Страница 13 из 17
Характер постсоциализма, считает В. Нерсесянц, во многом определяет направление развития последующей истории. Речь идет о путях развития всей человеческой цивилизации. Ведь воздействие коммунистической идеи в той или иной форме человечество испытывает несколько тысячелетий. «Уже два с половиной тысячелетия назад Платон предлагал свои проекты преодоления частной собственности и достижения «фактического равенства». А это – основная идея всего коммунистического движения, в русле которого в ХIХ в. сформировалось марксистское учение, а в ХХ в. практически возник и утвердился социалистический строй в России и в ряде других стран (в меру уничтожения там частной собственности и социализации средств производства» [20, с. 323].
Платон же, как известно, один из тех, кто явился родоначальником философской идеализации, основанной на рационализации и ориентации на трансцендентальный носитель духовной культуры. Разновидностями этих философских идеализаций и явились капитализм и социализм как возможные и желаемые модели общества. Насколько они оказались состоятельными, а насколько нет, судить современникам. «Расхождение «грубой» практики с «чистой» идеей, отклонение жизни от теоретического проекта, словом, разного рода «деформации» и «искажения» учения в ходе его воплощения в жизнь – эти и подобные упреки, обычно адресуемые жизни, по сути дела относятся к учению. Ведь максимум, что можно требовать от практического движения – руководствоваться соответствующей социальной теорией, и минимум, что следует адресовать данной теории, – это ответственность (и в высоком, позитивном смысле слова, и в обычном, негативном значении) и за реализованное, и не за реализуемое, и за «искаженное», «деформированное», «ложно» понятое и т. д. Как говорится, брошенный камень принадлежит уже дьяволу» [20, с. 325]. В этом и выражается основная особенность трансцендентального мышления и основанной на нем культуры.
Трансцендентальный носитель духовной культуры обращен к некой высшей реальности, существующей независимо от воли и желания самого человека и той ситуации, в которой он находится и с позиции которой воспринимает мир как некую идеальную или мыслимую метафизическую реальность, которая является независимой от физической реальности. «С распадом СССР закончился уникальный социальный эксперимент. Считается, что созданное коммунистическое общество потерпело крах. Однако в наступивший период анализа и выводов еще нет однозначного ответа на вопрос, был ли этот путь тупиковым» [21].
Китайский путь к социализму вывел эту страну на лидирующие позиции в мировой экономике. «Выявилось, – как отмечает наш белорусский исследователь С. Т. Кавецкий, – что само по себе упразднение частной собственности автоматически не исключает отчуждение. Считалось, что отчуждение – это исключительно проблема капитализма, а в условиях социализма его не может быть, ибо ведущей тенденцией развития социалистического общества является расцвет благополучия. Но реальность оказалась другой» [22, c. 91]. Изучение проблемы отчуждения оказалось в распоряжении западной социальной философии, и это, по мнению белорусского социолога, во многом предопределило как судьбу так называемой перестройки, так и особенности постсоветского общественного развития.
Как известно, «перестройка в СССР» начиналась в виде поиска нового мышления и философского обоснования требований гуманизации существовавших в то время общественно-политических и общественно-экономических отношений, а ее последствия во многом объясняются неспособностью соотнести идеальное с реальным в виде соответствующего проекта или прогноза будущего, а сам инновационный подход с социально-культурной традицией. «Личность, – считает С. Т. Кавецкий, – поглощалась бюрократической элитой, номенклатурой, превращалась в конформиста. Именно этим можно объяснить всеобщее согласие и митинговое одобрение любого решения власть придержавших. Отсутствие сомнения, соглашательская позиция – вот, – считает он, – индикатор политического, социального, этического, эстетического, научного и т. д. отчуждения. И в этом смысле конформизм – это одна из форм отчуждения личности от власти и от самого себя. Таким образом, одной из глубинных причин распада СССР как раз и явилось отчуждение личности от средств производства, от земли, от политической жизни, от культуры и т. д.» [22, c. 93].
Эти виды отчуждения невозможно не только разрешить, но и понять вне национальной, народной, региональной, поселенческой, половозрастной, профессиональной и других социально-культурных традиций. Вне осмысления их связей с социальной нормой и факторами ее трансформации, вне понимания социальной нормы как выражения жизни, внешнего стимула и внутренней самоорганизации индивидуального и общественного бытия, вне постижения природы нормативного и девиантного поведения личности. Социальные традиции и научные инновации в современной системе права и юриспруденции Западной Европы и Беларуси оказываются не только взаимообусловленными, но и в известной степени исторически детерминированными самими условиями жизни.
Противопоставление социально-культурной традиции и инновационного развития как метафизики и диалектики, по мнению П. А. Сорокина, далеко небезопасно для самой жизнедеятельности общества. И эта опасность была уже воочию продемонстрирована на примере «советской перестройки». Ведь строить социальную жизнедеятельность возможно не только с позиции эмпирического факта и уже имеющегося социального опыта, но и с позиции теоретических, религиозно-мифологических и других рефлексивных предположений, основанных на философских и научных обобщениях, а не только на собственном опыте исторического развития.
Учиться же на чужих, а не на своих собственных ошибках чаще всего не позволяет неразвитость национального самосознания. И основной причиной тому выступает трансцендентальный характер нашего философского сознания, являющийся и основным препятствием на пути к развитию национальной философии. Ведь национальные традиции, как правило, имеют свои этно-религиозные, мифо-семантические, психо-соматические и другие основания и служат не только основой национальной идентификации различных народов, но и важнейшей предпосылкой интеграционных форм самобытного и инновационного развития. Основой же национальной традиции как самобытного развития выступает национальный менталитет, объединяющий психологические, логические и космические начала в единое целое. Одна лишь вера в «разум», «просвещение», оправдание жизни в свете абсолютных истин не решают задачу культурного развития вне личностного и национального его смысла, истинного своеобразия нравственных переживаний и кризисов. Необходимое для этого развития нравственное самоопределение неразрывно связано с осмыслением онтологического, исторического, этнического содержания художественных, политических и других идей. Иное дело, что это осмысление до сих пор, как правило, не осуществляется ни в познании, ни в политической и других практиках и требует своего дальнейшего философского осмысления, выходящего за рамки уже имеющихся достижений западноевропейской философии, например, неомарксизма и экзистенциализма, принципиально по-разному понимающими саму природу духа культуры.
Этот дух культуры далеко не исчерпывается лишь искусственными конструкциями мыследеятельности, но включает в себя религиозные, нравственно-эстетические, патриотические и другие чувства, формируемые самой спецификой жизнедеятельности в данных геоклиматических условиях, на данной территории, национальные и этнические образы мировосприятия. Для того чтобы определить роль национальной философии в познании современных глобальных процессов, необходимо, по меньшей мере, определить, что представляют собой само познание и такая его разновидность, как философия, какую роль в этом познании играет менталитет и мировоззрение народа. Связь между ними в познании аналогична взаимосвязи между левым и правым полушариями головного мозга человека. У представителей различных национальных культур образно-эмоциональное восприятие мира определяет сам характер философской и научной рефлексии или тип мышления, и, наоборот, образно-эмоциональное восприятие мира определяет тип мышления. Они по-разному характеризуют национальные, народные, поселенческие, профессиональные и другие социальные общности, одни из которых схожи или близки по своему духу, а другие существенно различаются.