Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 11

Их с братом проводили в покои Флавия, где уже собрался ближний круг императорских друзей. На появление Белеса Флавий отреагировал нарочито бурно, подскочил с бархатного ложа, бросился навстречу.

– Дорогой друг, – раскрыл он объятия, – какая честь для меня лицезреть тебя и твоего дорогого брата в моем скромном жилище…

Велес озадаченно замешкался. Обниматься с Флавием, будто с давним приятелем? Или ограничиться рукопожатием?

Яромир шумно шмыгнул носом за спиной, хмыкнул, пробормотав едва слышно:

– У меня сейчас несварение будет…

Велес сделал шаг навстречу императору, позволил себя обнять:

– Невероятно рад приглашению. Узнав о встрече, бросил все дела, примчался к тебе, – он сделал вид, что не услышал тихого покашливания младшего брата. – Как ты, Флавий, здоров ли?

Император все еще широко улыбался, но если внимательно присмотреться, то взгляд его при этом оставался ледяным.

– О здоровье моем печешься? – проговорил, растягивая слова. – Что ж, здоров… Твоими молитвами.

Он жестом пригласил их присесть.

– Ежечасными, – не преминул дополнить Велес с серьезнейшим видом, удобно устраиваясь в глубоком кресле.

Перун коротко взглянул на предложенное ему кресло, расположенное у стены, подошел к креслу Белеса, изящно облокотился на спинку и оглядел зал.

В этом небольшом круглом помещении в сердце дворцового комплекса бывать еще не приходилось. По периметру располагались полукруглые диваны и кресла, частью занятые придворными, частью свободные. Яромир узнал среди присутствующих первого государственного советника, казначея с супругой, главу Форума и нескольких послов: Гишпáнии, островной Англии и Фландрии. «Действительно, узкий круг: восемь лисиц на одного медведя», – он усмехнулся и посмотрел на широкую террасу с видом на залив и белоснежные ротонды в окружении стройных как атланты кипарисов.

Флавий удобно развалился в соседнем с Белесом кресле, лениво потягивая нектар из узкого бокала, который постоянно наполнял рядом стоящий слуга.

– В такую жару совершенно не хочется думать о делах, мой дорогой, – притворно вздохнул император.

Велес вздрогнул – его собеседник словно подслушал их недавний разговор с Яромиром. Он пристально посмотрел на Флавия. Отломив веточку винограда, тот по одной подхватывал губами ягоды, отрывал и неторопливо раздавливал зубами, щурясь от наслаждения и неги.

«Показалось», – отмахнулся Велес, но ощущение, что хозяин виллы знает больше, чем ему следовало, теперь не отпускало его.

Обратив внимание, что Велес не притронулся к еде и напиткам, Флавий снисходительно отметил:

– Думаешь, я хочу тебя отравить?.. Брось, я бы давно придумал, как это сделать, если бы хотел…

– И как же?

Император воодушевился:

– Предлагаешь пофантазировать? Изволь! Я бы пропитал какую-то из ценных тебе вещей ядом. – Он с сомнением покачал головой: – Хотя нет, это же бесполезно, ты ведь бессмертен, как все боги… Но, с другой стороны, вы ведь рождаетесь, значит, должны как-то и умирать. Наверняка есть какие-то способы, – он театрально рассмеялся. – Видел бы ты сейчас свое лицо!

– Смешно, да… Яд на меня в самом деле не подействует, не трудись. Но поболеть могу, если тебе от этого легче, – русский царь невозмутимо закинул ногу на ногу и разглядывал носок сапога, наблюдая, как в начищенной до блеска поверхности отражается физиономия младшего брата.

Флавий усмехнулся, будто услышал отличную шутку.

– Легче, скажешь тоже… – пробормотал. И, внезапно вскинув голову, полоснул взглядом: – Ты только что признал, что уязвим.

Велес насторожился, в груди терпким ядом стало разрастаться тяжелое предчувствие.

Флавий вздохнул, запрокинул голову и положил на спинку кресла, прикрыл глаза. Пробормотал рассеянно:

– Мы всегда уязвимы, боги ли мы, цари или владыки. Наши слабости заставляют нас чувствовать себя уязвимыми… – он распахнул глаза, резко выпрямился. – Знаешь, я поэтому и не хочу жениться! Вдруг я полюблю свою суженую, стану мягок сердцем и нежен душой, а? Возможно ли такое? – император теперь пристально смотрел на русского царя. – Скажи, твоя дочь и правда так хороша, как о ней говорят?

– Кто говорит? Не уверен, что ее кто-то видел, – Велес повернулся к Флавию, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. – Но мне нравится твоя мысль об отказе от брака, я бы поддержал ее.

Император скептически хмыкнул:

– Да, как же, так я и поверил… Ты связал меня узами не просто так, я ведь понимаю: ты подсунул мне свою доченьку, чтобы я не заключил союз с кем-то еще… Вон хоть с английской принцессой: и мила, и скромна, и родня посговорчивей, – он окинул Белеса недружелюбным взглядом.

– Надо же, не думал, что ты видишь ситуацию под таким углом… – задумчиво произнес русский царь. – Но если так, то давай освободим друг друга от клятвы.

Затаив дыхание, он ждал ответа. Флавий долго смотрел на него, будто решаясь на важный шаг. Сердце Белеса замерло в ожидании, даже билось настороженно и тихо. Выждав драматическую паузу, император громко расхохотался.

– О, видел бы ты себя! – заливался он, и следом за ним засмеялись присутствующие придворные. – Ты, кажется, даже дышать перестал… Надо же, как ты хочешь от меня избавиться. – Он вмиг посерьезнел: – Чем же я тебе так не угодил, друг? Раньше-то ты, помнится, не был против.

Велес уклончиво отозвался:

– Раньше не был, это верно. Мы меняемся, времена меняются…

Флавий не дослушал:

– Да ну, брось… Я знал, какой магией будет одарена твоя дочь… – он глотнул нектара. Встал, поманил за собой Белеса, велев всем остальным остаться на местах. Вышел на террасу. Ожидая, пока царь выйдет из зала и встанет рядом с ним, он вдыхал пряный запах, доносившийся с залива. Ноздри жадно втягивали воздух, грудь поднималась высоко. – Я не буду требовать выдачи Катерины как Залога власти.

Велес молчал – ждал продолжения. Флавий, не обращая на него внимания, проговорил:

– В конце концов, я соблюдаю закон и не практикую многоженство… Мне достаточно одной из твоих дочерей.

Велес остолбенел.

– Что?

Флавий смотрел на него хоть и снизу вверх, но свысока, надменно улыбаясь:

– Я хотел обладать Долей, скрасить с ней свое одиночество, но ты спрятал ее от меня… Что ж, значит, не судьба, – он трагически поджал губы. И тут же добавил с показным воодушевлением, притянув Белеса за локоть, будто опасался, что тот прослушает самое важное: – Тогда я стану хозяином всех несчастий на земле.

– Ты бредишь, – Велес постарался отстраниться, сердце в его груди бешено заколотилось.

Флавий фыркнул, но промолчал. И это молчание насторожило Белеса еще больше. В памяти снова всплыло отправленное послом Велидарем перед смертью короткое сообщение «Темновит». Ему так ничего и не удалось тогда доказать, смерть посла списали на несчастный случай. Сомнения, словно червоточина, кололи в груди.

– Ты сказал, что хочешь избавиться от обета. Раз так, проведем обряд, вернешь мое слово, и дело с концом, – проговорил Велес.

Император приблизил к Велесу лицо, прошептал, многозначительно округлив глаза:

– Глупец, неужели ты в это поверил? Ящик Пандоры открыт[2], мой дорогой друг, твое слово все еще в моих руках! И я сделал свой выбор.

«Ящик Пандоры открыт».

«Я не буду требовать выдачи Катерины».

«Я стану хозяином всех несчастий на земле».

«Мне достаточно одной из твоих дочерей».

Велес возвращался в посольство и раз за разом повторял слова византийского императора – не мог решить, шутил ли тот, угрожал ли или говорил правду. «Это совсем не похоже на шутку или розыгрыш, Флавий – слишком опытный манипулятор, чтобы играть в такое», – рассуждал он про себя, чувствуя, как тревога из-за последней из фраз – про ящик Пандоры – развеивает надежду на то, что Флавий намерен отказаться от своих планов на руку Катерины.

«Он мог отказаться от планов на Долю только в том случае, если смог заполучить что-то или кого-то более существенного и полезного в достижении своих целей, – размышлял царь. – Душа Недоли вполне подходит для этой роли».

2

Ящик Пандоры – выражение, означающее совершение опрометчивого поступка, последствия которого необратимы. Согласно древнегреческому мифу Пандора – первая женщина на земле – открыла сосуд (по одним данным, ларец, по другим – пифос), из которого на волю вырвались несчастья и болезни. В данном же случае Флавий намекает на помещенную в тело Кати душу и силу Гореславы.