Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 139 из 145

Но начинается все это. как правило, с подражания. С передразнивания.

Одним из самых первых стихотворных опытов Владлена Бахнова была поэма, написанная им летом 1945 года. Представляла она собой откровенное подражание знаменитой в то время поэме Иосифа Уткина «Повесть о рыжем Мотеле».

По сути своей поэма была лирической. И главного ее героя, хоть он и был двойником того самого, уткинского Мотеле (а может быть, даже и самим этим рыжим Мотеле, перенесенным в иное время и новые обстоятельства), с полным основанием можно было бы назвать лирическим героем, поскольку за этой маской скрывался (даже и не очень скрывался) сам автор. Об этом прямо свидетельствуют даже названия некоторых ее глав: «Мотеле в «Молодой гвардии», «Мотеле-студент», «Мотеле готовится к экзаменам», «Мотеле хочет печататься, или Консультация для молодых поэтов», «Мотеле на параде Победы».

Иногда — не надолго — автор разводит героя и лирического героя, отделяет их друг от друга:

Но чаще — гораздо чаще! — два эти образа сливаются в один. И не возникает и тени сомнения, что, описывая горестные хождения бедного Мотеле по литобъединениям, литконсультациям и редакциям, автор рассказывает о себе. И подтрунивая над растерянностью, неопытностью и робостью своего героя на новом, непривычном для него поприще, он подтрунивает над собой:

Эту странную, необычную форму для лирического (в сущности, автобиографического) повествования Владик выбрал не зря.

Зачем понадобилась ему эта маска? Что помешало ему вести рассказ о себе от своего лица. — от себя, как это подобает лирическому поэту?





Может быть, это было то самое чувство, которое испытал, приступая к своему жизнеописанию, герой «Подростка» у Достоевского:

«Надо быть слишком подло влюбленным в себя, чтобы писать без стыда о самом себе… Я — не литератор, литератором быть не хочу, и тащить внутренность души моей и красивое описание чувств на их литературный рынок почел бы неприличием и подлостью».

Как бы то ни было, но это сознательное, откровенное подражание чужой интонации, чужой форме, это стремление спрятаться за чужого героя оказалось для Владика на редкость органичным. В нем — быть может, впервые. — проявился органически присущий ему дар имитации, передразнивания. С этого, в сущности, и начался будущий блистательный пародист Владлен Бахнов. А на первых порах точкой приложения этого его дара стали литинститутские капустники. Именно там постоянно владеющее им стремление передразнивать всё и вся было востребовано и сразу нашло применение.

Темы ему подсказывала конкретика нашего институтского быта, помноженная на реальность тогдашней литературной ситуации:

Темы подсказывались и чисто студенческими реалиями, близкими не только нашим «лицеистам», но и всей московской (да и не только московской) студенческой братии. Но форму воплощения самых расхожих и даже тривиальных сюжетов и тем Бахнову, как правило, подсказывал именно вот этот, органически ему присущий дар передразнивания:

Это еще не пародия. Но черты пародии здесь уже присутствуют: шуточная, юмористическая песенка травестирует популярный в те времена «Офицерский вальс» Евгения Долматовского. Так же, как другая тогдашняя шуточная песенка Бахнова — песню из только что вышедшего тогда на экран кинофильма «Небесный тихоход»: