Пастыри чудовищ

Только вот ей не хочется. Так что она просто идёт рядом, пропускает холодный воздух сквозь пальцы, как воду. Жмурится, когда редкие солнечные лучи прыгают у нее по носу. Тонет в мире звуков: гудении пчёл и шелесте ветерка, журчании ручья, далёком перестуке копыт.

Перестук копыт улетает куда-то вперед, к реке. И невинно смолкает. Так что кажется — он к нам не имеет отношения, этот перестук.

Только вот когда мы уже собираемся выйти из рощи — из кустов оглушительно несет духами.

— Маскировка, тоже, — фыркаю я и с маху вгоняю ножичек в дубовый ствол, из-под которого несётся вонь. Из кустов высовывается радостная морда Опала — рог так и переливается.

Потом вылезает Задавака. В перекошенном сюртуке и весь красный. Что-то тащит.

— Вот, я хотел просто… — и суёт мне в руки. — Ему с вами, наверное, будет лучше.

Под бархатной тканью — холодные прутья клетки. «Кишки», — приветственно раздается оттуда. А следом — пронзительная приветственная песнь горевестника.

— Он… вроде как, скучал, — выживает из себя Задавака. И стоит себе алый, как рассвет. Дергает сюртук и бегает глазами. Косится на Хаату, на Грызи, на меня и, вроде как, еще что-то пытается выжать. Только вот не выходит. Так что местный наследничек вскакивает на единорога и рвёт по дороге в галоп, обратно к дорогой мамочке.

И только слух Следопыта позволяет мне различить за стуком копыт еле слышное, угасающее «…сибо».

* * *

— Ух ты, как, — говорит с уважением Мелкая.

Оратор из меня — как из Пухлика жрица-травница. Навспоминала кучу всего, Мелкой рассказала меньше трети. И уже челюсть побаливает. Но я ж не нойя, языком молоть.

— Так это, — начинает Мелкая, расправившись с печеньем. — А как, то есть, получилось… для даарду жизнь разве не священна? А тут и Печать эта, что Враг Живого, и говорил он что-то такое… не терраантское прям.

Согласно мычу. Шипелка, понятно, пропадает на патрулировании в закрытой части питомника. А Грызи тоже задается этими же вопросами. Вон, вчера моталась в знакомую общину почти на сутки. Никак, расспрашивать, то ли о Печати, то ли о Всесущем.

— …и вообще, как получилось, что этот Всесущий — и такая вот пакость? Это ж как-то уж совсем…И откуда он взялся-то такой, неужто получше себе найти не могли?

— Вир его знает. Грызи тоже об этом думает. Откуда он такой взялся и древнее ли он Прихода Вод…

— Полторы тыщи годков с гаком стукнуло! — всплескивает руками Мелкая. — Кормчие-то… самая старая двести тридцать протянула. Вот это я понимаю!

— Угу. Ну, и Грызи здорово напрягло то, что мы услышали. Насчёт криков земли и «Освободи».

— А кого и от кого освобождать-то надо?

— Да вот, выходит, что Ардаанна-Матэс от таких как мы с тобой.

Сирил кряхтит в клетке с видом мудреца. Который отверз мы клюв да выдал бы… Но в клюве орех, так что обойдемся.

— А… это самое… жрецы терраантские, ты не знаешь, може, они бесятся иногда? Ну, как грифоны в гон. Или алапарды на кровную месть.

— Этот точно был малость не в своем уме, если послушать, что он нёс.

— Зелий бы ему хороших, — вздыхает Йолла. — Еще пока не говорил, чего хочет, сталбыть?

Ждет, пока я помотаю головой и выдает удовлетворенно.

— Може, он вообще не скажет, може, забудет, да и всё. Дед того… старый ужо, полторы тыщи годов ему. Може, он потому дурной такой. Вона как у нас в деревне бабка Мьянра — ей за девяносто уж, а злюшшая! И ничегошеньки не помнит. А у нас-то теперь халадриан учёный. Ты ж его будешь дрессировать?

— И я, и Гриз. Он малость ещё хандрит — растерялся от новой местности. И вредничает, да? — пытаюсь почесать горевестнику голову, а Сирил с торжествующей трелью щиплет за палец. — Поработаем, обогреем, чтобы ты понял, что ты в новой стае… имя вот приличное дадим. Скажем, Сквор, а? Ты вылитый скворец, только серебристый и малость со способностями…

— Пиннь! — расходится в клетке Сирил-Сквор.

— …так что малость натаскаешься — и, если хочешь, будешь сообщать нам, кто…

— Умрёт? — оживляется горевестник, будто учуяв знакомое словцо. — Не умрёт?

От двери хмыкает Грызи.

— Веселитесь? А по вызовам что?

— Не было, — важно отвечает Йолла. — А горевестник-то… он, сталбыть, вещает уже?

— А вот сейчас и проверим.

Грызи открывает клетку, достаёт птаха. Гладит серебристые перья и будто бы прислушивается с ним за компанию.

— Что слышно, Сирил? Кто сегодня умрёт?

— Никто, — вылетает из клюва горевестника. — Не умрёт. Не умрёт…

Наклоняет головку. Лукаво оглядывает нас чёрными глазками. И ликующе завершает:

— Никто… сегодня не умрёт.

Гриз кивает и улыбается — мол, молодчина.

Наверное, ее смысл как раз в этом.

Честное слово, иногда мне кажется — на нее наложили какую-то печать Друга Живого.

Только вот сотня Всесущих не сумела бы это сделать так, как они сделала это сама.

ПЕРЕКРЕСТЬЕ. РУКА ЗАКОНА

«Клянусь своей жизнью служить лишь Закону и Кормчей Акантора,

Стражу Камня, Магии и Гармонии.

Клянусь своей честью подчиняться лишь тем, кому это право

даровано Законом и Кормчей, Стражем Камня, Магии и Гармонии.

И клянусь своим Даром на любых землях Кайетты защищать невинных,

преследовать преступников и исполнять то, что от меня требуют

Закон и Кормчая, Страж Камня, Магии и Гармонии…»

Из клятвы новобранцев Корпуса Закона

ЛАЙЛ ГРОСКИ

Катастрофы склонны происходить внезапно. И воплощаться в разные формы.

Я был знаком со многими катастрофами, начиная с моей бывшей женушки — а с некоторой поры вообще собирался написать книгу по этому занимательному предмету.

Если моя судьба внезапно протрезвится, и я лет в восемьдесят сяду катать трактат о видах и формах внезапных катастроф, Крысолов займет в нём почётную главку.

Хотя бы потому, что по неожиданности и неуместности это стихийное явление обставило Нэйша. Выдающееся достижение.

— Сказали тебя позвать, — деловито выдала с порога Йолла — белобрысый вестник катастрофы, который оторвал меня от попытки обставить вольерного Малка в картишки. — Там законник приволокся. Этот, который ходит. Такой… важный еще, лезет всюду, — надула щёки, состроила деловую мину. — Ты не видал пока? А Мел говорит — похож на Лортена, но только если б ему двадцать ящиков лимонов скормили, а потом насильно сделали серьезным человеком.

Вообще-то, я должен бы уже догадаться по описанию — о ком речь. По этому, по надутым щекам и по тому, что Мел пару раз поименовала законника Занудой. Но кто, спрашивается, знать мог?

— А Аманда всё понять не может, что он тут ходит и кого подозревает… — докладывала Йолла, когда мы уже вывалились в голосистую сумятицу питомника. — А Уна его боится… а Гриз говорит — он своим крючкотвор… короче, всю душу выматывает крючками своими. А еще время отнимает постоянно.

Можно и не спрашивать — с чего бы это меня позвали. Убалтыватель модели «Кейн Далли», таких в Мастерграде не делают — к вашим услугам.

— Что ж они его к Лортену не сплавили?

— Один раз точно сплавляли, — немного подумав, выдала девчонка. — Лортен еще потом плакал.

Тут мне бы мне и расслышать поступь катастрофы. Вот только я не успел, потому что как раз в этот момент я взбежал по крыльцу, шагнул в бывший зал таверны «Ковчежец» — и встретился глазами с законником Тербенно, он же Крысолов, он же — периодическая заноза в разных деликатных местах моего крысиного организма.

«Оп», — сказал внутренний грызун и гордо отвалил, как бы говоря: из таких передряг я тебя выдергивать не подписывался.

— Лайл Гроски, — выдал Крысолов, лучась казенным самодовольством. — Не могу сказать, чтобы это была неожиданная встреча.

Ну да, ну да. Как-то уже почти ожидаемо. Вон в углу, внимательно наблюдая за действом, торчит мой бывший надзиратель с Рифов, так что кого еще настолько же пакостного могла мне подкинуть неумолимая судьба? Само собой, молодого и ярого законника, который получил прозвище Крысолов за цепкость хватки и попортил мне немало крови во время моей работы на Гильдию. Не удивлюсь, если из-за двери моя бывшая выпрыгнет — раз уж собирать, так всех сразу!