Страница 4 из 8
Так вот, наступила пара по зельям и эликсирам. И едва я зашла в аудиторию, то тут же наткнулась на радостно скалящуюся морду лица Маркуса и вспомнила его утреннюю угрозу. Одно меня успокаивало – если этот придурок кинет мне в котелок семена стручка огнестрела, как грозился еще на первом курсе, достанется всем присутствующим, включая Норона. Всем – потому что стручки огнестрела начали бы плеваться во все стороны маленькими и очень противными огненными семенами, а Норону – потому что в него бы от души плюнула я. Огнем и прямо в рожу.
А с любой другой пакостью я должна была справиться. В конце концов, ну как-то же я сдала эти экзамены.
Пара шла обычно: магистр Опиус прочитал нам лекцию о зелье хорошего настроения, которое в малых дозах полезно для боевого духа, а в больших вызывает наркотическое привыкание, а затем начал проводить демонстрацию процесса варения. И я уже даже почти расслабилась, когда Опиус прервался на полуслове и раздраженно спросил:
– Ну что вам, Норон?
– Магистр, мы уже изучали это зелье самостоятельно, может, вы нас отпустите?
Опиус в целом был мужиком нормальным, понимал, что его предмет не первостепенной важности для студентов боевого факультета, а потому давал разного рода поблажки тем, кто действительно хорошо разбирался в теме. Норону, например.
– А «мы» – это кто? – педагог приподнял бровь. И я его понимала, во всем выпускном курсе кроме Норона никто не мог похвастаться глубоким знанием этого предмета.
– Мы – это я и Эмбер, – бодрым голосом заявил этот ледяной гад.
– Эмбер? – брови Опиуса поползли вверх. – Эмбер Хартман?
Я хотела пискнуть, что это какая-то кошмарная ошибка, но Норон все тем же бодрым голосом подтвердил:
– Да-да, она. Утром мы с ней обсуждали, что тема плевая, просто нехорошо пропускать занятия…
Аудитория притихла. Затаилась. Ждала эпической развязки. О том, что я этого не говорила, ну просто не могла говорить, знал вообще каждый присутствующий, включая Опиуса. Во-первых, потому что мои глубокие знания стали причиной нового остекления этажа алхимиков. А во-вторых, потому что мы с Нороном в принципе не разговариваем на банальные скучные темы.
Я искренне надеялась, что магистр не купится на этот фарс, и он не купился!
– Норон, я практически в восторге от вашего желания произвести хорошее впечатление на свою невесту, но все мы прекрасно понимаем, что как только я отвернусь, вы сварите зелье и себе, и ей. А оно входит в список экзаменационных билетов. Несмотря на, кхм, исключительные таланты Хартман в моем предмете, я все еще не теряю надежды хоть что-нибудь вложить в ее хорошенькую головку, которая все никак не может принять тот банальный факт, что иногда даже тугой кошелек не поможет обзавестись склянкой-другой.
Я уже даже облегченно выдохнула, как все стало еще хуже:
– А потому, госпожа Норон, раз ваш жених оказался не слишком убедителен, вам придется убеждать меня самостоятельно. Прямо сейчас.
– А? – я растерянно хлопнула глазами.
– Поднимайтесь на кафедру и покажите всему факультету, насколько это «плевая» тема.
Ну все, ледяной, тебе конец. Спать будешь на пепелище.
8
Это были самые позорные сорок минут позора в моей жизни. Пока я стояла за специальным демонстрационным столом на возвышении лицом к огромной аудитории, которой только остатки силы воли не позволяли начать ржать, все мои мысли были посвящены одному-единственному человеку.
Маркусу Норону.
Отвечая невпопад на вопросы магистра, который даже не собирался изображать сострадание ко мне, я усиленно искала самую жестокую, самую болезненную выходку, которую только можно отколоть без отчисления. И – о чудо! – я ее нашла. А когда нашла, прямо воодушевилась. Начала пританцовывать, демонстративно принюхиваться к зельям, забрасывать ингредиенты в котелок с максимально дальнего расстояния – то есть от конца стола. Короче, кривлялась изо всех сил, развлекая почтенную публику и награждая уважаемого магистра нервным тиком.
А когда прозвенел спасительный звонок, я кинула в котелок лист хапулы, отчего все мое многострадальное варево просто и без изысков обратилось в воду. Посмотрела на магистра Опиуса и изрекла глубокомысленное:
– Упс.
Тот прикрыл глаза, сделал глубокий вдох и произнес:
– Хартман… это просто… просто… просто уйдите с глаз моих.
– С удовольствием! – радостно воскликнула я и вылетела из аудитории, взметнув листы записей первого ряда.
Когда на обеде ко мне за столом присоединились Норон, Амелия и еще пара каких-то нороновских друзей, я продолжала излучать радость и добродушие, буквально шокируя присутствующих. Всех, кроме ледяного, конечно.
– Эмбер… – неуверенно позвала Амелия. – Ты прямо светишься вся… Что успело случиться хорошего от кабинета до столовой?
– Ничего, – безмятежно ответила я, натыкая на вилку листик салата.
– А отчего ты такая… счастливая? – подруга с трудом подобрала слова.
– Настроение хорошее, – тем же тоном ответила я.
– Так и знал, что тебе понравится, – ухмыльнулся Норон.
– Ах, Мракус, – я подарила парню самую милую свою улыбку, окончательно того сбив с толку, – главное, не что понравится мне, а что понравится тебе.
– Эмбер, ты меня пугаешь, – честно заявила Амелия. – Может, она нанюхалась там чего на паре? – спросила моя подруга-предательница у Норона.
– Сложно сказать, – парень окинул меня задумчивым взглядом. – Но я бы на твоем месте сегодня ночью дверь закрыл. А лучше – подпер.
– О, дорогой, – промурлыкала я, – что мне те двери! Ты же знаешь, моя страсть не знает преград.
Вот тут уже Норон нервно сглотнул, а я подперла щеку кулаком и добила жениха мечтательным тоном:
– Ты будешь впечатлен, гарантирую.
Один из друзей Норона хлопнул того по плечу и заявил:
– Ну, рад был с тобой познакомиться. Мы будем помнить о тебе.
– Вечно, – поддакнул другой его друг.
А я вздохнула так мечтательно, что все присутствующие синхронно отодвинулись подальше.
9
– Скажи честно, ты решила разнести общежитие? – доверительным тоном спросила Амелия, когда мы остались одни в нашей гостиной.
– Зачем? – не поняла я.
– Ну ты явно задумала что-то недоброе.
– Это да-а-а… – мечтательно протянула я.