Страница 64 из 75
Глава 19
Никола Кругов, бывший горнист, а ныне стрелецкий десятник, оставленный также старшим над крестьянским пополнением, не растерялся и не запаниковал при виде приближающихся рейтар. Он успел послужить вместе с «черными всадниками» корпуса Делагарди, познакомился и с новым приятелем Тимофея, ротмистром Себастьяном фон Рониным. Наблюдал также Никола и за переучиванием детей боярских на рейтар… Он вполне узнал их слабые и сильные стороны — а потому сейчас нисколько не колебался, отдавая приказы спокойным, уверенным тоном:
— Митрофан, разверните телеги боком к ворогу, Андрей (это Никола обратился к десятнику березовских мужиков) — вам распрячь коней и отвести назад. Возницы — оставайтесь с лошадьми, и чтобы не случилось, не дайте им побежать!
…Никола Кругов успел повидать за свою короткую жизнь немало плохого. Родился он в Людином конце некогда Великого Новгорода — а купеческая в прошлом семья парубка вела свой род аж от богатыря Гаврило Олексича! Верного боярина Александра Невского, на коне вскакавшего по сходням на ладью шведскую в Невской битве… Семья Николы, впрочем, потеряла былой достаток еще в те времена, когда ганзейцы всеми правдами и неправдами стали чинить препятствия новгородским «гостям». А после покорения Новгорода Иваном III, Круговы окончательно завязали с купеческим ремеслом…
И все же семья будущего стрельца жила в относительном достатке; ее не коснулись гонения Ивана Грозного, искоренявшего в Новгороде возможную измену. А с легкой руки Бориса Годунова, при Федоре Иоанновиче «Великий» город вновь расцвел — Годунов вернул торговые льготы и восстановил сословие «гостей», вновь открыл «немецкий» двор и даже учредил Новгородскую митрополию…
Однако же царствие самого Бориса омрачил страшный голод, небывалый на Руси. Кажется, тогда погиб каждый третий житель Новгорода…
Голодные месяцы Никола помнил смутно и старался забыть всеми правдами и неправдами — не желая вновь и вновь переживать страшный, мучительный уход родителей и младших братьев… Он выжил — каким-то чудом выжил, в конечном итоге прибившись к нищим, просящим милостыни у монастырей. Впрочем, нищим он стал как раз к тому моменту, когда жуткий голод уже начал отступать… Но контраст его прежней жизни и нового, мрачного жития был столь отвратительным и пугающим, что Никола нередко молил Господа забрать его поскорее к семье, в Царствие Небесное, где они могли бы целую вечность быть вместе…
Все изменилось с приходом воинов князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского в Новгород. Как-то заприметивший Николу Тимофей сжалился над вечно голодным юнцом, да пригласил к походному котлу своего десятка — и впервые за несколько лет досыта накормил горячей кашей на сале. А, выслушав историю Николы, все стрельцы безропотно согласились с решением головы взять парня в горнисты… Следующие несколько недель Никола иступлено обучался ратному стрелецкому искусству, одновременно с тем изучив довольно хитрую науку игры на горне. За это же время Тимофей Егорьевич стал для парня за старшего брата, а развернувшаяся стрелецкая сотня — едва ли не семьей…
И за свою новую семью Никола Кругов был готов драться не на жизнь, а на смерть!
— Не робейте, братцы! Ложимся за телеги, так они нас из пистолей не достанут. Кирасы у них крепкие, спору нет, не всякая пуля возьмет — но вот скакуны их ничем не защищены! Так что палите фитили, скоро немчура узнает стрелецкую удаль!
Вроде и молод еще вчерашний горнист Николка Кругов — да заматерел за несколько месяцев войны, научился не раздумывая отнимать жизни ворогов, наловчился рубить клинком похлещи ветеранов сотни! А в схватке под Озерками взял под свое начало десяток «медвединских» новиков, да вывел их во фланг скачущим черкасам — ссадив едва ли не треть вражин единственным удачным залпом! Потому и не ропщут прочие ратники против Николы, потому слушаются его уверенных команд — чуя, как собственный страх отпускает душу…
Три десятка стрельцов укрылись за восемью телегами, плотно прижатыми друг к другу — и развернутыми фронтом к приближающимся рейтарам. Фактически, на пути немцев выросла передвижная стена, подобная стенам чешских вагенбургов или запорожских таборов. А приникшие к земле русичи перестали быть хорошо различимой целью… И тогда рейтарских офицер, уже построивший сотню в пять шеренг, сделал очевидный — и от того предсказуемый ход! Он попытался обойти импровизированное укрепление с фланга — чтобы зайти с тыла ряженых черкасов, да расстрелять их со спины…
Вот только Никола этого шага от ворога как раз и ожидал!
— Сейчас немчура боком к нам повернется, тогда и палить станем! Да не все разом — а сперва десяток Митрофана, по голове отряда всадников. Следом «орелики» — мы в середину ударим. А после и новики Андрея — по хвосту рейтар… И только по моей команде! Покуда же палите фитили и крепите их…
Обождав пару мгновений, десятник «ореликов» отдал новый приказ:
— Целься! Под грудь лошадей целься!
Кругов рискнул выждать еще несколько секунд, покуда приблизившиеся на сотню шагов рейтары не обратят правое крыло эскадрона к стрельцам целиком — после чего отрывисто рявкнул:
— Первый десяток — пали!
Грянул залп «медвединских» новиков — а Никола уже вновь кричит, сам приложившись к пищали:
— Второй десяток — пали!
Грянул еще один залп — и, выждав всего секунду, Кругов опять закричал:
— Третий десяток — пали!
Грянул третий залп; несмотря на краткосрочность обучения, деревенских мужиков неплохо выучили и целиться, и ждать команды — все десятки отстрелялись дружно, слитно. Пока что пороховой дым мешает узреть результаты стрелецкого огня — но и сам Никола почивать на лаврах не собирается:
— Первый десяток, перезаряжай свои пищали и пищали «березовских»! «Орелики» — хватай жагры и карабины, строимся в ряд! Третий десяток — палите фитили, и крепите их к оставшимся пищалям, после чего за нами становись!