Подарок в Сочельник

29 глава

Игорь

План оставался все тем же - поправиться до выходных и рвануть на природу. Видит Бог, нам это нужно. К тому же, к концу рабочего дня мне поступил звонок. Неприятный. Из опеки. Контрольный, так сказать. С обещанием наведаться на следующей неделе.

Сдержать поток бурной брани после беседы мне помогло лишь то, что я стоял в коридоре и был окружен студентами и коллегами. Хотя ругаться хотелось, и крепко. Вот какого черта прицепились? Мы выполнили их чертово условие с браком. Мы родственники малышки. Нет никого в этом мире, ближе нас, кому она дороже и нужнее. Но нет же, личных бесед со мной им недостаточно, нужно приехать и лично в каждый шкаф заглянуть и наше с Ольгой грязное белье потрясти. За ассоциальными личностями бы так смотрели, больше толку было бы. А то туда они боятся, а нормальной семье в непростой период мозг достать чайной ложкой - это всегда пожалуйста.

Проблема была еще в том, что мы так и не знали, как сказать Нике правду о том, что случилось. Мы работали с психологами, и сегодня я должен сказать ей все как есть. Эту ношу я взял на себя не раздумывая. Олечка слишком переживательная и эмоциональная, она сама еще не переварила и не прожила случившееся, и вряд ли сможет сдержать эмоции. Я смогу. Годы тренировок. И личная травма из собственного детства, которая, я надеялся, в этот раз поможет мне найти верный подход к Доминике.

К концу рабочего дня я набрал Оле и убедился, что бабушка приехала, у нее есть помощь и все хорошо. Сам же я отправился в другой город, в квартиру брата. В прошлый раз я собрал все необходимое, но девочка стала просить свою подушку, из своей кроватки, и мы с Олей решили, что будет лучше, если я привезу ее постель. Мы оба понимали, что многое должно быть сделано для ее психического комфорта, и на нас огромная ответственность.

Добрался быстро, но минут 15 не мог заставить себя выйти из машины и подняться в квартиру. В квартиру, где перед глазами сразу встает образ Димы. Алены. Я сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели. Мой мозг до сих пор отчаянно противился тому, что брата и его жены больше нет. Узнал, что они женаты, я случайно. В прошлый свой сюда приезд. Когда искал необходимые документы. Расписались незадолго до трагедии, никому ничего не сказали. Что у ним происходило - так и не узнаем уже.

В квартире все осталось нетронутым с прошлого моего приезда. Я поджал губы и решительно вошел, хотя это не далось мне легко. Было дикое желание просто умчаться вон. Не погружаться в это горе снова, не шарахаться от призраков того, что могло бы быть. Я вполне четко мог представить, как Дима сидит за столом, а Алена с Никой на полу играют в кукол. Так четко, что было больно от осознания того, что этого никогда не будет. А тот факт, что они хотели еще ребенка, так и не отпускал ни меня, ни Ольгу. Нет да нет, мы вспоминали эту брошенную Никой фразу и переглядывались затравленными взглядами. Тяжело все это, и дико больно. И если так рвет душу нам, взрослым, то как ей, малышке...

Собрав необходимые вещи, я в последний раз оглядел взглядом гостиную, сканируя и думая, что еще взять, чтоб в следующий раз не возвращаться. Для меня эта квартира после случившегося похожа на пыточную, и я понимаю, что чем чаще буду сюда ездить, тем больше захочу начать пить, а это непозволительная роскошь теперь, когда у меня жена и дети. Да и нет ничего хорошего и здорового в том, чтоб так проживать горе и эмоции. Но проживать их экологично тоже не получается. Только когда я рядом с ней. Когда Оля рядом, остальное отходит на задний план. Я вижу ее, детей, и понимаю, что ради этого стоит жить. Но здесь, в этой пустой, молчаливой квартире, депрессия начинает тянуть ко мне свои костяные лапы слишком быстро и охотно.

Раздраженно качнув головой, выхожу в коридор, отношу последнюю сумку и вспоминаю, что Оля просила привести их оставшиеся документы. Пусть лежат у нас дома, чтоб лишний раз сюда не ездить. Мало ли что понадобится, мало ли, к чему прикопается проверка, когда приедет.

Возвращаюсь назад, открываю стеллаж и вижу одну вещь, которая хранит в себе много радости и много боли - фотоальбом. Наверное, в данный момент, это самая ценная вещь для Ники во всей этой квартире, и чем старше девочка будет становиться, тем больше эти кадры будут значить для нее. Кадры, на которых изображены молодые, красивые и счастливые мама и папа, которые любят свою дочь и думают, что у них вся жизнь впереди...

Я достал альбом и присел в кресло. Зачем это делаю, не знаю. Как маньяк, который любит причинять боль, только не другим, а себе. Первый же кадр - после выписки из роддома. Алена худенькая, бледная, уставшая, а Дима сияет, словно премию выиграл. Я понимаю, что довольно быстро изображение начниет терять резкость в моих глазах, и к ним подступает обжигающая волна непрошенных слез, которые я как могу пытаюсь сдержать. Пацаны же не плачут. Именно это ты, братишка, говорил мне, когда я смотрел на фото мамы и ревел, понимая, что никогда не узнаю её.

И вот теперь... Блядь.

Я порывисто отложил альбом в сторону, держа себя в железной узде, и из него что-то вылетело. Что-то маленькое и серое. Я раздраженно вытер глаза, согнулся и поднял бумажку. Бумажку, которая оказалась старой фотографией. Старой фотографией круглощекого мальчика, чем-то напоминающего Артура. Чье это фото? Папа Алены? Или?..

Всматриваюсь в черты лица, и, не сразу, но узнаю отца. Совсем не похож на себя. А вот бабушка на заднем фоне выдает. Потому что чем старше он становился, тем больше был похож на мать. У бабушки были совсем не женственные черты лица, но при этом какой-то особый шарм. И доброта, искрящаяся в глазах. Её видно даже сквозь пожелтевшее фото.

Я улыбнулся, погладил пальцем щеку ребенка, которого не узнал, и спрятал фото в альбом, а альбом в стеллаж. Взял папку с документами и поспешил на выход. Пора возвращаться домой, к семье. К сожалению, этот адски сложный день для меня не окончен.

Оля встретила меня в коридоре. Взглядом, не тратя слов при детях, спросила, как съездил, а я молчаливым кивком дал понять, что все нормально.

- Мы с Артуром как раз собрались на прогулку, - обозначила, бросив мимолетную улыбку Доминике.

Я понимал, видел, как тяжело она ей далась. Сжал ладонь жены, через прикосновение давая почувствовать свою поддержку. Сам же понял, что мне поддержка не нужна. Справлюсь. У меня нет иного выбора. Маленькая девочка нуждается в ресурсном взрослом, права падать в свои травмы у меня нет. Я должен быть ее опорой в этом, каменной стеной, за которой можно спрятаться.

Ольга с Артуром собрались и вышли, взяв необходимые для прогулки вещи, а я улыбнулся Нике.

- Я привез тебе кое-что, - сказал ей и продемонстрировал сумку. - Пойдем, посмотрим.

Ника довольно скакала вокруг ног, пока шли в комнату, пытаясь заглянуть в сумку. Подушка её порадовала. Она запищала, схватила и обняла ее, зарывшись носом и вдыхая запах.

- Пахнет как моя мама, - сказала, а я поджал губы и укусил себя за внутреннюю сторону щеки. Душераздирающе это все...

Девочка оторвалась от подушки и подняла на меня полный надежды взгляд.

- Когда же мамочка вернется?

- Она не вернется, - сказал, покачав головой. - Ты же знаешь, малыш.

Мы объясняли как могли, напрямую не касаясь. По совету детского психолога, мы не поддерживали фантазии о возвращении родителей, чтоб не нанести еще большую травму. Мягко говорили о том, что это не командировка и не поездка куда-то, откуда можно вернуться. Но ребенок не мог понять этого, ведь она ребенок. И поэтому следующий совет психолога был сказать прямо. Согласно возрасту объяснить малышке, что такое смерть. Я пытался вспомнить, как это было в моем случае, но не мог, и спросить уже не у кого. По крайней мере с того возраста, что я себя помню, я уже четко знал, что моя мама умерла. Значит, это было до меня донесено, отцом, Димой или соседям, которым всегда есть дело, не знаю, но кем-то донесено.