Страница 4 из 18
Наиболее впечатлительные особы были хронически в него влюблены.
Жил Генка в двухкомнатной квартире фактически один (родители – увлечённые геологи-энтузиасты посещали своё жилище крайне редко), потому, правила проведения квартирных слушаний хозяин жилища устанавливал сам.
На его территории разрешалось многое: приносить продукты и выпивку, готовить, пользоваться посудой и мебелью, даже уединяться при необходимости в свободной комнате. Главное, чтобы в финале квартира снова выглядела жилой и уютной.
Желающие создать в его холостяцких апартаментах атмосферу гармоничного семейного быта находились всегда. Иной раз даже выбирать приходилось, что удавалось Генке довольно изящно: конфликтовать юноша не любил, зато запросто находил убедительные аргументы, оспаривать которые девчата не решались.
Никто никогда не слышал из его уст фривольных историй, касающихся хозяюшек, остававшихся приводить берлогу в порядок. Что происходило внутри, всегда оставалось загадкой, тайной. Почему – тоже никто не знал.
В доме всегда был практически идеальный порядок. Хозяин появлялся на публику гладко выбритым, стильно причёсанным, в выглаженных и чистых одеждах, что было весьма подозрительно для его открытого для общения образа жизни.
Ходили слухи, что Генка не по женской части настроен, что у него что-то где-то не то, или не так, но “проверяльщицы” кумира упорно не сдавали, несмотря на его неизменное правило – не углубляться в интимные отношения, не давать поводов подругам называться его девушкой, тем паче невестой.
Никто не обращал серьёзного внимания на маленькую гостью – соседку Генки по лестничной площадке, Ирочку Семьину, которая неизменно присутствовала на большинстве импровизированных сольников, когда ей это разрешала мама.
У неё было своё место рядом с маэстро, которое в отсутствии девочки никто никогда не занимал. Это было негласное, непонятно как появившееся правило.
Так было, когда Ирочке было тринадцать лет, потом, когда стало пятнадцать, а позже семнадцать.
Дождавшись восемнадцатого дня рождения, вчерашние соседи и добрые друзья неожиданно для всех, в том числе для родителей, сыграли скромную по нынешним временам свадьбу и отправились в довольно дорогой морской круиз.
Оказалось, что юноша когда-то давно пообещал девочке, признавшейся ему в наивной детской любви, что дождётся её совершеннолетия, чтобы услышать то же самое от повзрослевшей подруги.
Или не услышать.
Как получится.
Время безжалостно ко всему живому. Даже камень и металл устают сохранять прочность, чего уж говорить о незрелых желаниях, наивных эмоциях, легкомысленных обещаниях и бесхитростных неокрепших чувствах.
Если Ирочка не передумает, в любви уже будет признаваться он, как человек с небольшим, но всё же достаточным для серьёзных решений жизненным опытом.
Генка, что бы про него ни говорили, терпеливо дождался.
Что и как он объяснял девчонкам, наводившим порядок в доме, стирающим и гладящим его рубашки, остающимся иногда ночевать, так и осталось тайной.
А начиналось всё с пионерского лагеря, куда Генку затащила работать на всё лето пионервожатым однокурсница и подруга – Лиза Шилкина, намеревавшаяся таким образом наладить с ним двухстороннюю романтическую связь, а в перспективе – серьёзные интимные отношения.
Расчёт (так ей казалось), был прост – преподнести себя в наиболее выгодном ракурсе в отсутствии серьёзных конкуренток из числа заклятых институтских соперниц.
Находясь постоянно рядом, помогая освоить незнакомые воспитательские обязанности не так сложно малюсенькими шажками, пусть для начала намёками, обозначить серьёзность намерений, умело демонстрируя и подчёркивая лучшие духовные и практические качества.
Лиза – девушка интересная, даже симпатичная в меру, с лёгким уступчивым характером, чего Генка упорно отчего-то не желал замечать. Точнее, он всё отлично видел: и милое личико с застенчивым румянцем, и кокетливые льняные кудряшки, и озорные ямочки на щеках, а также трогательный взгляд, чувственную мимику, красноречивые жесты, но не испытывал к ней ничего, кроме дружеского расположения.
С ней было интересно, весело – не более того.
Девушка старательно приближалась к мечте, насилуя во всю мощь романтическое воображение и трепетную женственность, но покорить заветную вершину никак не удавалось, что было вдвойне обиднее, когда Генка, не ведая, что творит, запросто обнимал её за плечи, упруго прижимался в танце, брал за руку или целовал в качестве дружеского приветствия. Увы, точно так же он поступал с другими девушками.
Лиза изводила себя болезненными фантазиями на темы любви, а невнимательный к её усердному флирту Генка не выказывал личного предпочтения, не давал даже крошечной надежды на счастливый финал романтической истории.
К концу первой смены его обожал весь педагогический и административный коллектив, все мальчишки мечтали научиться играть на гитаре и петь как он, а девчонки не отходили от кумира ни на шаг, оспаривая между собой право на его личное внимание.
Так случилось, что в Генкин отряд попала тринадцатилетняя соседка – Ирочка Семьина, что само по себе было событием обыденным, если бы эта девочка не была влюблена в него до помутнения рассудка. Если бы не дала понять в полной мере, что это слишком серьёзно, если бы не разбудила в уравновешенной до того момента подружке кумира – Лизе Шилкиной, дремавшую до той поры ревность, и не заставила соперничать.
К особенному отношению дам всех возрастов юноша был привычен, потому никого индивидуально не выделял. С назойливым вниманием, тем более с очарованными его талантами воспитанницами, запросто справлялся, направляя их неуёмную энергию в созидательное русло – легко выдумывал разного рода состязания и творческие проекты, отвлекающие излишки причудливого, но пластичного девичьего воображения, в сторону от преждевременных романтических грёз.
Ирочка оказалась девочкой особенной. Вежливые, даже строгие педагогические методы воспитания и увещевания на неё абсолютно не действовали. Она упорно оказывала Игорю недвусмысленные персональные знаки внимания, невзирая на его к себе отношение.
Девочка брала упорно не замечающего её особого расположения воспитателя за руку и настойчиво прожигала его мозг наивно-выразительным, неравнодушно обаятельным взглядом.
– Шилкина, ты уже не малышка, – спокойным тоном объяснял вожатый, – и ты не одна такая впечатлительная в отряде. Если опекать каждую девочку в отдельности, по часу всех держать за ручку и нежно гладить по головке, мне не только на личную жизнь, но и на сон времени не останется. Пойми, кудряшка, мы не в детском садике. Будь умницей – веди себя, как подобает взрослой леди.
Гена гладил её по головке и разнимал руки.
Через мгновение их ладони снова были сомкнуты нежным рукопожатием.
Если Генка проявлял настойчивость, в глазах воспитанницы появлялись слёзы, но она не сдавалась.
Когда вожатый играл на гитаре или что-либо интересное рассказывал, Ирочка садилась рядом, прижималась к его корпусу головой, упорно отстаивая исключительное право на индивидуальную привилегию.
Лиза пыталась пресечь на корню притязания юной кокетки, прибегая то к убеждению, то к совсем непедагогическим методам.
Тщетно. Вожатая тут же получила ответку – целую банку красных лесных муравьёв в постель или нечто похлеще.
Соперничать с подростком оказалось совсем непросто. Девочка упорно шла к своей цели, ловко оттесняя взрослую ревнивицу неожиданными, вполне осознанными действиями.
Со стороны их затяжной, довольно агрессивный поединок выглядел увлекательной игрой, на деле это была нешуточная дуэль двух трагически влюблённых женщин, виновник которой упорно не замечал очевидного противостояния активно противоборствующих сторон.
– Неужели не понимаешь, девочка, что подобным нескромным поведением ты можешь поставить Геннадия Васильевича в неловкое положение, – распекала её Лиза, – администрация лагеря может расценить внимание в твой адрес вожатого как извращение, как преступное покушение взрослого мужчины на невинность маленькой девочки. Его могут уволить, отчислить из института. Посадить, наконец.