Страница 10 из 17
Согласно известному афоризму «то, что для русского благо, для немца смерть», – то, что приемлемо для США или Западной Европы не всегда приемлемо для Беларуси, так как несовместимо с исторически выработанным образом жизни ее народов, особенностями культуры ее регионов и поселений. Это не всегда и не всем понятно по целому ряду причин, прежде всего благодаря сформированным за долгие годы стереотипам рационального мышления или классической рациональности. Различия между классикой, неклассикой и постнеклассикой как отечественной, так и зарубежной научной общественностью пока представляются весьма туманно и далеко не всегда улавливаются. Отсюда на первый взгляд кажущиеся необходимыми ответы на вопросы о преимуществах гражданского общества по сравнению с властью государства, специфике проявления и перспективах развития морального фактора в условиях социальной транзитивности; анализ формирования правовых ценностей в контексте цивилизационной модели развития Беларуси и рассмотрения их как фактора единения общества. Ответы эти чаще всего даются без учета взаимообусловленности цивилизации и культуры.
Поэтому надлежит прежде всего обосновать единство культуры и цивилизации как тождества противоположностей существующей социальной реальности; проанализировать социально-культурные предпосылки инновационного развития общества; исследовать мировоззренческие и ментальные составляющие национальной философии и ее возможности как фактора общественного развития; рассмотреть роль религии, и, в частности, христианства как важнейшего фактора консолидации и развития белорусского общества и его духовной культуры в целом, выявить основные источники его духовно-нравственной деградации и кардинальным образом переосмыслить идеологические, экономические и правовые предпосылки его инновационного развития. При этом важно избежать ориентации лишь на поиск объективной истины как основную цель познания и тем более цель научной деятельности.
Когда объективная истина превращается в цель деятельности, а само действие становится лишь целерациональным, из него исчезают социальные ценности и эмоциональные смыслы самого действия. Иными словами, в этом случае не только государство, но и само общество утрачивает свою способность быть социально ориентированными. Государство становится бюрократическим, хозяйственная деятельность – личностно-ориентированной или ориентированной исключительно на частный капитал, а общество – капиталистическим. М. Вебер и сегодня нам нужен для того, чтобы понять саму суть духа капитализма и в какой мере мы можем избежать связанной с ним «шоковой терапии», маскируемой либерально-демократическими лозунгами свободы выбора. Именно он впервые показал, что все общества западноевропейской цивилизации тяготеют к максимальной рационализации, одним из проявлений которой является специфическая «хозяйственная этика», определяющая все деловые отношения от архитектуры до бухгалтерского учета. Капитал и бюрократия противопоставляются здесь гражданскому обществу, декларируемому как проявление прав и свобод граждан. Основным источником экспансии современного капитализма, по М. Веберу, является максимальная рационализация общественной жизни и замена существующих культурных традиций, связанных с семейным укладом жизни и семейно-соседскими отношениями, государственно-правовыми и другими идеализациями и формальными образованиями, поддерживаемыми и направляемыми кибернетическими системами.
Изменить создавшееся положение дел в данных условиях уже невозможно лишь с помощью идеальных моделей и концепций рационального познания. Существующей теорией познания оценочные суждения противопоставляются логико-рефлексивным и рассматриваются как форма проявления иррационального и иллюзорного, искажающие отражения зеркала познания. Главное в этом познании – объективность и достоверность, познание внешнего материального мира, а не ценности и смысл жизни. Однако познание внешнего материального мира несводимо лишь к его зеркальному отражению. Оно невозможно без соответствующего его духовного образа и духовно-нравственной позиции самого познающего. А сама эта позиция несводима лишь к субъект-объектным отношениям физического или психолого-физиологического отражения реальности как независимой от общества и его культуры, а следовательно, и от деятельности самого человека, его сущности. Она предстает как основной источник нравственно-волевой активности самого человека, играющий существенную роль в образе жизни общества и служащий основой единства социального и индивидуально-личностного, внешнего и внутреннего.
Социальная реальность Беларуси в данном исследовании предстает как социально-культурная реальность, выступающая объектом и предметом философского исследования. Ее исследование становится основным содержанием второй главы работы. Иными словами, это одна из первых попыток взглянуть на социальную реальность Беларуси не с позиции традиционной теории познания и принципов человекомерности философской антропологии, а с позиции истории ее становления и развития как социально-культурной общности или философской онтологии ее реального существования. Социальная реальность предстает здесь как категория гносеологии и онтологии. Дается ее этнокультурный философский анализ и синтез. Не логический анализ исходных понятий, а социальная реальность выступает здесь как источник образного и понятийного познания: ее цивилизационных и культурных оснований. Эти основания можно постичь не на основе отражения самой реальности в мышлении человека, а благодаря ее пониманию, которое является не только социальным феноменом, но и в достаточной степени индивидуально субъективированным. Оно всегда связано с определенным контекстом.
«Контекстное содержание может иметь самую различную нагруженность. Оно также может быть структурировано от предельно общего – уровня социума, через исторические, культурные, национальные контексты до личностного индивидуализированного уровня. На высших ступенях этой иерархии дискурсы навязываются личности через различные механизмы социального воздействия и социального наследования, в частности, общественные слои и этнические группы продуцируют идеологически значимые дискурсы в целях установления и поддержания своей гегемонии, а также в целях изменения действительности. Что касается личностного индивидуализированного уровня, то в условиях индивидуализации человек создает не только новые предметы, но и новые социальные отношения, в которых он постоянно находится» [15, с. 66].
На сегодняшний день не подвергается сомнению, что одни и те же тексты в разных культурно-исторических условиях понимаются по-разному. Одно и то же в разных культурах, разных религиозных конфессиях имеет различный смысл и значение. Поэтому понимание человека в современной христианской традиции и его отражение в обыденном сознании белорусов при анализе их этно-социальной жизнедеятельности как социокультурной реальности играет гораздо большую роль, чем их логический анализ. Нетрадиционная религиозность в социокультурной системе Республики Беларусь всегда сопряжена с соответствующим изменением образа мысли и действия. Определяющую роль здесь играет специфика идеологии и практики, потенциал влияния на общество.
«Дискурс рассматривается как совокупность социальных практик, в рамках которых конструируются и воспроизводятся значения и смыслы. Поэтому его принято рассматривать как атрибут любой социальной деятельности и любой социальной институциализации, позволяющей прийти к более глубокому пониманию как исторических, литературных или философских источников в целом, так и отдельных событий, описанных в них, в частности» [15, с. 66]. Без него невозможно понять и оценить основные вызовы и последствия социально-культурных трансформаций в европейском культурном пространстве в условиях транзитивности. Невозможно по-новому взглянуть на социальные преобразования, их человекомерность и социально-культурную детерминированность, не учитывая феномен начала как источник динамики культуры или процесс развития и изменения, связанный с переходом от линейного к циклическому развитию. Без учета этого фактора вначале по традиции исследователи стремились определить парадигмы религиозности населения и свободы совести в новейшей истории Беларуси и постсоветского пространства в XX – начале XXI в. на основе традиционной гносеологии.