Страница 14 из 16
Я повесил флягу обратно на пояс.
– Удобно. Просто. Понятно.
– Тогда зачем ты пытаешься вернуться к себе прежнему?
– Затем, что хочу понять, кто я. И почему стал таким, как сейчас.
– А у тебя хоть какие-то подвижки есть? – недоверчиво спросил мой компаньон. – Ну, за то время, что мы знакомы? Ты хотя бы иногда ощущаешь себя живым?
– Почему ты спрашиваешь?
– Ты так хорошо научился нам подражать, что я уже не понимаю, где ты искренен, а где твоя улыбка означает лишь то, что ты пытаешься вести себя как положено в обществе.
Я пожал плечами.
После смерти Кариура я не стал спешить и не сунулся к людям сразу. Сначала наблюдал за ними издалека. Ходил от деревни к деревне. Присматривался. Прислушивался. Изучал. Делал выводы. Затем приобрел компаньона, ставшего для меня отличным наглядным пособием. И только убедившись, что научился достоверно ему подражать, решил приступить к следующей фазе плана.
– Вильгельм? – настороженно переспросил Нардис, когда не услышал ответа.
Я встряхнулся.
– Не все так плохо. К примеру, я уже знаю, что такое сомнение, неудовольствие и досада.
– Только это?
– Отрицательные эмоции почему-то вспоминаются легче, – был вынужден признать я. – Но мне также знакомо и ощущение удовлетворения. Какая-никакая, но все-таки радость. Порой мне даже бывает забавно. Интересно. Однако в остальном я пока не уверен.
– Раньше тоже так было?
– Раньше я мог спокойно препарировать человека, чтобы узнать, как он устроен внутри. А сейчас меня раздражают чужие крики, поэтому если вдруг снова придется это делать, то я предпочел бы сперва заклеить испытуемому рот.
– Эм. И много ты… препарировал? – странным голосом уточил мой помощник.
– Достаточно, чтобы знать, как, куда и с какой силой нужно ударить, чтобы обездвижить, искалечить или мгновенно убить любое живое существо.
– А… Ну… А неживое?
– И неживое тоже.
Нардис воззрился на меня с откровенным недоверием:
– То есть ты и с нежитью не боишься экспериментировать?
– Я вообще ничего не боюсь, – напомнил ему я. – Не научился еще. Но в какой-то мере понимаю причину твоей сегодняшней вспышки, поэтому зла не держу.
– Ты не умеешь злиться, – не преминул напомнить этот упрямец. – И ярость тебе неведома. И обида. И вообще, я столько времени пытаюсь тебя достать, что уже становится неприличным с твоей стороны никак на это не реагировать!
Я изучающе на него посмотрел:
– Зачем ты пытаешься меня достать?
– Как зачем? – изумился Нардис. – Ты же сам сказал, что для снятия проклятия тебе нужно научиться чувствовать! Ну, вот я и учу! Правда, пока безуспешно.
– Так ты что, эксперименты на мне ставишь?
– А то, – осклабился этот поганец, мелкими шажками отступая к выходу. – Ты ведь на мне ставишь, не стесняешься. Чем я хуже? Да и кто, кроме меня, тебе поможет? Вот я и стараюсь. Изо всех своих невеликих сил. Надеюсь, ты оценил?
– А ну, стоять! – скомандовал я, одновременно пытаясь понять, что за эмоцию ненароком разбудил во мне этот балбес.
Но Нардис, как чуял неладное, стрелой выскочил в коридор и уже по пути на второй этаж радостно прокричал:
– Прости, не расслышал, что ты сказал!
То есть он не только нагло врет, но еще и издевается?
Я пнул стоящий под столом мешок с костями.
– Проснись!
А когда с пола поднялась целехонькая и радостно скалящаяся гончая, так же коротко велел ей:
– Фас.
Раздавшиеся вскоре негодующие крики, перемежаемые сочными ругательствами и проклятиями в мой адрес, я проигнорировал. А вот неожиданно проклюнувшуюся эмоцию, напротив, постарался сохранить и как можно внимательнее рассмотреть.
Это была не обида, не досада, определенно не злость, а что-то вроде раздражения… Но немного не такое, как раньше. Вернее, не так. Раздражение все-таки присутствовало, однако оно было не само по себе, а словно бы с какой-то примесью. Частичка удивления. Частичка недоумения. Недоверия. И, наверное, сла-абенькой такой благодарности. Все же я не приказывал Нардису меня тормошить. Только поделился фактами. А он хоть и поганец, но все же поганец полезный. Вон на сколько эмоций меня сегодня раскрутил.
– Отстань, псина костлявая! – вырвал меня из раздумий истошный вопль со второго этажа. – Живым не дамся!
И следом – грохот от упавшего на пол горшка. Почти сразу там же раздалось бодрое клацанье костей. Шум торопливо сдвигаемой мебели. Не менее торопливый топот, как если бы кто-то спасался от неутомимой Кости позорным бегством. Еще один вопль, только уже с обещанием обезглавить гончую особо зверским способом. Звонкий щелчок челюстей. Новый грохот опрокидываемых стульев и, судя по звуку, одного из комодов. После чего до меня донеслось пронзительное:
– У-у-уй!
Следом:
– Не смей лишать меня достоинства, тварюга окаянная!
И, наконец, совсем уж жалобное:
– Вильге-э-эльм, отзови свое чудовище! Честное слово, я все понял и больше не бу-уду-у!
Прикинув степень разрушений, которые могли учинить эти двое в процессе погони, я решил, что сохранность дома дороже, и мысленно скомандовал Кости:
«Спи!»
Наверху послушно бряцнули кости, куда-то со стуком укатился тяжелый череп. А еще через пару минут на лестнице послышались осторожные шаги, после чего на кухню заглянул отчаянно потирающий ягодицу, но отнюдь не присмиревший Нардис.
– Ну, что, эксперимент можно назвать удачным? Ты что-нибудь новое ощущаешь или же мой бедный зад пострадал зазря?
– Иди-ка ты… в лавку, – вежливо послал я его. – За продуктами.
– Какая лавка? – удивился Нардис. – Еще же даже не рассвело!
Тьфу. Не сообразил, что на улице темно, а людям по какому-то недоразумению приходится регулярно спать. А еще есть. Отдыхать. Ходить в уборную. И вообще, они тратили слишком много времени на всякую ерунду.
– Тогда иди спать, – поморщился я. – А утром в лавку. За едой для тебя и за пижамой для меня, потому что эта уже никуда не годится.
– А вот и не пойду! У нас денег нету! – радостно сообщил мне помощник, скалясь не хуже, чем недавно Кость.
Я замер.
– Как это нету?
– А вот так. Мы вчера почти все на зелья спустили, поэтому на пижаму точно не хватит!
Так. А вот это уже нехорошо.
Деньги – та самая вещь, ради обладания которой люди готовы были на все. На медные, золотые и серебряные монеты они постоянно что-то покупали, меняли, начиная с продуктов и заканчивая дворцами. А еще деньги нередко ценились смертными гораздо больше свободы или жизни, поэтому из-за них частенько грабили и убивали. Наконец, они имели скверное свойство заканчиваться, поэтому их запас постоянно требовалось где-то пополнять.
Откуда они берутся у простых людей, я, правда, не вникал, но в моем положении источником денег являлись другие люди. В том числе мертвые люди, у которых, кто бы что ни говорил, всегда можно было чем-нибудь поживиться.
– Что может быть хуже кладбища? Только городское подземелье, – проворчал Нардис, сердито шлепая по вонючим лужам. – Ты вообще в курсе, сколько тут всякой заразы водится? И почему нельзя было сделать это утром?! Всего-то ничего осталось подождать!
Я быстро покосился по сторонам, но шаг не замедлил. И не стал напоминать, что с рассветом мои сила, скорость, реакция и даже мысленная активность резко упадут. К тому же спать мне было не нужно. Нардис тоже теперь вряд ли уснет. Ну, так и зачем тратить время, если еще несколько часов в Дамане будет достаточно темно, чтобы спокойно навестить местное захоронение?
Прелесть подземелий заключалась именно в том, что они позволяли незаметно попасть почти в любую точку столицы. Говорят, когда империи еще не существовало, Даман был не в пример меньше, чем сейчас, а дома по большей части строили из дерева, то на город частенько нападали. И чтобы не потерять все добро в огне, горожане не поленились создать многочисленные подземные убежища, куда запросто можно было попасть из подвала любого приличного дома.