать, сползая на кафель заблеванной влажной частью. Максим отвернулся и пошел умываться.

В зеркале отразился брюнет лет тридцати пяти, с ранней сединой, измученным лицом и жалким взглядом. Максим рассеянно отметил, как похудело, фактически сползло вниз лицо за эти четыре месяца процессов, согласований и договоров. От него прежнего почти ничего не осталось, так, бледная тень, призрак. Упырь в дорогом костюме.

Когда он вышел, с влажным лицом, растрепанными волосами и покрасневшими глазами, Крупинин встретил его сочувственным взглядом.

–Траванулся что ли?

–Не знаю, – вяло ответил Максим.

–Да вроде не должен был, мы вместе завтракали, разве что ты чего-то еще перехватил… Не, это нервы, Максимка…

–Не называли бы вы меня Максимкой, Анатолий Евгеньевич, не пацан я вам вроде бы, и за свои услуги вы нехило бабло получили, – резко сказал Максим. С лица Крупинина сползла сочувственная гримаса, и он довольно зло ответил:

–Так ты мне вообще-то по гроб жизни обязан, родной.

–Не обязан, и я вам не родной, упаси Бог от такой родни, – отрубил Максим. —Я с вами рассчитался. С вами, судьей и прочими сочувствующими и жаждущими помочь.

–Так-то оно так, – невозмутимо ответил Крупинин, но в его глазах плескалась злость, – только иногда кроме щедрот было бы неплохо испытывать легкое чувство благодарности. Думаешь, просто было заставить заткнуться свидетелей?

–Мое чувство благодарности исчислялась суммами с несколькими нулями, – зло оборвал Максим. – Хватит об этом.

Он возвысил голос так, что его услышал весь ресторан, а мальчишка за соседним столиком уронил со стола свой игрушечный поезд, опрокинул стакан с соком. Пластмассовый паровозик глухо хрустнул, колеса брызнули в стороны, а от сока на полу образовалась багровая лужа. Капли со столешницы все капали и капали. Официантка бросилась на помощь сконфуженной матери, что неуклюже промакивала стол салфетками, превращающиеся в неаппетитные бурые комья.

–Ну, хватит, так хватит, – неожиданно покладисто сказал Крупинин, но в голосе чувствовалось недобрая затаенная обида готовой ужалить змеи. – Что мы в самом деле… Все в прошлом, все закончилось. Давай выпьем?

Максим угрюмо протянул рюмку, чокнулся и опрокинул ее в рот, морщась от горечи водки. Крупинин тоже выпил, задышал, занюхал наколотым на вилку грибочком, внимательно оглядел его и отправил в рот, а потом, чуть не поперхнувшись, прошептал: