Держиморда

— Я Калмыков Павел, ваше бродие. Вы как уехали, сначала все нормально было. Жулики тихо себя вели, даже не разговаривали. Потом коляска приехала. Оттуда господин молодой вышел, хотел на склад зайти. Я как раз у ворот стоял. Ну я его не пустил, тогда он кричать стал, ругаться, обзывал меня всячески. Соловьева какого-то требовал. Ну я ему сказал, что тут никого нет, никакого Соловьева я не знаю, а если ему есть дело, то начальство к вечеру приедет. Ну он еще поругался, потом сел в коляску, и они уехали…

— Кто они, Паша?

— А я не сказал? Там в коляске, под пологом, дама сидела. Этот господин к ней два раза в коляску садился, потом ко мне подбегал и опять ругался.

— Как выглядели этот господин и дама?

— Да как выглядели? Обыкновенно. Господин в пальто и шапке, усики такие реденькие. А дама в шляпе сидела, а на лице у нее такая темная занавеска была…

— Вуаль?

— Что?

— Занавеска — вуаль такая?

— А я, ваше благородие, в господских делах не разбираюсь. Тряпка на шляпе висела, лицо загораживала, а как она по-господски называется, я и не знаю. А потом жулик один стал кричать, что ему до ветру надо. Петр его повел на улицу и пропал. Я ждал –ждал, решил выглянуть, не случилось ли чего. А когда в калитку выходил, штыком за притолку зацепился, хотел отцепить, обернулся, а меня кто-то по голове ударил. Очнулся я от того, что ору. Этой сейчас, ваше благородие, чуть полегче стало, а тогда боль была жуткая. А на до мной эти стервецы стоят и смеются — очнулся говорят, безногий. А они мне ногу на порог положили и сломали ее. А потом один говорит, что мол не порядок, товарищи, тут у нас. Если я безногий, то и надо сделать, чтобы соответствовало. Вот они мне деревяшку мою оторвали, а потом, со всей дури прикладом по культе ударили, так что я второй раз сомлел. Потом еще раз очнулся, когда меня сапогом в живот пнули и по культе добавили. Один, в струпьях на морде, пне нож поднес к глазу и сказал, что если они носью хоть одного из наших здесь увидят, то всех убьют. Он еще хотел мне глаз вырезать, но ему сказали, что надо бежать, пока вы не вернулись, и я снова сознание потерял. Потом пришел в себя, вижу, а Петька на скамейке сидит, за живот держится, и кровь у него между пальцами сочится. Я его звал, а он не слышит. Я тогда к нему подполз, нижнюю рубаху свою дал, чтобы он рану зажал, пока кровью не изошел. А потом к двери пополз, чтобы эти не вернулись и нас не добили. Дверь закрыл, не удержался и упал, опять сознание потерял. А потом очнулся и слышу, что знакомые голоса за дверью меня по имени зовут… Ваше благородие, а как я сейчас без ног-то буду?

— Перестань, Павел, что придумал? Что значить без ног. Сейчас доктор приедет, тебе шины наложит, чтобы кость не смещалась, а в больнице гипс наложат. Через месяц нога как новая будет. А о деревяшке даже не бери в голову. Я как ваши деревяшки увидел, все хочу найти в городе самую лучшую мастерскую и заказать вам нормальные протезы, чтобы культи ваши не натирали до крови, и чтобы хоть на ноги-руки были похожи. Чтобы ты не ходил, народ не пугал, а на ногу нормальную обувь одевал и видно было, что у тебя протез только, когда ты ночью спать ложишься…

— Что, правда, ваше благородие, такое бывает. — казалось, человек забыл про боль, с таким детским восторгом смотрел на меня инвалид.

— Бывает, Паша, бывает. Деньги заплатим и найдем вам мастера, чтобы хорошие протезы сделал.

Доктора привезли быстро, вернее, не доктора. В склад ввалился, в сопровождении моих орлов, невысокий кряжистый мужик в черной шинели, мохнатой забайкальской шапке и с погонами унтера, на которых блестели большие красные кресты, шитые шелковыми нитями.

Фельдшер Российского Общества Красного креста Загибов Семен Васильевич. — отрекомендовался прибывший медработник: — Где пострадавшие.

Перевязку фельдшер одобрил, ногу Павлу закрепил между двух досок, после чего велел грузить раненных в телегу и в сопровождении двух моих людей, уехал устраивать Павла и Петра в городскую больницу. От денег Семен Васильевич отказался, початую бутылку водки, откуда чуть –чуть было отлито Павлу как обезболивающее, в качестве гонорара принял с благодарностью.