Страница 16 из 17
Понять происходящее, по его мнению, невозможно без анализа религиозных традиций различных народов, складывающихся на основе тех или иных христианских конфессий. По крайней мере, он был убежден, что отношение к протестантской этике как способу формирования профессионального призвания у представителей всего населения характерно только для стран Западной Европы и США, которым прежде всего и присуща данная христианская конфессиональная принадлежность. У народов Восточной Европы, считал он, характерной является этика рационального поведения католицизма и этика любви православия, максимально приближенные к семейным устоям и морали общинной жизни.
Сама же религия в историческом плане рассматривалась М. Вебером как наиболее эффективный способ разрушения традиционных ценностей и основанных на них морали и нравственного поведения родового общества и семейного, преимущественно сельскохозяйственного уклада жизни, построения новой социальной общности, внутри которой социальная коммуникация уже определяется религиозной этикой. Сама же этика рассматривалась им как наиболее рациональный способ консолидации и развития общества в условиях научно-технического прогресса, способный пробудить особый дух социальной общности, напрямую не связанный с самой религией, – дух капитализма.
«Индивид, в той мере, в какой он входит в сложное переплетение рыночных отношений, вынужден подчиняться нормам капиталистического хозяйственного поведения; фабрикант, в течение долгого времени нарушающий эти нормы, экономически устраняется столь же неизбежно, как и рабочий, которого просто выбрасывают на улицу, если он не сумел или не захотел приспособиться к ним» [1, с. 76]. «В этом специфическом смысле, – писал М. Вебер, – мы и пользуемся понятием «дух капитализма», конечно, капитализма современного. Ибо из самой постановки проблемы, очевидно, что речь идет только о западноевропейском и американском капитализме. Капитализм, – пишет М. Вебер, – существовал в Китае, Индии, Вавилоне в древности и средние века. Однако ему недоставало как мы увидим из дальнейшего того своеобразного этоса, который мы обнаруживаем у Франклина» [26, с. 74].
Что же это за такой этос? «Первым противником, с которым пришлось столкнуться «духу» капитализма и который являл собой определенный стиль жизни, нормативно обусловленный и выступающий в «этическом» обличье, был тип восприятия и поведения, который может быть назван традиционализмом» [26, с. 76]. Это установившаяся народная традиция и соответствующий образ жизни, проявляемый прежде всего в отношении к труду, заработной плате, накоплению материальных благ, обязательности, пунктуальности и т. д. «Вопрос о движущих силах экспансии современного капитализма не сводится к вопросу об источнике используемых капиталистом денежных ресурсов. Это в первую очередь вопрос о развитии капиталистического духа. Там, где он возникает и оказывает свое воздействие, он добывает необходимые ему денежные ресурсы, но не наоборот» [26, с. 88]. Рациональность и духовность рассматриваются М. Вебером как порождение новой социальности или социума, составляющего основу капиталистического общества.
Основным источником экспансии современного капитализма является максимальная рационализация общественной жизни и замена существующих культурных традиций, связанных с семейным укладом жизни и семейно-соседскими отношениями, государственно-правовыми и другими идеализациями и формальными образованиями, поддерживаемыми и направляемыми кибернетическими системами. Моральные чувства и духовно-нравственные отношения, основанная на них национальная культура при этом сменяются формально-бюрократическими отношениями, регулируемыми исключительно правом, современными информационными системами принятия управленческого решения. Представления «о процессе управления», «информационной системе», «хранении, запоминании и переработке информации», «кодировании», «оперативном и долговременном запоминающем устройстве», «обратной связи», «модели», «алгоритме», «программе» и др. стали основным источником формализации и кибернетизации общественной жизни современного информационного общества и неким аналогом человеческой памяти, обучения, внутренней психологической модели внешнего мира. Этот процесс осуществляется в современном обществе на основе разработки и использования соответствующих математических методов, процедур алгоритмизации, формализации и моделирования в применении к психологической сфере, тесно связанной с прогрессом в области вычислительных систем и их математического обеспечения.
«На описанный выше процесс, – как считают его исследователи, – можно смотреть с двух противоположных точек зрения: со стороны кибернетики и со стороны наук о человеке. В первом случае перед нами окажется прежде всего проблематика так называемого искусственного интеллекта. Попытка ее осмысления представлена в книге американского философа Х. Дрейфуса: «Чего не могут вычислительные машины», выпущенной в 1978 г. издательством «Прогресс»… Во втором случае речь идет о круге вопросов, относящихся к изучению психических процессов путем использования не только «традиционных» методов психологического исследования, но и с помощью средств математической формализации и моделирования на ЭВМ. Это путь экспериментально-математической психологии» [27, с. 404–500, 464–465].
Далее авторы продолжают: «Областью, в которой в сильнейшей мере проявляется описанная выше тенденция к синтезу психологического (гносеологического) и идущего от «точных» наук подходов, стала теория принятия решений. Сфера исследования процедур решений и актов выбора, где математические методы и средства тесно переплетены с психологическими и гносеологическими исследованиями, представляет собой типичное детище современного этапа научно-технического прогресса» [27, с. 465]. И основным источником такой рационализации современной общественной жизни по-прежнему выступает философия и наука.
Субъектом решения в данном случае является уже не человек национальной культуры, а «идеализированный человек». «Исходная схема процесса решения, включая и решения в условиях «поверхностной» неопределенности, может быть формализована в определенных математических теориях ‒ логики, теории информации, математической статистики, теории игр, исследовании операций и др. …эти постулаты означают фактически введение понятия идеализированной решающей системы – «идеализированного человека» как некоего идеального лица, принимающего решение» [27, c. 471]. Сама рациональность принятия решений здесь связывается с поиском наилучшего (в каком-либо смысле) решения на заданном множестве альтернатив.
Однако «рациональность – многоплановый феномен. Рациональность может предполагать человека – субъекта действия, распространяясь на поступки личности, оцениваемых ею в рамках отношения «цель – средство», но она может рассматриваться и с точки зрения «адаптации» людей и коллективов к некоторой среде; она может распространяться на сферу «личностной самоорганизации», но может быть связана преимущественно с трудовой деятельностью (ее эффективностью, результативностью); она может прилагаться к отдельным сферам поведения, но может пониматься как явление, характеризующее обширные сферы человеческой деятельности. Рациональность может выступать как в статике, так и в динамике; ее можно трактовать как основу индивидуального поведения, но ее можно (и нужно) определять и так, что возникновение соответствующих феноменов будет зависеть от определенных институциональных систем; наконец, рациональность можно «привязывать» к неким абстрактным параметрам (типа «выигрыш – проигрыш» или логических отношений), но ее можно воспринимать как «ведущую в сторону» и относящуюся к технологии, технике. Учет этих аспектов – дело различных наук: социологии, гносеологии, логики, психологии, экономической науки, кибернетики как области, где изучаются системы «человек – техника» [27, с. 404].
Рациональность предстает одновременно как психолого-гносеологический и социально-исторический феномен. Причем социально-исторический феномен рациональности не сводится лишь к социальному окружению или социальной среде. И здесь мы сталкиваемся с диалектической противоречивостью формально-математического и эмпирически-содержательного аспектов человеческого знания. Формализованные модели принятия решений во многом оказываются нереалистическими. «…Можно сказать, что они заранее предполагают рациональность решений, в то время как главная цель должна состоять в том, чтобы разработать методы эффективной организации поведения фактических субъектов действия при решении различных задач» [27, с. 478].