Жданов, отвали!

Ответом послужила тишина. Вдруг ожил экран телефона, оповещающий о сообщении в Вайбере. От Нади, какое–то фото. Я не понимаю, что за игры! Открываю сообщение и фыркаю, стукнув кулаком по двери. Какая блядь постаралась?!

– И что?!

В ответ не раздаётся ни звука.

– Открой, поговорим, или я вынесу эту дверь. А завтра на асфальте не надписи появятся, а соседи с бубнами, будут стоять под окнами и выяснять отношения!

Я безумно взбешен, сейчас просто прикончу её одним испепеляющим взглядом. Дрянь! Я полгорода обмотал, а эта зараза жопу у себя греет! Что за дурость!

В ответ, на удивление, лязгнул замок и дверь открылась.

– Разговаривать не о чем, – сразу отрезала девчонка просевшим голосом. – Забери это, – она протянула ключи от моей квартиры.

Я игнорирую ключи, сосредоточив внимание на её лице. Плакала, накрутила себя до безумия. ПМС? Да сто пудов.

– А поговорить слабо?

Поднимает на меня взгляд, холодный и отстранённый.

– Ну давай. Какая она на вкус?

Я закипаю ещё больше, боюсь, что подобного представления не ожидал в самом глупом сне. Оправдываться? Но за что? За то, что не делал?

– Ты правда это хочешь слышать?

– Это же ты хотел поговорить о случившемся, так говори.

– Это не то, что ты себе надумала.

– Это поцелуй взасос. На твоём воротнике помада. Нет необходимости ничего додумывать на самом деле, всё итак ясно.

Я бессознательно шлепнул ладонью по шее, экстренно вспоминая, куда именно напоследок пришелся поцелуй Снежанны.

– Ничего не было. Не беси меня, сколько можно сомневаться в моих обещаниях?!

– Ну как тебе сказать, Жданов? – вижу, что девчонка начинает отмирать, сбрасывая холодную маску, и закипать, – Ты говоришь, что ничего не было, и стоишь перепачканный в чужой помаде. Думаю, что в человеке перестают сомневаться, когда он держит своё слово и не даёт поводов в себе сомневаться. И это не наш случай.

– Это всё?

– Судя по всему да.

– Браво, Богатырёва. Успехов тебе.

Я больше не смотрю на Надю, мне противно. Противно от того, что кто–то опять попытался влезть в нашу жизнь, кто–то специально делает так, чтобы мы не доверяли друг другу. Её право мне не верить. Её выбор. Получается, что мои слова о чувствах тоже пустой звук? Жила всё время рядом и наблюдала, когда сорвусь? Да наблюдала, тут придумывать велосипед нет смысла.

Тошно до безобразия, до умопомрачения. Я зол на Снежану, зол на себя, на всех и вся, что меня окружает.

Таксист верно меня ждёт.

– Жива? А то на тебе лица нет.

– Ничего с ней не станется. А теперь домой, спать. Сюрприз удался.

40 глава

Когда за Никитой закрылась дверь, я рвано вдохнула и рвано выдохнула. Думала, что если он приедет, будет сложнее. Драматичнее. По своей девичьей наивности и глупости я представляла себе, как он валяется в моих ногах, клянётся, что его оболгали и изнасиловали, а я не выдерживаю и прощаю его, потому что люблю. Люблю так сильно, что в груди сейчас одни лохмотья.

Но нет. Он упростил всё своим приездом. Даже не потрудился ничего объяснять и пожелал успехов, такая вот сильная любовь, ага. Охотно верю. Если для него такие вещи в порядке вещей, то нам однозначно не по пути, потому что для меня – нет.

Ровным счетом так же молниеносно, как слухи о нашем романе, по универу разбежались слухи о нашем расставании. Мне легче не стало, я теперь стала объектом ещё больших ухмылок и насмешек, а Жданов был героем. Снова свободен, снова можно выходить на охоту, чем местные девицы и воспользовались. Каждое утро Геля с огромнейшим удовольствием рассказывала всем свободным ушам в аудитории, что Никита вытворял вчера в клубе и как славно, что всё вернулось на круги своя.

Я потратила не мало внутренних сил, чтобы, во–первых, не вестись на эти истории, а во–вторых выглядеть сногсшибательно каждое гребанное утро. Чтобы тот раз, когда он видел моё заплаканное лицо, стал последним разом, когда кто–то снизошёл лицезреть меня в минуты слабости, и Катеньку это очень пугало. Она считала, что нет ничего опаснее сидения на пороховой бочке с тлеющем фитилем, когда не можешь знать, когда всё же рванет.

– Не рванет.

– Надя, ты можешь быть откровенна со мной. Я клянусь, что я выслушаю тебя, дам выплакаться, тебе станет легче, – уверяла меня Катя, но я была в корень не согласна. Мне казалось, что если я вновь позволю себе слабость и начну плакать, я умру.

Мы шли по коридору, когда нас вдруг окликнул Рома.

– Катя, встречаемся в восемь в Эволюшн. Надежда, ты тоже идёшь, и я не желаю слышать ни слова. Если надо будет – на руках затащу, мелкая.

То, как он меня назвал, резануло как серпом по яйцам, и не мне одной. Недалеко от нас стоял Никита, сверявший расписание. Он быстро скрылся с виду, стоило нам лишь столкнуться взглядом.

– Ты бы видела его лицо, – начала было Катя, но я попыталась её прервать.

Не видела и не хочу. Если бы так просто было заставить ее умолкнуть!

– Какой взгляд он на Ромку бросил, Надя, я удивлена, что тот не пал замертво прямо посреди коридора!

Я лишь покачала головой. Хорошо, что не видела. Не нужно мне никаких взглядов и никаких поблажек для него. Он не заслужил ни единой.

В клубе Рома практически не отходил от нас с Катей, окружив нас вниманием. Когда Катюша отошла, я насела на парня.

– Ладно, рыцарь, колись на кой я тебе сдалась. Да ещё и настолько, что ты себе хочешь нажить врага в педагогическом составе?

– Что, заметила, как его перекосило? Не знаю я, из–за чего вы погавкались, но он тебя постоянно пасёт. И знаю я этот взгляд. На бывшую так не смотрят.

– Не лей мне мёд на рану, Романишин, – усмехаюсь, делая пару глотков коктейля. – Ладно Жданов, но тебе это зачем?

– Ты деваха умная вроде?

Недоуменно сдвигаю брови, не понимая, к чему он клонит.

– И Катя умная. А я не очень. Не брачный материал, так сказать, – хохотнул.

– Так ты за Катькой увиливаешь? – выдыхаю с облегчением и кладу ладонь ему на грудь, – что ж сразу не сказал?

– Поможешь? – испытующим взглядом смотрит на меня.

– Конечно!

Боже, да как камень с души свалился. Рома хороший парень, но со мной всё печально. Как хорошо, что ему просто нужна сваха. И мне будет на что отвлечься от своей горе–личной жизни, хотя бы на время.

Я слушаю его планы и идеи и поражаюсь его смышлености и прозорливости. Он разбирается в людях, это чувствуется.

– Только со Ждановым ты не угадал, – пожимаю плечами, – зная, что я сегодня пойду в этот клуб... Он не приедет.

– Да? – игриво вскидывает бровь и склоняется к моему лицу, заставляя меня почувствовать себя неуютно, – а кто же это тогда стоит с бокалом виски за колонной и все пять минут разговора пьёт в одиночестве и глаз с нас не сводит?

Я дёргаюсь, но Рома придерживает меня, чтоб я резко не обернулась. Со стороны наверное похоже на то, что мы обжимаемся.

– Я знаю, как работает психология у мужиков, Надя. И этот мужик на тебе помешан.  Не оглядывайся. И жди, ты его непременно увидишь.

Увидела, блядь. Глаза б мои этого не видели! Этот козёл решил устроить мне вечер кипяточку и обжимал чуть ли не каждую бабу в сраном клубе. Я забыла и о таких обнадёживающих словах Ромы, и обо всём на свете, когда наблюдала за тем, как эти руки, которые прижимали меня к себе, обнимают других, как он танцует каждый раз с новой бабищей и психовала. И пила. Много пила.

Рома с Катей отвезли меня домой и Катя осталась со мной ночевать. Утром она, краснея, похвалилась, что они с Ромкой поцеловались на моей кухне. Я же могла поцеловаться разве что с унитазом, так меня рвало после того, как сильно я перебрала.

– Там что, был Ваня тоже?

– Ой, да, – откликается из кухни Катя, – ты была очень жестока, когда он подошёл и попытался с тобой заговорить, там все в радиусе пару метров обомлели.

– Никита видел? – спрашиваю, ненавидя себя за слабость.

– И слышал. Он как–то вдруг оказался совсем рядом, когда нарисовался Ваня, а потом так же незаметно исчез.