Избранница звёзд

Кажется, я закричала. Наверняка. Вспоминается с трудом, даже сейчас. Окончания я тоже не помню, ибо после консумации меня поглотила тьма.

Глава 4

Когда тьма рассеялась, я обнаружила, что лежу на большой не-кровати в очередной комнате, очень похожей на предыдущие две, и все же другой. Меня окружали не-стены. Все было хрустальным и розоватым. Несколько дней я не вставала с кровати – достаточно долго, чтобы заметить отсутствие потолка: здесь тоже над головой было лишь бесконечное ночное небо, усыпанное звездами.

Мне полагалось превратиться в пепел. Сгореть дотла и воспарить к небесам. Но я по-прежнему была собой, той странной, кристаллической версией себя, которая существовала в этом месте.

Именно там, в той комнате, в той постели, я наконец позволила себе горевать. Я оплакивала Кана. Мою любовь к нему, свое будущее и семью, которых у нас никогда не будет. Его потеря ощущалась острее всего, и хотя этот путь я выбрала ради него, страдала из-за принесенной жертвы.

Во-вторых, я оплакивала саму себя, лежащую в одиночестве в незнакомом месте. Оплакивала ту счастливую, игривую девушку, которая, без сомнения, сгорела вместе с моей невинностью. Плакала из-за пустоты в комнате, ибо я отдала себя добровольно, однако в кровати со мной не было ни мужчины, ни бога, которые гладили бы мои волосы, любили бы меня и лелеяли за то, что мы друг другу даровали. Я не видела никого, кроме слуг – двух незнакомых мне божков, которые смотрели на меня с жалостью и сочувствием, заботясь о моих физических нуждах, – и те со мной не заговаривали. Они выполняли свою работу и ничего более. Прежде я считала себя одинокой, живя в окружении родных, однако истинное одиночество познала, только став звездной матерью.

Я скорбела по родным, какими бы непохожими мы ни были. Все-таки мы любили друг друга. В первое время после соития с Солнцем я была готова отдать все на свете ради недовольных взглядов Паши, пререканий с Идлиси или присутствия мамы, пусть даже и равнодушной ко мне. Я вспоминала реакцию отца на мое решение, свое удивление от его чувств и принималась рыдать.

Также я скорбела о доме. О друзьях, о лесе, о всем том, что было со мной с пеленок. Ничего этого я уже не увижу никогда.

Больше всего на свете мне хотелось общества, пусть даже общества Солнца, и в то же время я этого боялась. Вдруг Его семя не прижилось, и мне придется… быть с ним вновь? Я сомневалась, что вынесу повторение. От одной лишь мысли о том, чтобы стоять в Его присутствии, у меня тряслись поджилки. От чудовищной тревоги, усиленной дроблеными воспоминаниями, горела голова и все естество. Тем не менее я ощущала Его так, будто Он был отрезанной от меня конечностью, которую я отчаянно хотела вытянуть, но внезапно обнаруживала, что ее больше нет.

Впрочем, мои опасения по поводу зачатия быстро угасли. Видимо, верно говорят: был бы бог, остальное приложится. К концу первой недели я почувствовала нечто, не испытанное никогда прежде: тепло внутри, которое мне не принадлежало, сияние, невидимое глазу. В тот же миг, при всем своем невежестве, я поняла, что беременна и что во мне зародилась звезда. И вслед за тем пришло удивление, которое обернулось в цель, которая, в свою очередь, перетекла в надежду. И та надежда помогла развеять тьму, поглотившую мою душу. Помогла прийти в себя, и я одернула балдахин кровати, чтобы взглянуть на звезды и вспомнить, для чего сюда прибыла.

Я напугала одну из служанок, когда она принесла завтрак, совершенно обычный, из мира смертных, разве что с хрустальным отливом, как и я сама. Возможно, то было некое волшебство, которое позволяло нам существовать в мире, не предназначенном для нашего вида. Или, возможно, именно так мы выглядим на самом деле, оторванные от Матушки-Земли. Служанка взглянула на меня и поставила поднос. Прежде чем она ушла, я спросила:

– Как вас зовут?

Мой вопрос ее поразил.

Она была существом интересным: преимущественно розовая, с телом человека, только без четкого разделения длинной толстой шеи с головой. Из плеч словно торчал огромный палец с нарисованными на подушечке глазами, носом и ртом.

Помешкав, она ответила:

– Эльта, – ее голос гармонировал сам с собой завораживающим образом.

Я улыбнулась.

– Давно вы здесь, Эльта?

Она с тоской взглянула на не-дверь, явно желая от меня сбежать. Однако я была настойчива.

Вздохнув, она все же ответила:

– Гораздо дольше, чем вы способны вспомнить.

– Я отлично умею считать.

Эльта вздохнула вновь.

– Пятьсот двадцать три года.

Меня это впечатлило. Божки не бессмертны, но живут очень долго: такова награда за родителя-бога. Или двух родителей-божков. Тем не менее, я не знала, какая именно у них продолжительность жизни, однако сочла невежливым спрашивать Эльту, сколько ей осталось.

Она было направилась к не-двери.

– Я беременна, – выпалила я, отчаянно желая ее задержать.

Эльта повернулась ко мне и впервые посмотрела на меня с сочувствием.

– Знаю. Зачатие происходит всегда. Так устроена Вселенная.

Я положила руку на живот.

– Долго?..

Она поняла, о чем я спрашиваю.

– Девять месяцев, естественно.

– Будет больно?

Она склонила удлиненную голову вправо.

– Пока нет, милая. Не сейчас.

Моя вторая служанка, Фосия, не проявляла желания со мной общаться. Даже ее имя мне сказала Эльта. Фосия была низкой и пухлой, с кожей темнее, чем пустота между звездами. Принося мне еду или воду, она ни разу не раскрыла рта и не встретилась со мной взглядом, словно я была неким страшным существом из глубин морей Терета. Я несколько раз пыталась с ней подружиться, однако каждая попытка, казалось, только отталкивала ее дальше. Я ловила себя на том, что повторяю за ней, отстраняюсь, чтобы угодить ей, и мне это отчаянно не нравилось. Не нравилось чувствовать себя даже более одинокой в ее присутствии.

На второй неделе беременности я спросила Эльту, почему Фосия меня так ненавидит. Та покачала своей розовой головой.

– Она вовсе вас не ненавидит, милая. Просто не привыкла к смертным.

Я крошила пальцами принесенный Эльтой хлеб – предположительно, оставленный в святилище Солнца. Я сидела, поджав под себя ноги, во все той же неизменной комнате.

– Мне казалось, все божки знакомы с людьми.

Эльта ласково, по-матерински улыбнулась.

– Это потому, что вы знаете только божков, населяющих Матушку-Землю. Есть и другие, которые обитают в мирах за пределами этого. Как и я сама. Я родом из мест весьма отдаленных, но прибыла работать в Его дворец.

– Отдаленных? – подняв голову, я взглянула на бесконечные скопления звезд и пространство наверху. – Оттуда, куда не проникает свет Солнца?

– Его свет проникает очень далеко. Так что нет, не дальше.

Осмелев, я спросила:

– Кем были ваши родители?

Она приподняла брови, глядя на меня, и я испугалась, что обидела ее.

– Вы о них не слышали.

– Но хочу услышать.

Прежде чем ответить, она взбила одеяло на кровати.

– Моя мать была таким же божком, как и я. А отец был восходящим ветром Расколотого Изумруда.

– Расколотого Изумруда? – название меня заинтриговало.

Эльта вновь улыбнулась мне по-матерински.

– Говорила же, вы о них не слышали.

Отложив остатки еды, я откинулась на спину и посмотрела на небо, мой взгляд как магнитом притягивала крошечная пустота, оставшаяся на месте погибшей звезды. Казалось, я могу провалиться в эту пустоту и никогда больше не вернуться.

Эльта отворила дверь, чтобы уйти. Я поспешно спросила:

– А где дети звезд?

Однако божество покачала головой.

– У звезд нет детей, – затем, предугадывая следующий вопрос, пожала плечами и добавила: – Так устроена Вселенная.

Легко заскучать вдалеке от дома, где с вами разговаривает лишь одно существо, где нет ни книг, ни музыки, ни деревьев, по которым можно лазить. Где вы одни со своим растущим дитя. В конце концов, я не выдержала.