Проект «Мессия»

– То есть изменяешь Джес, – Миша произнес эту фразу нарочито громко, и некоторые посетители бросили взгляд на их столик.

– Майкл, пожалуйста, тише, – Эндрю поморщился. Ему была явно не по себе, что друг привлекает внимание посторонних к их беседе. – В общем, я после этого душевный дискомфорт испытываю, стыд. Расскажи мне, научи, как я должен мыслить, чтобы от этого избавиться, а может еще и гордиться своим блядством, как ты.

– Ты хочешь, чтобы я подсказал тебе, как изменять Джессике и не испытывать при этом стыд?! – Миша снова произнес свою фразу нарочито громко. Глаза его блестели, в голосе сквозили ноты гнева и возмущения (это было наиграно). – Нет, товарищ, – сказал он уже тише. – Ты просишь научить тебя гнусным вещам. И это не ко мне. Я готов помочь только в том случае, если ты выберешь путь духовного развития. И здесь я всегда тебя поддержу и дам подсказки. Но идти по этому пути каждый должен сам. Даю тебе первую подсказку: назвав измену девушке «внесением разнообразия в интимную жизнь», ты уже сделал свой первый шаг на пути самосовершенства.

Лицо Эндрю было сосредоточенным.

– А вообще, мой тебе дружеский совет, Эндрю. Если ты считаешь себя порядочным человеком, джентльменом, то на Джессике либо женись, либо расставайся и не дури девчонке мозг. Но лучше, конечно, женись. Хорошая вы пара. А «вносить разнообразие» или, как ты там назвал свои похождения, никто тебе не помешает и после свадьбы, если уж очень этого захочется. Ты же в конце концов не раб на цепи. Главное, чтобы семья от этого не страдала. Ведь насколько б ни была вкусна домашняя еда, но в ресторан мы все иногда имеем право захаживать. Это была вторая подсказка. Не благодари.

Эндрю некоторое время молчал, потом тихо произнес:

– Спасибо, Майкл.

– Что!? Спасибо!? Какой же ты все-таки подлец и подонок, Эндрю. Подлец и подонок! Но я все равно тебя люблю! – Миша крепко обнял и поцеловал друга.

– Знаешь, Эндрю, – снова заговорил Миша. Его взгляд был задумчив. Он повернул вилку зубцами вверх, а нижней частью начал водить по столу, рисуя невидимый нолик, – никак у меня тот другой Миша из головы не уходит, – Эндрю оторвался от салата и вопросительно поднял бровь. – Ну тот несчастный парень-трудяга, который работу искал на побережье. Я и раньше, когда знакомился с девушками, не любил распространяться о своем материальном достатке, а теперь по идейным убеждениям вообще решил говорить, что я простой мойщик яхт.

– Ну и как успехи в охоте? – кусочек рукколы прилип к нижней губе Эндрю и двигался вверх и вниз вслед за челюстью.

– Ну как, похуже, конечно, чем раньше. Можно сказать, вообще никак. Девушки, как слышат, что я яхты мою, так шарахаются как от прокаженного, номер телефона в черный список заносят, – во взгляде Миши читалась грусть.

– Не любят девчонки пролетариев?

– Не любят, – вздохнул Миша, – Им богатеньких мажоров подавай, вроде тебя. А простые ребята-труженики вынуждены свои кровные на порнохабе просаживать.

Эндрю отхлебнул небольшой глоток вина и вытер рот салфеткой.

– Слушай, Майкл, – в глазах парня снова забегали лукавые огоньки, – а представь, что в то время, когда ты, владелец клуба, говоришь девчонкам, что ты мойщик яхт, где-то мойщик яхт говорит, что он владелец клуба, – Эндрю необычайно развеселил собственный внезапный каламбур. – Такая вот диалектическая зеркалочка.

В это время официант с корзиной цветов и прозрачной миской отборной клубники направился к фиолетовому столику в противоположном конце зала. Друзья с интересом наблюдали за реакцией девушек, которым официант что-то объяснял, указывая в их направлении. Девушки смущенно и весело улыбались и делали ребятам благодарные жесты руками.

– Ах, Эндрю, как приятно совершать что-то прекрасное и видеть результаты своего труда. Я заметил, что даже мелочь, сделанная от души, преумножает добро. Посмотри, как счастливы девушки этому пустяковому, ни к чему не обязывающему знаку внимания. Если бы все мы относились друг к другу уважительнее и добрее, мы бы еще в прошлом веке достигли коммунизма.

– Слушай, Майкл, а ты собираешься когда-нибудь обзаводиться семьей? – неожиданно спросил Эндрю.

– Ну конечно, я ведь живой человек. Вот созрею морально до этого шага, найду свою половинку и создам семью, – Миша пребывал в приятном расположении духа и периодически посматривал на столик с девушками.

– А что ты будешь делать, если придет коммунизм, а ты женат?

– В смысле, что делать? Жить, любить, творить, – Миша пока не понимал, что имеет в виду собеседник.

– Но ведь коммунисты собирались упразднить институт семьи и ввести общность жен.

Эндрю тут же пожалел, что произнес эти слова. Его фраза оказалась триггером. Глаза Миши засверкали. Выражение лица из расслабленно-мечтательного начало поочередно превращаться в суровое, гневное, задумчивое, будто он был человекоподобным роботом, в программном обеспечении которого происходила перезагрузка. Эндрю спинным мозгом чувствовал торнадо, который бушевал в Мишиной душе.

– Нет, Эндрю, – наконец выпалил Миша. Он облокотился на стол как на трибуну и стал похож на революционного агитатора, выступающего перед рабочими, – это вульгарщина, поклеп и клевета, ложно понятые посылы, неверные интерпретации, сознательная дискредитация…

Миша вдруг осекся на полуслове. Он закрыл глаза, сделал несколько вздохов, как бы пытаясь взять над собой контроль и привести в порядок мысли. Через несколько секунд его лицо стало спокойным и уверенным, а голос ровным и выдержанным:

– Ты спрашиваешь, будет ли в новом, более высоконравственном обществе упразднена семья как институт? Отвечу. Семья в ее допотопном понимании, где жена – это секс-наложница, бесплатный обслуживающий персонал и объект самоутверждения морально несостоятельных мужей, будет изжита вместе с иными институтами насилия и принуждения. Семья как добровольный творческий союз равноправных, самодостаточных и независимых личностей будет возвеличена и станет основой нового общества.

Миша сделал паузу. Он больше не отвлекался на приветливые теплые взгляды, которыми периодически одаривали его девушки.

– Ставить слово «общность» рядом с таким словом, как «жена» может только низменная, шовинистическая личность с сознанием рабовладельца или дикаря. Наша задача заключается как раз в возвеличивании женщины, уравнивании ее во всех правах и свободах, какие только возможны. В том числе в свободе самой выбирать себе мужчину по душе или отказаться от какого-либо выбора вовсе, не будучи при этом поставленной в материальную, моральную или какую-либо иную зависимость. И тогда союзы между мужчинами и женщинами станут создаваться действительно на основе любви и взаимного согласия. А если в более далеком будущем после длительных изменений и трансформаций брак как общественный институт себя изживет естественным путем, то ничего страшного ни для нас сегодняшних, ни для нас будущих в этом не будет.

Последние слова Миша произнес более мягким тоном, что означало, что он закончил свой спич. Эндрю еще пару секунд удивленно смотрел на Мишу, как бы убеждаясь, что тот действительно закончил.

– Обалдеть, Майкл! Ты бы видел себя со стороны. Я как будто на спиритическом сеансе побывал. Это вообще ты сейчас говорил или кто-то другой в твоем теле? Если бы в записи такое посмотрел, подумал бы, что это какой-то киношный трюк с переселением душ.

Миша молчал, по его лицу бегала легкая улыбка. Он был доволен произведенным эффектом. И вдруг глаза его стали сосредоточенно-суровыми, кадык дернулся, словно перезарядился затвор помпового ружья.

– О нет, Майкл, нет, – Эндрю узнал этот взгляд и выражение лица и понял, что сейчас произойдет. – Только не это, пожалуйста, по крайней мере меня в это не втягивай. Я русского не знаю.

Но было поздно. Миша уже пел. И не было в мире силы, способной остановить его песню.

*

В тот вечер из клуба ребята уехали в компании трех невероятно привлекательных девушек, которые отдыхали за фиолетовым столиком в другом конце зала. Из всех троих Мише особенно приглянулась стройная брюнетка в салатовом платье с чертами лица египетской богини. Вечер продолжился у Миши на «Сильвии», так называлось его судно. И в этот раз он не выдавал себя за мойщика яхт.