Убийственный призрак счастья

Маркин растерялся.

– Ч-черт… – это соображение не приходило ему в голову. – А ведь верно. Аврами говорит, когда она пришла в кафе, Дани уже сидел за столиком. Увидел ее, подошел, а дама эта едва не пустилась со всех ног. Будто даже испугалась. Но, правда, он ее удержал, что-то сказал, и она осталась…

– Саша, – сказал Натаниэль, – а тебе не кажется, что неизвестная женщина запросто может оказаться той самой невестой Цедека, бросившей его восемнадцать лет назад, когда Пеле впервые угодил за решетку? Я тебе рассказывал об этой истории полчаса назад.

Утро началось с торжественного явления красавицы Офры на пороге кабинета начальника. Натаниэль как раз пытался привести в последовательную цепочку мысли, возникшие после ночного просмотра видеокассеты.

– Ну? Я могу войти? Или мне так и стоять на пороге? – вызывающе спросила Офра.

– Входи, разумеется, входи, – заторопился Натаниэль. – Проходи, садись. Насколько я могу понять, ты – со щитом?

– С чем? – возмутилась Офра. – С каким еще щитом? Я с информацией! За которой ты меня посылал. Так что? Начинать? – она уселась в кресло. – Или как?

– Со щитом – это такая поговорка, – пояснил Розовски. – Древнегреческая. Со щитом или на щите. То есть – либо победа, либо героическая смерть. Так что? Победа?

– Ну, я не знаю, – ответила Офра. – Сам решай. Значит, так, – она расстегнула сумочку и извлекла оттуда ворох бумаг официального вида. – Пришлось сделать на компьютере, – ворчливо пояснила она, видя удивленное лицо Натаниэля. – Я же, как-никак, представилась официальным лицом. Представителем счетно-статистического управления.

– Офра, – Натаниэль искренне восхитился, – если бы тамошние чиновники увидели твои анкеты, они бы удавились от зависти. У них никогда не было ничего подобного, можешь не сомневаться.

– Ладно, ладно. Знаем мы цену твоим похвалам. В общем, слушай. Госпожа Юдит Хаскин, тридцати восьми лет, вдова. Шестеро детей. Старшему сыну, Игалю, восемнадцать. Младшему, Ювалю, четыре года. Еще есть шестилетняя дочь Наама, сыновья Бени и Шош, соответственно восьми и двенадцати лет. Живут в Тель-Авиве, в районе Кфар-Барух, на улице Бен-Цион. Родители умерли несколько лет назад. У нее есть старший брат. Живет отдельно. Нынешнюю квартиру получили от «Амидара», как многодетная семья, да плюс инвалидность самой Юдит. Там, насколько я поняла, целый букет заболеваний, в основном, нервного характера. Плюс психическое, – добавила Офра. – Ну, это ты сам знаешь. Так что инвалидность у нее – восемьдесят пять процентов. Тут, между прочим, я чуть не прокололась. Я ведь представилась социальным работников. И вдруг оказалось, что я не знаю процент инвалидности женщины, которую явилась навестить… Ну вот. Живут они, прямо скажем, без роскоши. Дом старый, квартира четырехкомнатная, давно не ремонтировалась.

– Когда они получили там квартиру? – спросил Натаниэль.

– Совсем недавно. Полтора года назад.

– А где жили раньше?

– В Тель-Авиве, в районе «а-Тиква». По-моему, ничуть не лучше Кфар-Барух. А может быть, даже хуже. Но вот в «а-Тиква» они приехали из-за границы.

Розовски удивленно поднял брови.

– Из-за границы? – переспросил он. – Они что, репатрианты?

– Нет, просто прожили что-то около пятнадцати лет в Италии. Уехали сразу после свадьбы. Она, ее муж и старший брат. Госпожа Хаскин сказала, что муж там неплохо работал, кажется, в авторемонтной мастерской. Хозяином там тоже был израильтянин, но потом он мастерскую продал и подался в Штаты. С новым хозяином, итальянцем, муж Юдит не нашел общего языка. Они решили вернуться в Израиль. Здесь у них тоже не сложилось. По ее словам, муж начал пить, чем дальше, тем больше. Вел себя ужасно. Продавал вещи из дома, избивал ее и детей, особенно старшего сына, Игаля. И в конце концов попал под машину. Восемь месяцев назад. Кстати, – сказала Офра, – если судить по детям, то, по-моему, девочка явно отстает в умственном развитии. Ну вот. Что еще? Да! – вспомнила она. – Юдит жаловалась на раввинатский суд.

– Почему?

– В свое время Юдит настояла на том, чтобы у них с мужем были раздельные банковские счета. Это вполне понятно, – заметила Офра. – Из ее рассказов следует, что бюджет семьи базировался на ее пособии по инвалидности, пособие на малолетних детей плюс периодические подарки от брата Юдит. Старший сын с шестнадцати лет подрабатывал, но Юдит его денег не брала – парень должен был когда никогда и в кафе сходить, и на дискотеку. Правда, и тут ему подкидывал на карманные расходы дядюшка. Я так поняла, тот достаточно зажиточный человек… Да, так вот: чтобы муж не пропивал и не прогуливал с дружками ее пособие, Юдит и потребовала разделить счета. После смерти мужа она обратилась в суд с просьбой и закрытии его счета и о переводе денег с него на ее счет. Банк прислал уведомление о том, что этот вопрос должен быть решен раввинатом.

– Покойный не оставил завещания, – догадался Натаниэль.

– Вот-вот. Юдит, по ее словам, готова была махнуть рукой – сколько там могло остаться, у этого пьянчуги. И вдруг… – Офра эффектно подняла левую бровь. – Как думаешь, какую сумму сей господин собрал за год?

– Миллион, – буркнул Розовски.

– Миллион не миллион, но сорок тысяч там есть! – заявила Офра. – А получал он всего-навсего прожиточный минимум – тысячу шестьсот в месяц. Что скажешь?

– Что я скажу – об этом ты узнаешь позднее, – сказал сыщик. – Что сказала Юдит?

– Юдит сказала, что раввинат никак не даст ей разрешение на получение денег. Они ведут розыск возможных наследников, и делают это, как и все остальное, медленно, не торопясь. И очень дотошно. Правда, даже если они придут к выводу о том, что основной наследницей является вдова, ей выплатят не более двадцати пяти тысяч. Поскольку налоговое управление сочло указанную сумму побочным доходом покойного, они взыскали пятнадцать тысяч шекелей. Плюс управление национального страхования собирается взыскать с выплаченного в прошлом году пособия. В общем, бедной женщине еще предстоит веселая жизнь, – резюмировала Офра, затем аккуратно сложила фальшивые анкеты, заполненные мелким четким почерком в стопочку и положила перед начальником. – Все, – сказала она со скромной гордостью.

Розовски посмотрел сначала на документы, потом на секретаршу и трижды хлопнул в ладоши.

– Ай да Офра! – сказал он. – Браво. И все это ты сделала за один день? У меня просто нет слов… Скажи, пожалуйста, она сама заговорила о смерти мужа? Или ты ее спросила?

– Сама, разумеется, откуда я могла знать, – сердито ответила Офра – дескать, мог бы догадаться.

– Ну да, ну да… – пробормотал Натаниэль. – Действительно. Я же рассказывал обо всем этом без тебя, Маркину. И что, как она говорила об этом?

Офра повела плечами.

– Что значит – как? Нормально говорила. Спокойно. Даже равнодушно.

– Интересно, – сказал Розовски. – Выходит, не была для нее смерть сына тем потрясением, от которого… – он задумался. Офра терпеливо ждала, когда ей разрешат продолжить. Натаниэль выдвинул ящик стола, извлек сложенную вчетверо газету «Шаар» со статьей об изгнании диббука из вдовы Хаскин. Но теперь он не статью читал, а перелистав уже приобретшие известную хрупкость страницы, углубился в изучение программы передач.

– Ну-ка проверим… – пробормотал он. – Девятнадцатое января, двадцать три тридцать. «Дом разбитых сердец». Аргентина, двадцать четвертая серия. Закончилась в четверть первого… Офра, ты этот сериал знаешь?

– Знаю, – ответила Офра настороженно. Поведение начальника начало ее беспокоить еще с давешнего появления в офисе и предложения выйти за него замуж, чтобы варить кофе. Сейчас она обеспокоилась еще больше: прервав доклад, шеф вдруг углубился в чтение телепрограммы полуторамесячной давности.

– По субботам он, разумеется, не демонстрируется?

– Разумеется, не демонстрируется, – Офра нахмурилась. – И по пятницам тоже. А в чем дело?

– Та-ак… – тут Натаниэль повел себя еще более странно. Он начал загибать пальцы, шепотом произнося дни недели и какие-то цифры.